Лермонтову-Дудаеву
с любовью и уважением
Ваш Бузина
странным образом на меня подействовал. Через наш жизненный путь проходит масса
людей: и тех о которых вспоминать не хочется, и тех о которых вспоминаешь с
любовью, и тех о которых вспоминаешь с улыбкой, а иногда попадаются на пути
люди- самородки, которые встречаются раз на сотни лет. Вы оживили мою память, и
мне захотелось написать об одном таком самородке, о дяде Жоре Кравченко.
Сегодня перерыла всю гардеробную, вынесла мешков 8 всякого хлама и о, радость,
нашла! Старая, конца двадцатых прошлого столетия, цирковая афиша с надписью
«Жорж Георгини человек- фонтан». Это все, что у меня осталось от дяди Жоры. В
молодости он работал в цирке «человеком-фонтаном». Жора имел странное свойство
желудка: он у него мог растягиваться до больших размеров, в этом, собственно, и
заключался его номер. На арене ему выносили ведро воды, и он его постепенно
выпивал на глазах у изумленной публики, потом он еще выпивал бутылку керосина,
который был легче воды и в желудке оставался сверху воды. После этого он
начинал тонкой струйкой выпускать из себя жидкость, изображая фонтан. Первым
выходил керосин, и его поджигали в ведре, а последующая выходящая вода это
пламя гасила. Такой себе незатейливый цирковой номер. Мне уже ничего этого
увидеть не довелось. Когда я познакомилась с этим человеком, ему уже было лет
75 не меньше. Ему давно врачи запретили исполнять этот номер, и он в концертах
показывал фокусы. Юрий Никулин в своей потрясающей книге «Почти серьезно…»
вспоминает о дяде Жоре, как он во время войны ходил на базар и у торговцев
керосином спрашивал:- Керосин свежий? Ему удивленно отвечали:- Свежий! Тогда
Жора доставал кружку и просил ему налить попробовать, и изумленные торговцы
наливали ему с полкружки попробовать. Вот он обойдет ряды, «напробуется»
керосина – все не то ему, и уходит, а за воротами базара его ждала жена с
бидончиком, куда он этот керосин и сливал из своего желудка. Так благодаря Жоре
весь цирк был со светом (керосинкой). Ну, то все было давно. Вспомнить уже
некому. А в годы моей юности о Жоре ходили такие байки-рассказы, что я еще не
будучи с ним знакома, знала о нем столько всего… На любом концерте только и
слышно было, а ты помнишь как Жора разыграл того-то? И в ответ: а ты помнишь,
как Жора этого… Это был человек-легенда. Жору знали все циркачи, эстрадники,
филармонические, театральные и киношные. Это был гений розыгрыша. Он разыгрывал
настолько искусно, смачно и уникально, что потом весь Киев пересказывал его
розыгрыши и хохмы. Приведу один пример: был такой балалаечник Алексей Калинкин,
человек с тяжелой судьбой: у него во время войны один немецкий генерал забрал
жену и троих детей. Жена была красавица и пела в опере, немец влюбился и увез
их- никто не знает куда. Леша их больше не видел. Так вот над Лешей все
потешались, ну, такой себе «лопух». Его всегда подкалывали. Однажды приехали на
гастроли в какой-то городок на Донбассе и Леша, выходя из автобуса, сказал: -А
ведь в этом городке я родился! Как сейчас помню улица(такая-то), дом(такой-то).
Ну, сказал и сказал- никто внимания не обратил. Но не Жора. Он тут же, бросив
вещи в гостинице, помчался на ту самую улицу и нашел тот самый дом, за бутылку
договорился с хозяином дома, что бы тот помог ему разыграть друга. Потом Жора
рванул в клуб и опять же за бутылку договорился с художником и тот нарисовал
ему под мрамор почетную доску. А за час до концерта Жора собрал всех в фойе
гостиницы и заставил всех пойти и посмотреть дом, в котором родился Леша. Все
пошли и Леша, разумеется, всех повел. Но когда все подошли к дому и увидели на
нем мемориальную доску с надписью «В этом доме родился знаменитый русский
балалаечник Алексей Калинкин» -все хором сказали: Леша, .. твою мать! Надо было
видеть в тот момент Лицо Леши. А народ только на следующий день узнал, что это
Жорина хохма. Никогда никто не обижался на Жорины шутки, это был человек-
праздник, которого всегда ждали и которого все любили. Когда на гастролях у
артистов заканчивались суточные, и выпить уже было не за что, Жора
договаривался с официантом в ресторане, который нас кормил все гастроли и
разводил гуляющих в кабаке мужиков. Официант, между прочим, сообщал мужикам,
что за тем столиком сидит дед, который может выпить ящик водки и не опьянеет.
Подвыпившие мужики заводились и начинали спорить между собой, потом кто-то не
выдерживал – подходил к Жоре и интересовался, а правда ли это? Жора предлагал
им поспорить с ним, мужики спрашивали:- На что спорим? И Жора спокойно
говорил:- На бутылку. Тогда ребята совещались и соглашались. Они приносили ящик
водки, а Жора перед этим выпив стакан подсолнечного масла, принесенный
официантом, подходил, и бутылка за бутылкой вливал себе в желудок водяру. Потом
он говорил, что ему нужно пойти отлить в туалет и в сартире отливал все назад
из желудка в раковину, подсолнечное масло нужно было, чтобы не обжечь желудок.
После этого он возвращался за стол, что называется «ни в одном глазу». Мужики в
шоке, выставляли ему проспоренную бутылку водки, и Жора выпив рюмку со своими
коллегами, тут же становился пьяным.
Когда судьба преподнесла мне подарок и познакомила нас с дядей Жорой, он уже
давно был на пенсии и подрабатывал иногда концертами на праздники, когда было
много концертов и артистов не хватало, а особенно на Новогодних утренниках, где
дядя Жора всегда был неподражаемым Дедом Морозом. Дети его обожали. Дед Мороз,
да еще и показывающий фокусы. Мэтр тогда уже с трудом передвигался, ходил с
палочкой, но ходил потому что знал: пока ходит- жив.
На Крещатике был генделык «Струмок», сейчас на его месте стоит гостиница
«Крещатик». А раньше в этом легендарном генделыке была актерская забегаловка.
Там были две колоритные буфетчицы, любящие артистов и никогда не обманывающие
клиентов. Они варили сосиски, и у них всегда был хорошего качества коньяк и
кофе. Об этом генделыке можно написать книгу- какая жизнь там кипела. И вот в
этой забегаловке однажды за чашкой кофе с коньяком этот мудрый человек
признался мне, что у него нет ног. Я была тогда потрясена. Все как-то знали,
что у него больные ноги, но это из-за того, что он плохо ходил. На самом деле
никто и не догадывался, что он без ног. Я одна знала его секреты, о которых
никто и не догадывался. Он рассказал мне о том, что у него погиб сын, парня
сбил троллейбус в 20 лет, и у него осталась беременная жена и дядя Жора с женой
предложили ей отдать ребенка им, а самой устраивать личную жизнь – она
согласилась, и они усыновили собственного внука и воспитывали его. То, что он
мне рассказывал, оно, порой, так не вписывалось в представления об этом
человеке, который всю свою жизнь шутил и радовал окружающих. Его последняя жена
была лет на 30 моложе его, но много хворала. Она была вокалисткой в филармонии.
Все деньги, которые Жоре удавалось подзаработать, в кассе филармонии получала
она и у мэтра в кармане никогда не было лишней копейки, а «Струмок» и встреча с
друзьями- это было святое. Я обожала дядю Жору за ту радость, которую он дарил
всем и мне в частности. А он любил меня просто так (за человечность). У меня
всегда были деньги, и Жора знал, что я никогда ему не откажу в нескольких
рублях. Я с большим удовольствием давала ему 2-3 рубля и говорила, что отдавать
не надо – это за праздник, а праздником был сам мэтр. Но у Жоры были свои
праздники. Это когда ему удавалось подхалтурить на Новогодних елках или в
другом месте, где жена не могла получить за него гонорар, и тогда Жора
обязательно разыскивал меня и приглашал в ресторан говоря: -Ты меня так всегда
выручаешь, я не могу не отблагодарить тебя. Сейчас я думаю, что эти застолья с
дядей Жорой были самыми замечательными застольями в моей жизни. Никто не умел
так превратить, казалось бы, пустяк в праздник. У нас как-то не принято было
обращаться к своим на «Вы», поэтому его все звали просто Жорой, а я звала его
дядей Жорой. Он жил на Русановке, и когда его кто-то встречал на Крещатике, и
спрашивал:- Как дела? Он всегда отвечал: -Держу на балконе лодку. На вопрос:-
Чем занимаешься? Отвечал: — Пишу книгу «С палкой по жизни». «Палками» у нас
считали норму концертов каждого артиста. Чем выше была ставка у артиста, тем
меньше палок ему нужно было заработать на его зарплату. У эстрадников ставки
были меньше и у них норма была — 19 палок в месяц, у филармонических -17 и
меньше: 1 палка-1 выступление в сборном концерте, 1,5- отделение, 3- сольный
концерт. Вечно кто-то заскакивал в филармонию и с порога кричал:- Мне не
хватает одной палки – сделайте что-нибудь. И в концертном отделе начинали
лихорадочно искать- в какой концерт его вписать. Это было поводом для
бесконечных шуток. Я даже по началу думала, что он действительно пишет книгу, а
потом даже уговаривала- написать. А сейчас очень жалею, что сама не записывала
всего, что он рассказывал. Это была бы книга похлеще книги Юрия Никулина. Какое
счастье, что Никулин ее успел написать.
Я была тогда юной и восторженной девушкой, и дядя Жора оказал на меня большое
влияние: он научил меня жизни. Когда в страшный для меня 83 год вымерла один за
другим вся семья моего отца и я вернувшись с похорон отца в ужасном состоянии,
встретила на Крещатике дядю Жору, первое, что мне захотелось- это выплакаться
ему в плечо, но он завел меня в «Струмок», мы выпили по чашке кофе и он мне
сказал:- Никогда и никто не должен видеть твоих слез. Ты слишишь? Никто и
никогда! Дома, в подушку- сколько угодно, но чтобы никто этого не видел. Не
смей! Я тогда спросила:- Как можно, пережив в жизни то, что он пережил ,
оставаться таким жизнерадостным? На что получила ответ: — У меня профессия
такая: дарить людям радость. Сделай так, что бы это стало и твоей профессией. С
тех пор никто и никогда не видел моих слез. И никто мою жизнь так не смог
изменить, как этот потрясающий человек.
Я вот думаю, а не написать ли мне книгу об этом замечательном человеке? В
память о нем, пока еще живы некоторые люди, которые его помнят. Жаль, что такие
люди уходят и их перестают помнить, о них забывают. Хочется что-то для него
сделать хорошее. Наверное, если бы не Ваш Бузина- мне бы и в голову не пришло
это делать.
Член «ОРД»,
«Офелия»
