Гетман Мазепа: из России с пониманием

Иван Мазепа внес выдающийся вклад в создание Российской империи, ­– таков главный тезис новой книги известного российского исследователя истории украинской казатчины Татьяны Таировой-Яковлевой «Иван Мазепа и Российская империя. История “предательства”».

Подобное утверждение, отмечает автор, вероятно, многих удивит и очень расстроит “ура-патриотов” обоего толка. Вообще, как метко подметила Таирова-Яковлева, в оценках Мазепы российские и украинские ура-патриоты, при всем различии в оценках, удивительным образом сходятся в одном: Мазепа изначально ненавидел Московию, и главной целью его политики было борьба с Россией в целом и с царем Петром І в частности.

С помощью документальных свидетельств (большое количество первоисточников делает книгу особенно интересной) автор отстаивает иную точку зрения: на самом деле, сотрудничество Мазепы и Петра I долгое время было весьма благотворным для них обоих. Именно благодаря тому, что Мазепа фактически подержал молодого Петра в противостоянии с царевной Софьей, гетману удалось изменить многие невыгодные пункты Коломацких статей (подписанных при избрании гетманом) и укрепить свою власть – как в отношениях со старшиной, так и с Москвою.

Что же до российского интереса, то гетман был одним из основных консультантов Посольского приказа (аналог МИД) и советы его, базировавшиеся на данных полученных с помощью собственной разведывательной сети, всегда были дельными, особенно в вопросах юго-восточной политики (Оттоманская Порта и ее вассалы). Во многом именно благодаря активному участию Мазепы Азовские походы Петра І (1695-1696) оказались успешными. Тогда как два Крымских похода (1687, 1689) и последовавший уже после Полтавской битвы Прутский поход (1711) окончились большими или меньшими поражениями для московского войска.

В царском окружении

Среди множества приведенных в книге документов есть и свидетельствующие о том, что Украина и тогда была не Россией. Например, командиры корпусов царской армии, действовавших на территории нынешней Украины, уведомляли царя, что “потребно быть переводчиков с языка малороссийского и польского”. На то Петр I дал соответствующее распоряжение Посольскому приказу. Кстати, почитателям Мазепы совершенно не логично уничижительно говорить о «малороссийскости». Во всяком случае, сам гетман как синонимы употреблял названия Малороссийский край и Украина (и только когда речь шла о Правобережье – говорил исключительно об Украине).

Впрочем, сам Иван Мезапа, будучи полноправным правителем автономного образования, был в то же время интегрирован в истеблишмент Московского царства. Он вел обширную переписку с канцлером Федором Головиным. Причем, судя по письмам, их связывали не только официально-деловые, но и по-человечески доверительные отношения. Еще одним политическим партнером гетмана был фельдмаршал Борис Шереметев. Кстати, всех их объединила в итоге неприятие к «светлейшему князю» Александру Меншикову. «Другой вопрос, насколько далеко зашло недовольство Меншиковым каждого из них», – отмечает Таирова-Яковлева.

Хотя Мазепа одновременно с Меншиковым получил титул князя Священной Римской империи, гетман испытывал сильнейшую антипатию к этому выскочке, впрочем, искусно маскируя ее при переписке. По свидетельству одного из ближайших соратников – Пилипа Орлика – Мазепа был до глубины души уязвлен тем, что его в ходе войны поставили в подчинение Меншикову и говорил, что не был бы оскорблен, если б его отдали под команду Шереметева – «человека со славным именем и заслугами предков».

По мнению автора книги, немаловажную роль в переходе Мазепы на сторону шведов сыграла смерть канцлера Головина и усиление влияния при дворе «птенцов гнезда Петрова» – людей не только без рода и племени, но и без моральных преград. С этого времени влияние Мазепы и его положение при дворе резко упали: разрушилась устоявшаяся за два десятилетия модель отношений между гетманом и царем.

Анафема – взгляд украинского духовенства

Книга разбивает несколько антимазепинских мифов и главный из них – о том, будто анафема гетману имела не только политические основания. В этом контексте интересны приводимые в книге свидетельства того, как украинское духовенство выражало свое недовольство по поводу анафемы. Более чем через десять лет после проклятия Мазепы украинские священники на территории от Украины до Соловецкого монастыря то и дело возражали, что “наш Мазепа свят и будет на небе”. А священник одной из церквей под Киевом прятал гравюру с изображением гетмана под полотном, на котором было изображено распятие.

Впоследствии украинское духовенство было тесно связано с оппозицией, ориентировавшейся на царевича Алексея. В 1718 г. царь обвинил местоблюстителя патриаршего престола Стефана Яворского (кстати, уроженца Галичины) в поддержке Алексея, назвав речи митрополита “мазепиными” (митрополит, довольно осторожно обличая мерзости петровского «регулярного государства», называл царевича «единой надеждой»).

Что же касается сватовства Мазепы к своей крестнице Мотре Кочубей, то гетман собирался просить разрешение на этот брак у киевского митрополита. Т.е. такое его намерение хоть и не отвечало общепринятым нормам все же не выходило за рамки морали. Во всяком случае, куда более неприлично повел себя Петр I, запроторивший свою законную жену в монастырь и выбив у Церкви согласие на второй брак.

Подготовка к переходу – финансовый след

Таирова-Яковлева отстаивает нетипичную для российского исследователя точку зрения, что Мазепа решение о переходе на сторону шведов принял спонтанно и во многом именно этим объясняет постигшие его впоследствии неудачи. Ведь к переходу-то он толком и не подготовился.

Те, кто утверждает, будто Мазепа долго вынашивал планы перехода, видимо, слишком доверились универсалам гетмана, где он говорил о многих обидах, которые Москва давно чинила казакам. Свою же точку зрения Таирова-Яковлева основывает с помощью не политических, а финансово-экономических аргументов.

Дело в том, что Мазепа начиная с 1699 г. скупает земли на пограничных с гетманщиной территориях Московского царства – в Рыльском и Путивльском уездах. Таким образом, за несколько лет сформировалась Крупницкая волость, включающая около десятка слобод. Территория эта соединялась удобным транспортным путем – рекой Сейм – с Батурином и имением гетмана Гончаривкой. Мазепа даже специально выбил себе царскую грамоту, подтверждающую его право на собственность на территории Московского царства. Так вот, еще в начале 1708 года гетман скупал земли у помещиков в Рыльском уезде, а уже в июне – продал свои великорусские имения обер-прокурору Курбатову “за две тысячи рублев”. Причем, сделка не афишировалась. Так что впоследствии, когда в октябре 1708-го Мазепа перешел на сторону шведов, эту собственность конфисковал в свою пользу Меньшиков. А Курбатов даже не заявил о своих правах, видимо, опасаясь быть обвиненным в пособничестве «изменнику».

В том-то и проблема, что гетман слишком долго оставался последовательным и верным подданным царя. В результате, при переходе на сторону шведов при нем почти не оказалось войск (даже неудобно признаться себе в том, что Мазепа и запорожцы причинили Петру I меньше хлопот, чем, например, донские казаки под предводительством Кондрата Булавина). Ведь к этому времени казацкие полки были раскиданы по фронтам Северной войны или подавляли бунты на территории Московского царства. Отметим, что большинство российских историков неизменно интерпретировали отсутствие при гетмане войска как свидетельство того, что казаки против Москвы не пошли.

Предвидел ли гетман поражение?..

Справедливости ради отметим, что в этой интересной книге не со всем можно сразу согласиться. Например, само уже название «Иван Мазепа и Российская империя…» кажется несколько неточным. Безусловно, имя гетмана было нарицательным во все годы существования империи. Но все же, Мазепа умер более чем за 10 лет до того, как Московское царство стало Российской империей.

Автор весьма убедительно иллюстрирует антагонизм, существовавший между Мазепой и Запорожской Сечью. Действительно, на этом фоне кажется странным, что в итоге гетман и запорожцы оказались союзниками Карла ХII. В этой связи Таирова-Яковлева допускает, что гетман якобы стремился, переманив запорожцев на шведскую сторону, навлечь на них гнев царя и уничтожить ненавистную ему анархическую вольницу. Однако тут с автором трудно согласиться. Ведь к тому времени, как запорожцы присоединились к шведской армии (и вообще, до Полтавской битвы) грядущее поражение шведов не было еще очевидным ни для Карла ХII, ни для Петра I.

И все же, в целом, книга «Иван Мазепа и Российская империя. История “предательства”» производит самые лучшие впечатления – как обилием фактажа, так и вдумчиво-доброжелательным настроем в отношении главного героя. Правда, небольшой тираж издания – всего 2.5 тысячи экземпляров – не дает оснований говорить о том, что российская историческая парадигма в скором времени станет разделять подобный подход.

Дмитро Шурхало, для “ОРД”