Я думаю, что наши общества переполнены гневом, который не всегда
осознается, но который неожиданно может выплеснуться, столкнувшись с
полицейским насилием или государственными репрессиями. Несмотря на то,
что зерна восстания сеются густо, вряд ли буржуазное общество признает,
что это его урожай.
К примеру, в Лос-Анджелесе в 1992 г. на улицах каждый подросток
(и каждый полицейский, ходящий пешком) знал, что наступил Армагеддон.
Растущий разрыв между молодежью из спальных районов и городскими
властями был очевиден даже самым наивным наблюдателям: каждую неделю
шли обширные аресты; полиция часто стреляла в безоружных парней и
обзывала цветную молодежь гангстерами, применяла к ней двойные правовые
стандарты и т.д. Тем не менее, когда произошел взрыв возмущения, после
того, как суд оправдал полицейских, чуть не забивших до смерти Родни
Кинга, политические элиты и реакционные СМИ представили его
таинственной и непредсказуемой силой.
Затем, СМИ (которые наблюдали за событиями с вертолетов)
попытались создать для мира очень упрощенную и стереотипизированную
картину мятежа: банды черных, вышедшие на улицы, чтобы поджигать и
грабить. В действительности, вердикт по делу Родни Кинга отозвался в
сердцах множества униженных, сплотив их воедино. Из тысяч арестованных
немногие в действительности были членами банд и примерно каждый третий
был афроамериканцем. Большинство были бедными иммигрантами или их
детьми, которых арестовали за то, что они украли рубашку, ботинки или
телевизор в местном магазине. Экономика Лос-Анджелеса была (и остается)
в глубокой рецессии и кварталы к западу и югу от центра, где жили
латинос, пострадали от нее больше всего, но мировая пресса ничего не
говорила об их бедности на грани выживания, равно как и о той стороне
восстания, с которой оно было «хлебным бунтом».
Похоже, что в нынешней Греции «нормальная» полицейская
жестокость, которую лучше было бы назвать «гражданской войной низкой
интенсивности», наконец дала плоды, которые СМИ показывают нам как
необъяснимую ярость, обвиняя анархистов в масках.
2.
Я не разбираюсь хорошо в греческой специфике, но мне кажется, что
есть серьезные отличия от Франции 2005 г. Похоже, пространственная
сегрегация иммигрантской молодежи и бедняков куда слабее, чем в Париже,
но перспективы занятости для мелкобуржуазной молодежи значительно хуже.
Совмещение этих условий и вывело на улицы Афин разнородную коалицию
студентов и молодых безработных. Более того, на эти условия
накладывается живая традиция протеста и уникальная по европейским
меркам культура сопротивления.
3.
Чего требует греческая молодежь? Безусловно, с непримиримой
ясностью, усиленной мировой депрессией, она выступает за отмену реформ
системы образования и рынка труда. И почему она при этом должна верить
ПАСОК (Всегреческое социалистическое движение), неоднократно
нарушавшему свои обещания?
Мы можем быть уверены в одном: это очень своеобразное
восстание, которому предшествовали похожие бунты в Лос-Анджелесе,
Лондоне и Париже, но за которым стоит новое и глубокое понимание того,
что будущее уже украдено. Действительно, какое поколение в современной
истории (кроме европейских детей 1914 г.) было так же сильно предано
своими патриархами?
Меня, как отца четырех детей, самого очень гнетет этот вопрос,
и даже самый маленький из них понимает, что его будущее может
радикально отличаться от моего прошлого. Мое поколение, так называемые
бэби-бумеры оставляют своим детям разбитую мировую экономику, крайнее,
ошеломляющее социальное неравенство, жестокие войны на имперских
рубежах и планетарные климатические изменения, выходящие из-под контроля.
4.
Афины отвечают нам на вопрос «Что после Сиэтла?» Можно вспомнить
демонстрации против ВТО и «битву в Сиэтле» 1999 г., которая открыла
новую эру ненасильственных протестов и активизма; огромную популярность
Всемирных социальных форумов; демонстрации протеста против вторжения
Буша в Ирак в 2003 г., в которых участвовали миллионы людей; широкую
поддержку Киотского протокола. Все это было предвестием надежд на «иной
мир», который пока еще не родился.
С тех пор, война не прекратилась, выбросы парниковых газов
резко увеличились, движение социальных форумов зачахло. Цикл протеста
подошел к своему завершения, когда на Уолл-стрит лопнул пузырь
глобализированного капитализма, оставив после себя острые проблемы и
возможности для нового радикализма.
Восстание в Афинах покончило с этой засухой гнева. Его
участники, похоже, не очень снисходительны к лозунгам, полным надежды,
и оптимистическим решениям, и в этом их отличие от утопистов 1968 г.
или мечтателей 1999 г. Именно это отсутствие реформистских требований
(и, как такового, общепризнанного руководства протестами), а вовсе не
коктейли Молотова и разбитые витрины, без сомнения, является наиболее
скандальной чертой восстания. Это ничуть не похоже на левых студентов
1960-х гг., а разве что на анархистские бунты на Монмартре в 1890-х гг.
или в Китайском квартале Барселоны в начале 1930-х гг.
Некоторые американские активисты, конечно, рассматривают эти
события, как возрождение протестов в духе Сиэтла, пусть и с примесью
средиземноморской страсти. В сочетании с идеей
«Обама-принесет-изменения» они видят повторение движений 1930-х и
1960-х гг. за политическую реформу.
Но другие юноши, понимающие ситуацию, считают эту интерпретацию высосанной из пальца. Они называют себя (как и анархисты fin d’siecle) «проклятым поколением» и видят на улицах Афин подходящее выражение для собственной ярости.
Конечно, есть опасность переоценить важность этого взрыва,
который может остаться специфическим национальным сценарием, но в
легковоспламеняющемся мире Афины могут оказаться первой искрой.
Майк Дэвис
Оригинал опубликован по адресу: http://www.rebelion.org/noticia.php?id=77838
