История интересная vs История «правильная»

“Киев — мать городов русских и украинским никогда не был и не будет!» — ультимативно заявил офицерам Украинской галицкой армии белогвардейский генерал Николай Бредов в ночь с 31 августа на 1 сентября 1919 г. Однако годом ранее этот категоричный генерал служил в армии Украинской державы гетмана Павла Скоропадского. История гражданской войны 1917-1922 гг. полна такими парадоксами и приколами. Тем не менее, многие люди, мнящие себя знатоками истории, до сих пор склонны смотреть на те события исключительно через шаблонные схемы.

Статья «“Українська історія” білої армії» (http://ord-ua.com/2009/04/30/ukrayinska-istoriya-biloyi-armiyi/) – об украинских частях в армии адмирала Колчака – вызвала много критических откликов. В большинстве случаев, их суть сводится к тому, что собственно украинский фактор в тех событиях не играл никакой (или значительной) роли. И события в Сибири и на Дальнем востоке развивались в сугубо общероссийском контексте.

Носители великорусского апломба категорично утверждают, что никаких украинцев в ту пору не было (не считая отдельных провокаторов), а была «единая Россия». Все, воевавшие в белых армиях, считали себя русскими, ну, или в крайнем случае – малороссами. В итоге, материал назвали плодом воображения «свидомых историков».

Действительно, в последнее время некоторые исследователи слишком выпячивают «национальный инстинкт», что не делает их работы более убедительными. Однако исторические представления ревнителей великорусскости, категоричность их суждений, выглядят не менее (если не более) карикатурно. Опыт общения подсказывает, что носителей бескомпромиссного и пустого как барабан великорусского апломба переубедить почти невозможно. Но все же, попробую опровергнуть несколько устоявшихся великорусских стереотипов. А чтобы быть более убедительным – буду ссылаться только на российских историков, которых тяжело заподозрить в «свидомости».

Стереотип № 1: о пределах российских

Перво-наперво, стоит уяснить – все ли пространство Российской империи воспринималось ее обитателями как собственно Россия?

По мнению целого ряда российских историков, на рубеже ХІХ-ХХ веков Дальний восток и даже Сибирь воспринимались не как Россия, а как земли, подлежащие российской колонизации. Земли, которым предстояло стать Россией. Тут стоит обратить внимание на работу Анатолия Ремнева «Сделать Сибирь и Дальний Восток русскими. К вопросу о политической мотивации колонизационных процессов XIX — начала XX века» (http://www.zaimka.ru/03_2002/remnev_motivation/), а также на лекцию Алексея Миллера «Империя и нация в воображении русского национализма. Взгляд историка» (http://www.polit.ru/lectures/2005/04/14/miller.html). Миллер является автором ряда профильных исследований: «Империя Романовых и национализм», «Западные окраины Российской империи», «Национализм и империя».

Рассказывая о том, как Дальний Восток становился русским, Ремнев приводит показательное обращение губернатора Николая  Муравьева-Амурского к освобожденным ссыльным и каторжным, которым предстояло стать колонистами в Приамурском крае: «С Богом, детушки. Вы теперь свободны. Обрабатывайте землю, сделайте ее русским краем». К началу ХХ века этот процесс был далек от завершения.

Многие критики поставили под сомнение информацию о том, что украинцы на Дальнем Востоке в то время составляли наибольшую этническую группу.

Между тем, о значимости украинского фактора на Дальнем Востоке в 1917-1922 гг. пишет журнал «Родина» — «Сибирская Украина: несостоявшийся альянс Дальневосточные «самостийники» и колчаковская контрразведка». (http://www.istrodina.com/rodina_articul.php3?id=1942&n=100) Учредителями журнала являются администрация президента и правительство РФ. Так что ревнители великороссийскости могут быть спокойны – источник трудно заподозрить в «свидомости». Так вот, автор отмечает: «Принято считать, что в начале ХХ века не менее четверти от всего населения края было украинским. В некоторых частях «Зелёного Клина» украинские колонисты составляли 40 или даже 60 процентов населения».

А вот какие данные приводит вышеупомянутый исследователь Ремнев: «В Приморье с 1858 по 1914 г. прибыло 22122 крестьянских семьи, из них 69,95 % были выходцы из Украины. В Южно-Уссурийском крае этот процент достигал 81,26 % крестьян-переселенцев, тогда как русские составляли 8,32 %, а белорусы — 6,8 %».

Поэтому есть все основания говорить о том, что в указанный период украинцы составляли основную этническую группу на Дальнем Востоке (ведь, кроме украинцев и русских там были представители и других национальных групп).

Почему-то у носителей великорусского апломба резкое невосприятие вызвало упоминание о романе Александра Фадеева «Последний из Удэге», где показана украинская составляющая края. Роман был процитирован потому, что его автор очень хорошо знал дальневосточную специфику. Уроженец Тверской губернии, Фадеев в семь лет переехал с родителями на Дальний Восток. Во время гражданской войны он партизанил и так проникся местным колоритом, что взял себе псевдоним Булыга.

Не так все просто было с Сибирью – первой русской колонией. Там боролись разные тенденции – от полного слияния с Россией до осознания собственной идентичности.  Как отмечает Миллер, «Сибирь вполне могла стать русской Австралией. Но не стала».

Попытка создания сибирской государственности была. Сибирь объявила свою автономию в октябре 1917 г. На первом Сибирском съезде в Томске был избран областной совет, сформировано правительство. Правда, в январе 1918 г. большевики его распустили, но летом 1918 г. – после захвата Томска восставшими против большевиков бойцами Чехословацкого корпуса – оно было воссоздано. Бала также создана Сибирская армия, насчитывающая к сентябрю  1918 г. 37,6 тысяч бойцов при 70 орудиях и 184 пулеметах. Она воевала не под российской, а под своей – бело-зеленой – символикой.

Безусловно, российские власти хотели обрусить (термин обрусение официально использовался в Российской империи в ХІХ – начале ХХ веков) многие территории. Был период, когда обрусить хотели даже Вислянский край (так переименовали Польшу). Однако по целому ряду причин Российская империя не преуспела в разрешении национального вопроса.

Стереотип № 2: о единстве общероссийском

Еще один стереотип – будто в начале ХХ века национальные чувства были неведомы абсолютному большинству Российском империи.

С этим тезисом можно согласиться лишь отчасти. Поскольку Первая мировая война стала мощнейшим катализатором в процессе пробуждения и становления национального сознания (и не только в Российской империи). Поэтому одним из последствий Февральской революции 1917-го стал парад суверенитетов   (http://www.hrono.info/organ/ru1917.html). На фронтах и в тылу начали создаваться национальные части. Первый украинский полк им. Богдана Хмельницкого был создан в Киеве уже в апреле 1917-го. А в июне Временное правительство вынуждено было признать Генеральный секретариат Центральной Рады краевым украинским правительством.

Тогда же главнокомандующий русской армией генерал Лавр Корнилов (вскоре – белогвардейский лидер) дал санкцию на создание национальных частей, прежде всего – украинских. В этом он видел барьер против большевизации войск. Генерал Павел Скоропадский (вскоре – гетман Украины) поначалу не хотел возглавлять Первый украинский корпус, но в необходимости такого шага его убедил лично Корнилов.

И не только украинские части создавались в то время, а затем – попали в состав белых армий. В частности, в 1918 г. значительную роль в боях против красных сыграли башкирские формирования. Кстати, «измену украинского полка» авторы фильма о Колчаке («Адмирал») вниманием не обошли. А вот о переходе на сторону красных в феврале 1919-го семи (!) башкирских полков – упоминать не стали (видимо, российский кинематограф еще не получил заказ на то, чтобы лепить образ врагов и предателей из народов современной РФ).

Национальный вопрос, наряду с земельным, был одной из основных движущих сил гражданской войны. Автор книги «Четыре гражданских войны с ХІ по ХХ век» Александр Широкорад отмечает, что гражданскую войну (1917-1922 гг.) начали не белые и не красные, а национальные окраины. Историк отмечает, что в Петрограде большевики взяли власть почти без кровопролития. Немногим более интенсивные бои шли в Москве. Но и там начальник гарнизона опирался на несколько юнкерских школ, а из находившихся в городе 60 тысяч офицеров в конфликт ввязалось едва ли пару сотен человек. В итоге, засевшие в Кремле юнкера сдались и их распустили по домам. И только казачьи войска и разного рода самостийники (показательно, что украинское слово стало для русских именем нарицательным) оказали большевикам более серьезное сопротивление. 

Тут, правда, возникает вопрос: насколько война национальных окраин с русским центром была войною гражданской и насколько – национально-освободительной? Очевидно, данный вопрос требует уточнения, причем, для каждого отдельного случая.

Кстати, многие белоэмигранты признавали за большевиками большую роль в удержании единства Российского государства. Великий князь Александр Михайлович Романов, у которого большевики расстреляли двух родных братьев (не говоря уже об иных родственниках), бежав от красного террора за границу, писал в 1932 г.:

«Какой бы ни казалось иронией, что единство государства российского приходится защищать участникам ІІІ Интернационала, фактом остается то, что с того самого дня (речь идет о войне с поляками 1920 г. – Авт.) Советы вынуждены проводить чисто национальную политику, которая есть не что иное как многовековая политика, начатая Иваном Грозным, оформленная Петром Великим и достигшая вершин при Николае І: защищать рубежи государства любой ценой и шаг за шагом пробиваться к естественным границам на Западе!».

Тут хотелось бы отметить, что большевики продолжили не национальную, а все же великорусскую политику. Но делали это более гибко, чем их белые оппоненты. Они во многом именно потому и смогли удержать власть, что шли на большие уступки в национальном вопросе. Хотя, как Иван Грозный и Петр І, большевики также строили свое государство на терроре.

Однако, все это не дает оснований говорить о «единой России» в 1917-22 гг. и уж тем более – о едином русском народе. Что же касается уровня национального сознания украинцев, то достаточно сказать, что национальные полки, даже сформированные в Сибири, были именно украинскими, а не малороссийскими.

Стереотип № 3: о белогвардейской украинофобии

Наконец, принято считать, что в белом движении не было места национальному вопросу. Действительно, «Россия единая и неделимая» – был едва ли не единственным вопросом, который белые, стоящие на позициях непредрешенчества, пытались предрешить. Однако и тут не все так однозначно.

В январе 1918 г. был составлен проект «Политической программы генерала Корнилова», подписанный самим Лавром Георгиевичем. Пункт 14 программы гласил:

«Генерал Корнилов признает за отдельными народностями, входящими в состав России, право на широкую местную автономию, при условии, однако, сохранения государственного единства. Польша, Украина и Финляндия, образовавшиеся в отдельные национально-государственные единицы, должны быть широко поддержаны Правительством России в их стремлении к государственному возрождению, дабы этим еще больше спаять вечный и несокрушимый союз  братских народов».

(цитирую по книге «Белое движение. Исторические портреты». — Москва, 2006., в которой собраны работы шести российских историков)

Как видим, сформулировано несколько расплывчато, но ни о какой малороссийскости речь не идет – Украина ставится в один ряд с Польшей и Финляндией.

Однако после гибели Корнилова весною 1918 г. во главе белого движения встал генерал Антон Деникин. По его мнению,  украинцы были лишь кучкой испорченных немцами малороссов (хотя, к праву других наций на самоопределение он относился также нетерпимо). «Самостийной Украины не признаю, — заявлял Деникин. — Петлюровцы могут быть или нейтральны, тогда они должны немедленно сдать оружие и разойтись по домам; или же примкнуть к нам, признавши лозунги, один из которых широкая автономия окраин. Если петлюровцы не выполнят этих условий, то их надлежит считать таким же противником, как и большевиков».

Осенью 1919-го Добровольческая армия начала войну против армии УНР. В ответ, Петлюра оказал помощь Махно, который вскоре начисто разгромил тылы белых. Тем временем, Азербайджан и Грузия помогали оружием повстанцам Северного Кавказа…

Позже генерал Врангель, который в начале 1920 г. сменил Деникина, раздумывая о причинах поражения, прямо указывал на провальную политику Деникина в национальном вопросе: «Дрались и с украинцами, и с Грузией, и с Азербайджаном, и лишь немного не хватило, чтобы начать драться с казаками. В итоге, провозгласив единую, великую и неделимую Россию, пришли к тому, что разъединили все антибольшевистские русские силы».

В отношении украинцев Врангель повел иную, нежели его предшественник политику. При его штабе был создан Украинский комитет, который возглавил генерал Василий Кирей (в 1917-1918 гг. –  соратник Петлюры по Гайдамацкому кошу Слободской Украины). Однако благоприятный момент для такого союза уже был упущен.

О черно-белой истории

Долгое время советские заидеологизированные историки пытались представить гражданскую войну 1917-1922 гг. как конфликт бедных против богатых, большевиков против белогвардейцев. Однако реальность была намного сложнее, история того конфликта была намного богаче. И упомянутый в начале текста генерал Бредов – еще не самый колоритный экземпляр. А взять, например, некоего Станислава Булак-Балахоича: этот спецназовец Первой мировой войны на гражданской повоевал в составе красной, белой, эстонской и белорусской армий, а затем стал польским офицером.

Бывало, что не только отдельные люди, но и целые армии меняли ориентацию (в хорошем смысле слова). Тут позволю себе отойти от обещания ссылаться на российских историков – и предложу собственную статью (http://gazeta.ua/index.php?id=270626&lang=ru) на данную тему. 

Вполне реальными были лозунги, кажущиеся теперь экзотическими: «Советы без большевиков!» и даже «Царь и советы!». В многообразии враждующих сторон и идей путались и простые обыватели, и зарубежные дипломаты…

Как раньше, так и теперь многие «знатоки» ищут в истории лишь подтверждение своих представлений. В угоду своим воззрениям они стараются упростить историю, вымарать из нее лишние краски и сделать ее черно-белой (в данном случае, бело-красной) – чтобы было проще и понятнее. И тут «свидомые» так же скучны и убоги, как и их «русопетские» оппоненты. Для тех и других история интересна только тогда, когда она подтверждает их представления. Однако в действительности, история гораздо интереснее, чем предлагаемые идеологами всех мастей черно-белые шаблоны.

Дмитрий Шурхало, для «ОРД»