Контрразведчик или Операция «Кольчуга» (главы из романа)

— Тринадцать, часы, дверь, проблемы, спутник, кафедра, гости…  — психолог монотонно произносит  слова, за- тем так же, без интонаций в голосе, продолжает:

— А теперь повторите  в последовательности, в которой я говорил.

Я повторяю.

В кабинете мягкий, уютный свет. Сидящий напротив меня человек задает мне вопросы тихим, лишенным  эмоций голосом. Казалось, он отрешен от всего, что находится в комнате, в том числе и от меня. Но я вижу, как из-под полуопущенных век его глаза внимательно наблюдают за моей реакцией. Эти глаза заметят любую оплошность, неточность  или  секундную  слабость.  Я чувствую  это и потому максимально собран.

— Какие у вас плохие привычки? Что вы предпочитаете на завтрак?  Легко  сходитесь  с людьми?  Посмотрите на этот рисунок.  Что  видите  на нем?  — Вопросы идут бесконечным  потоком. Проходит  час, два. Периодически  в комнате  включается   звук  —  то  музыки,  то чьего-то разговора. Это мешает, но я стараюсь не отвле- каться.

— Внимательно смотрите на экран, — голос психолога становится громче, — что вы видите?  А сейчас? Отве- чайте быстрее! А теперь что видите?  Быстрее  отвечайте! Еще быстрее! — Психолог  уже совсем не похож на тихо- го, спокойного собеседника. Его голос все нетерпеливее и резче. Темп растет с каждой секундой. — А теперь?! Пло- хо! Еще быстрее!!! Вы не укладываетесь в норму! Быстрее! Быстрее! Стоп!

Мне кажется, я выжатый лимон. Но это не конец. Психолог  резко придвигает  ко мне какой-то  рисунок.

— На этом листе за десять секунд найдите закономерность в изображениях! Счет  пошел!  Думайте!  Думайте, говорю!  А теперь  повторите  слова,  которые  я  называл вам в начале беседы, в той же последовательности.

…Я уже третий месяц на курсах в специальной школе КГБ  СССР, где готовят  сотрудников контрразведки под глубоким  прикрытием. Место расположения школы мне не известно — в машине, в которой меня везли сюда после встречи  на  московском  вокзале,  были  зашторены  окна. Здесь у меня условная  фамилия “Комков”. Настоящей не знают ни преподаватели, ни обслуживающий персонал. Я их называю по имени и отчеству, но не уверен, что их так в действительности зовут. Видимо,  из курсантов  я здесь не один. Это ощущается по многим малоприметным деталям. Но я не вижу этих людей, как и они меня. Общаться приходится  только с ограниченным кругом сотрудников.

Мой непосредственный куратор в школе, или “классный”, — Родион Сергеевич. Это все, что я о нем знаю. Хотя, может быть, это и не настоящее  его имя. К нему можно обращаться по разным вопросам. После окончания курсов  я возвращусь  в свой родной город, где буду трудиться на “Топазе”. Согласно  легенде, которую для меня отработали,  формально все это время я находился на работе в маленьком  закрытом  городке Оренбургской обла- сти, куда был направлен из “Топаза”. Там я еще по-настоящему поживу немного после окончания спецучебы, что- бы легенда была стопроцентной. Но это будет почти через два года. А сейчас я где-то под Москвой.  Где именно, наверное, не узнаю никогда.

Мой  день  расписан  по  минутам.  Специальные дисциплины, общие предметы, курс английского разговорного, вождение автомобиля, отработка приемов самозащиты

— все это смешивается в один быстрый  поток, так что к концу дня я засыпаю, едва прикоснувшись к подушке.

Постепенно мне стало понятно,  что в меня не просто вкладывают силы, время и средства. После подготовки  я должен стать асом, элитой “Конторы”, ценным сотрудником,  от  которого  будут  ждать  полной  отдачи  каждый день, не давая права на ошибку. Ибо слишком  много по-

ставлено на карту.

О том, что будет нелегко, Верещагин предупредил меня сразу. И еще он очень серьезно сказал мне на проща- ние: “Запомни, это будет не обычная  учеба. Тебя  будут постоянно  проверять.  Комитет  в тебе должен  быть уверен полностью. И если хоть на минуту расслабишься, эту школу ты не закончишь”.

Проверка. Ежедневная, не прекращающаяся ни на секунду. 24 часа в сутки. Так надо. Комитет должен быть во мне уверен. Но я знаю, что не подведу. Я ведь офицер под глубоким прикрытием, элита советской контрразведки.

Агентурная работа, вербовка. Это главное, на чем держится любая разведка  и контрразведка в мире. КГБ есть чем похвастаться в этом плане. Работа  агентов, завербованных чекистами  за рубежом, принесла Советскому Союзу неоценимую пользу. “Агентурист — главный человек нашей организации”, — повторяют мне в школе. И я верю этому.  Не  зря  специальная дисциплина по  агентурной работе именуется  под номером один — ”СД-1”.

Тайниковые операции. Тайнопись. Изучение спецтехники, способы ее установки и обнаружения. И множество других вещей, о существовании которых я ранее даже не подозревал, но они для контрразведчика — альфа и омега.

Сегодня изучаю, как выявить “наружку”, то есть скрытую слежку, официально именуемую “наружным наблюдением”,  и уйти от нее. Об этом мне рассказывает преподаватель с огромным опытом в “семерке” — подразделении, которое и занимается негласным наблюдением.

— Запомни, — говорит он, — оглядываться — значит не выявлять “наружку”, а себя раскрыть. В идеале ее спиной нужно чувствовать.

В учебных фильмах, которые мне показывают, сотрудники  ”семерки” с экрана демонстрируют разные спо- собы ведения наблюдения. В их арсенале средства маскировки   внешности,   технические   подслушивающие  уст

ройства, закамуфлированные под различные бытовые предметы, миниатюрные фотоаппараты, автомобили,  невзрачные на вид, но с мощными, форсированными двига- телями. Они работают ловко, незаметно. Уйти от них невозможно. Но я должен этому научиться. Иначе Комитет не будет во мне уверен. И я, как губка, впитываю  в себя все, что вижу на экране.

Несколько раз меня  вывозили в город, где я уже на практике  учился уходить от ”наружки”.

Тренировка. Ежедневная до изнурения, до полного изнеможения работа с телом, умом и психикой.  Последнее, наверно,  самое  главное.  Но  и  самое  сложное.  Научиться владеть своими нервами так, как владеешь своим телом, дано не каждому,  но без этого умения  в той про- фессии,  к которой  меня готовят, делать нечего. В этом я убеждаюсь  еще раз,  когда  после  многомесячной подготовки прохожу проверку на “детекторе лжи”.

…В тот день “классный”  как бы между прочим сказал мне: “Зайди  в пятую  комнату  на  процедуру”.  Здесь  не принято задавать много вопросов, поэтому я молча зашел в указанное  помещение. Небольшая комната, у стены какая-то  аппаратура,  три кресла. Стоявший у прозрачного шкафчика с лекарствами врач кивнул, и когда я сел, стал надевать  на меня  какие-то  ремешки,  датчики.  Затем  он нажал кнопочку на столе, и в комнату вошли двое незнакомых мужчин. Они сели в свободные кресла, и один из них произнес:

— Мы представители руководства.  На наши вопросы вы должны  отвечать  честно  и откровенно.  Вопрос  первый — как ваше имя?

— Комков, — ответил я, заметив, что врач очень внимательно  смотрит  на один из приборов,  к которому под- соединены провода, идущие от моего тела.

— Мы спрашиваем ваше настоящее  имя, — чуть жестче произнес мужчина, — ну, говорите!

— Я уже ответил, — улыбнулся я.

— Вы говорите неправду, — повысил тот голос, — ваше настоящее  имя?!

В ответ я опять улыбнулся.  Так продолжалось долго. Мне  задавали  разные,  самые  неожиданные вопросы,  а врач внимательно наблюдал за приборами.

Вдруг  задававший вопросы  мужчина  оглянулся на врача, и тот достал из шкафчика шприц.

— Руку, — коротко сказал он, и через секунду острая игла  уже  впилась  мне  в  вену.  ”Как  самочувствие?” — спросил врач, убирая шприц, и в этот момент я почувствовал, что его голос будто стал удаляться. Тело охватило какое-то дремотное спокойствие и безразличие. Я почувствовал, что мне все равно, скажу я правду или совру.

— Ну, так как ваше имя? — опять повторил  мужчина, внимательно глядя на меня.

“Что они от меня хотят? — как в тумане подумал я. — Имя?”

— Комков,  — слышу  я свой голос будто издалека,  и вновь надо мной лица моих собеседников.  Они  требуют назвать настоящее  имя, фамилию,  город, откуда я родом, и многое другое. Кажется, я не сбился ни разу.

Сколько  прошло  времени?  Час?  Два?  Не  знаю. Но вскоре  почувствовал — туман в голове проходит,  мысль стала работать четче, яснее. Видимо, почувствовали это и те, кто был со мной в комнате. Они переглянулись и встали. Врач отключил  меня от проводов, и я вышел из ком-наты.

В этот день мне дали отдохнуть. А наутро “классный”, как ни в чем не бывало, спросил: “Ты чего это вчера вечером такой кислый был?”. По его смешливым глазам я понял, что у меня  все нормально.  Уже позже  я узнал,  что прошел  очередное испытание  с использованием сильного седативного  препарата, который находится  в арсенале некоторых западных разведок. Правда, доза была небольшая, видимо поэтому я с ней справился.

…Незаметно проходит  почти два года. Я уже кое-что

умею. Умею водить  машины  разных  марок,  сбить с ног сильного и крепкого противника, выспаться  за два часа в сутки, выпить  пол-литра  водки и при этом не опьянеть, быстро  завоевать  доверие  у незнакомого  человека,  вызвать  у себя высокую  температуру,  не заболев,  открыть замок с секретом, правильно пользоваться ножом и вилкой за столом, проникнуть в закрытое  помещение,  незаметно вытащить из чужого кармана кошелек, знать свойства многих ядов и противоядий…

В один из дней меня вызывает мой “классный” Родион Сергеевич.

—  На  несколько  дней  в командировку съездишь,  — подмигивая, говорит он. — Недалеко,  сутки поездом. Передашь вот этот конверт  по адресу, указанному  на нем. Скажешь, от Бобрышева. Паспорт на имя Данилова Александра Сергеевича, деньги и билеты туда и назад по- лучишь  завтра.  Отдохнешь   немного,  —  он  улыбается. Мой рот в ответ тоже растягивается в улыбке.

— Конверт  не должен попасть никому в руки, только адресату. Головой за него отвечаешь. — Лицо “классного” уже серьезно.- Да, и запомни телефон, — он называет номер, — позвонишь, если что… Но только в самом крайнем случае.  Ты  понял  — в самом  крайнем!  — “Классный”  с ударением произносит  последнее слово. И до меня доходит — такого случая быть не должно.

Утром следующего дня мне выдают небольшой пакет и пачку  денег. Значительно больше, чем может понадобиться в пути. Но я не задаю вопросов. Через час сажусь в машину  с зашторенными окнами. Едем долго, и когда, наконец,  останавливаемся и меня  высаживают,  я вижу, что мы на вокзале.

Моя  полка  в вагоне поезда верхняя.  Отлично.  Ехать мне долго, отосплюсь. Соседи по купе — девушка, невысокий крепкий  парень и пожилой  мужчина. Я перекидываюсь с ними парой слов и ложусь  на свое место. Сидящий  внизу  мужчина  достает  какую-то  снедь,  бутылку водки и говорит, обращаясь  ко всем: “Приглашаю  присо- единиться”. Я и девушка отказываемся. Парень и мужчи- на разливают  водку по стаканам  и выпивают.  Они начинают о чем-то говорить, а я под стук колес постепенно засыпаю.

Меня  будит вскрик  внизу.  Мгновенно  проснувшись, вижу, что парень, вдрызг пьяный, хватает девушку за платье и пытается  повалить.  Пожилого мужчины  в купе нет. Через секунду я, уже стоя внизу, заламываю  парню руку. “Пусти! — орет он, — убью!” Я продолжаю держать его р ку, говорю: “Закрой рот, а то сломаю”. И в этот момент двери купе открываются, в проходе появляется сотрудник милиции с погонами  сержанта.  ”Стоять!”  — приказывает он, и я отпускаю  парня.  Милиционер резко выталкивает меня из купе, и я попадаю в объятия  его коллеги, старшего сержанта. Тот хватает меня за рубашку и тащит к выхо- ду из вагона. Следом  за мной волокут  пьяного  парня.  И только сейчас я увидел, что за окном темнеет, а поезд стоит на какой-то  станции. Меня бесцеремонно спускают из вагона на землю, следом летит моя сумка. Я пытаюсь объяснить  милиционеру, что произошла  ошибка, но он кричит кому-то:  “Принимай двоих по хулиганке”  и толкает меня в спину. И вот уже через минуту я и мой сосед по купе сидим в наручниках  в милицейском “газике” с зареше- ченными  окнами.  У парня  круглые,  осоловевшие  глаза, чувствуется,  что он ничего не соображает. Машина трога- ется с места, и тут я начинаю понимать, что задание мною бездарно провалено. Вот и все закончилось, сейчас приве- зут в милицию, а там… И что-то стало мне так противно от этой мысли. Нет, нужно что-то срочно делать.

— Стой! — закричал  я, стуча по решетке, отделяющей меня от сидящих впереди милиционеров, — сейчас стошню!

Водитель, сбавив немного скорость, зло сказал:

— Я тебе стошню, на всю жизнь запомнишь.

— Не могу! — орал я, стуча по решетке.

— Останавливай, — сказал второй милиционер, — а то будет потом блевотиной  здесь вонять неделю.

Машина  остановилась,  задняя  дверь отворилась.

— Давай, только быстро и не шали, — брезгливо  прошипел  сержант  и подтолкнул  меня  в сторону,  вытащив пистолет из кобуры. Я упал возле дерева, сунул два пальца в рот, чтобы вызвать  рвоту, и закашлял,  выплевывая кислую  жижу.  Наручники больно  давили  запястья.  Но этих секунд хватило, чтобы незаметно спрятать  в корнях дерева пакет с деньгами и документами.

— Все, — сказал мой конвоир и затолкнул меня снова в машину.

Теперь  ситуация  упрощалась.  Сбежать  отсюда я, думаю, сумею.

Через несколько  минут мы были в местном райотделе милиции.  Нас  с парнем  и наши  вещи  обыскали.  Тот бормотал  что-то  нечленораздельное, и его увели.  Меня оставили  возле дежурного.

— Где же твои документы? — грозно спросил тот, что-

то записывая в журнал.

— Не знаю, наверно, потерялись, когда нас сюда вез-

ли, — ответил я растерянно.

— У тебя  должны  быть документы.  Где они?  Что, к уголовникам захотел в камеру? Если не вспомнишь  через пять минут, я тебе это устрою, — дежурный  явно не шутил.  —  Говори  фамилию,  имя,  адрес, чем занимаешься, куда ехал, почему устроил пьяную драку в поезде?

— Гутник моя фамилия, — сказал  я первое, что при- шло в голову. — В Москву приехал на работу устраивать- ся. А ехал к тетке. В гости. Я же не виноват.

— Теперь уже виноват, — усмехнулся  дежурный. — И

будешь виноват, пока все не расскажешь.

С меня сняли наручники и отвели в камеру. Это была небольшая, темная, плохо пахнущая комната. У стены сто- яли деревянные нары, на которых лежали какие-то люди.

— Здравствуйте, — произнес я негромко, и вдруг в ответ услышал  хриплый  голос одного из расположившего-

ся на них человека:

— Тихо ты, чмо! Руки пообрываю.

На  второй  скамейке  приподнялся на  локте  другой мужчина.

— Че, не понял?  Иди в угол.

На секунду я остановился, но потом все же двинулся вперед.

— Куда? — вскрикнул первый мужик.

Не обращая на него внимания, я сел на свободное ме-

сто.

— Ты видал?  — удивился тот, обращаясь  к соседу. — Гадом буду, придавлю  падлу.

Он встал и подошел ко мне, здоровый  амбал под два метра ростом.

— Ты что, порядка не знаешь? — выдохнул перегаром мне в лицо.

— Не знаю — мотнул я головой.

— Щас объясню, — и он схватил меня за нос, больно прокручивая его. В следующую секунду я коротко и резко ткнул  двумя  пальцами  в солнечное  сплетение  напа- давшего. Он охнул и раскрытым ртом стал хватать воздух как рыба, выкинутая на сушу. Колени его подогнулись,  и амбал стал медленно валиться  на пол.

— Ты чего? — крикнул  его сосед. — Что ты сделал?

— Ничего, — ответил я. — Он сам упал.

Мужик  оторопело глядел то на меня, то на валяющегося на полу товарища, видимо, не зная, что предпринять. Наконец  он приподнялся на локте и закричал  в сторону двери:

— Начальник! Человеку плохо!

Двери стукнули  засовом и открылись.

— Что тут у вас? — В двери стоял  молоденький сержант. Увидев лежащего, он ойкнул и кого-то позвал. Через несколько  секунд два милиционера уже тащили  обмякшее тело амбала в коридор. Тот стал приходить  в себя и застонал. Оставшийся в камере мужик молчал и ко мне больше не обращался.

Спустя  минут десять двери открылись и меня вызвали. Отвели  на второй  этаж, где я оказался  в небольшой комнате.  Там  сидел  лысый,  плотный  мужчина  и что-то писал. Он кивнул  сопровождающему меня милиционеру и тот вышел.

— Присаживайтесь, — буркнул  мужчина,  не отрыва- ясь  от бумаг. — Следователь Новиков,  — представился он, подняв наконец голову. — Так что, хулиганим? Изби- ваем людей?

— Простите,  — пробормотал  я, — но моей вины  там нет. Допросите  того парня, девушку, которая  ехала в купе.

— Допросили,  кого надо, — чуть повысил голос следо- ватель. — И должен сказать, что положение  у вас неважное. На  вид вроде нормальный молодой  человек.  А что получается? Затеяли драку, документов при себе нет. Где документы? — он испытующе смотрел на меня. Я молчал.

— А в камере что произошло? — продолжал  следова- тель. — Снова драка? Придется продолжить задержание, пока не выясним  вашу личность. Сейчас подготовим  по- становление о возбуждении уголовного  дела. Завтра  дадим ему законный  ход. Расследование по делу времени займет немного. Затем — в суд. Будете отвечать.

В моей голове вихрем  неслись  мысли. Ситуация осложнялась, и нужно было что-то срочно предпринимать.

Словно прочитав мои мысли, следователь вдруг спро-

сил:

— А может, вы кому-нибудь позвонить  хотите?  Родным или на работу? Пожалуйста, вот телефон, называйте номер, я наберу.

Первым моим желанием было назвать те заветные цифры,  которые  сообщил мне “классный”.  Тогда быстро закончатся мои  страдания,   и  я  спокойно  уеду  отсюда. Но… Тогда я выдам свою принадлежность к органам и секретной  школе. Был  ли это тот крайний  случай, о кото-

ром меня предупреждали?

— Извините, но мне пока звонить некуда, — ответил я.

— Ну, как знаете, — пожал плечами следователь. В это время в комнату кто-то заглянул.

— Николай Васильевич,  начальник вызывает,  — ска-

зал заглянувший и закрыл дверь.

Следователь взял со стола папку с бумагами.

— Идемте, пока в коридоре  посидите, — он торопливо вышел и крикнул в приоткрытую дверь соседней комнаты:

— Семен, присмотри.

Оттуда высунулась голова худощавого молодого мужчины. Он глянул на меня, стоящего с несчастным ви- дом, и, видимо, поняв, что никуда бежать я не собираюсь, открыл шире дверь и зашел в свою комнату. Я сел на стул у кабинета  следователя и осмотрелся.  Слева  от меня на- ходился  туалет.  Только  сейчас  вспомнил,  что не справлял нужду уже несколько  часов. Но стоило мне подняться со стула, как из кабинета сразу же показался Семен.

— В туалет хочу, — попросился я.

— Давай,  только  быстро,  — разрешил  Семен,  стоя  у двери.

Я кивнул,  зашел в небольшую туалетную  комнатку  и первое,  что увидел,  — чуть приоткрытое окно. Это  был шанс. Мои мысли заработали  четко и ясно. До земли мет- ра три с лишним, ерунда, при подготовке прыгал и выше.

В этот момент в коридоре  послышался голос следо-

вателя:

— А где задержанный?

— В туалет захотел, — ответил Семен

— А почему же ты с ним не зашел?

— Да куда он денется? Тут же не первый этаж, не уле-

тит.

— Причем  тут не первый  этаж?  — закричал  следова- тель, и по коридору  быстро стал приближаться стук его каблуков.

Раздумывать было  некогда.  Встав  на подоконник,  я оттолкнулся изо всех сил, надеясь смягчить удар при па- дении, и полетел в темноту. Приземлившись, упал на бок, содрав кожу на щеке, но сейчас было не до царапин. Через пару секунд уже перемахнул через забор, огораживав- ший райотдел,  и оглянулся. Сбоку проходила  дорога, по которой  мы сюда ехали  недавно,  —  вперед!  Я побежал вдоль нее через кустарник,  не обращая внимания на хлеставшие меня по лицу и рукам ветки. “Сейчас начнут преследовать,  — сказал сам себе, — давай, жми”.

Вот и поворот,  где мне пришлось  разыграть  сцену с тошнотой, и то дерево. Остановившись, в секунду нащупал руками плотный  пакет со всем содержимым,  схватил его и побежал с новой силой. Но уже через несколько  секунд  послышался гул  машины.  Сзади  быстро  прибли- жался свет фар автомобиля. Мгновенно  упав на землю, я подождал,  пока она проедет. Это был милицейский “уазик”, который двигался в сторону вокзала. Там меня и собирались искать. Логично, мне все равно идти больше некуда, кроме как на станцию. Теперь время все меньше ра- ботало на меня. Через  полчаса  здесь будет полно милиции,  возможно,  с собаками.  Исчезать  из  этого  городка нужно было немедленно. Вскочив, я рванул изо всех сил.

И вот впереди  показались огни вокзала.  Через  пару минут я был уже у колеи. В этот момент с крайнего пути потихоньку  стал отъезжать  товарняк.  Ныряя под вагона- ми стоящих поездов, я подбежал к нему, ухватился  за по- ручни одного из вагонов и на ходу запрыгнул  на поднож- ку. Состав все набирал ход, и через несколько минут станция осталась далеко позади. “Все, ушел, — радовался я, — знать бы теперь, в какую сторону еду?”

Место  на подножке  вагона  было,  конечно,  не самым удобным. Уже совсем скоро стали неметь руки, затекать спина. Из-за малого пространства поменять позу не удава- лось. Сколько я так еще простою? Не знаю. “Держись, кур- сант”, — приказывал я сам себе, мечтая о скорой остановке.

Но вот движение  поезда стало замедляться. Впереди показались огни, видимо,  это был какой-то  населенный пункт. Вагоны двигались  все медленнее и наконец стали. Я спрыгнул,  размял  руки  и ноги.  Осторожно пролезая под вагонами, приблизился к платформе.  На небольшом здании было написано “Ст. Чуприно”.  Мне это ничего не говорило. Нужно  было выяснить,  в какую сторону ехать дальше. Теперь стало ясно, что путь к месту назначения усложняется. Мои приметы  скоро передадут постам ми- лиции, и нужно уезжать отсюда первым же поездом. Вни- мательно оглядевшись и не заметив ничего подозритель- ного, я подошел к кассе и спросил у сидящей  за окошеч- ком женщины:

— А до Минска  как мне доехать?

— Электричкой через Мокшин.  Полчаса  подождите, электричка подойдет.

Спустя сорок минут я уже ехал в полупустом вагоне с жесткими  сиденьями.  До Мокшина  почти полтора  часа. Впервые за несколько  часов я расслабился…

… Выполнив задание, я возвращался на перекладных в Москву.  К назначенному времени  на столичный  вокзал, где меня  будут ждать, поездом  уже не успевал,  поэтому вылетел самолетом, благо деньги у меня были. На вокзал я прибыл вовремя, и в школу поехал в том же автомобиле.

Командировка закончилась.

В школе  я подготовил  отчет, в котором  постарался описать мои приключения так, чтобы не выглядеть потом болваном. Но все произошло  иначе.

— Мда-а-а, — протянул “классный”, глядя на мою разодранную щеку, — ну и видик у тебя.

Он держал в руках мой подробный  рапорт о поездке, а я ждал неприятных для себя расспросов.

— Ладно, победителей  не судят. Но ты все же скажи, зачем ты сокамерника выключил?

И тут меня “пробило”! Про стычку в камере я ведь не указывал  в рапорте. А “классный”  знал! Значит,  все это было  проверкой,  очередным  испытанием!   Видимо,  все эти мысли были написаны на моем лице, потому что “классный” засмеялся. Но тут же его лицо стало вновь се- рьезным, и он жестко произнес:

— Не забывай,  ты часть одного большого организма. Мы все делаем одно дело, но каждый  должен  быть уве- рен, что его не подведут, иначе проиграем мы все. Поэто- му проверять тебя  и всех других  будут всегда. Другого пути нет.

Леовал Дерфи

(продолжение следует)