Томик Бродского в расстрельной комнате, или Возможна ли русская культура после Бучи?

Чем бы ни окончилась эта война для Украины, для Европы и для всего мира, ее последствия для России и российского общества уже вполне катастрофичны. Фактически, происходит саморазрушение, самоликвидация страны — под бодрый восторг большинства россиян — мол, «Путин всё делает правильно» и «Россия — нация победителей». Обрушение российской экономики очевидно и «лечению» не поддается: даже если отменить все введенные за последние два месяца 8 тысяч санкций, восстановление (при идеальных внешних условиях) продлится не менее 10 лет.

Можно, конечно, убеждать собственных телезрителей, что Россия наконец-то становится «по-настоящему суверенной», «сосредотачивается», «разворачивается к себе самой», «наносит решительный удар Западу», выстраивает «Евразию от Лиссабона до Владивостока» — с центром в Москве, очищается от чуждой и враждебной американо-европейской «скверны», ведет «смертный бой» с «украинским нацизмом» — по крайней мере, именно такие слова теперь доминируют в российском информационном пространстве.

Это рикошетный удар по самому ценному, что есть у России: по русской классической культуре.

И речь не только о том, что мировые театры расторгли контракты с оперной певицей Анной Нетребко, дирижером Валерием Гергиевым и сотнями других культурных талантов и даже гениев из России. Речь не только о том, что более 100 международных культурных организаций и союзов исключило Россию или прекратило сотрудничество (в частности, ЮНЕСКО, Каннский фестиваль, Европейская биеннале современного искусства). Речь и не о ныне живущих деятелях русской культуры (особенно артистах), поддержавших войну с Украиной и в один момент превратившихся в «руконеподаваемых бывших». Речь даже не о том, что в некоторых украинских городах убирают памятники Пушкину или малюют на них букву «Z», переименовывают улицы, названные именами русских гениев, декларируют полный отказ от интереса к русской культуре как таковой.

Впрочем, в России нет и раньше не было такого количества «несогласных», чтобы можно было изменить ход истории страны. Но есть небольшое количество «декабристов», которые пытаются спасти то ли честь своего народа, то ли собственное самоуважение, выходя на заведомо расстрельные акции, — хоть в 1825-м, хоть в 1968-м, хоть в 2021–2022-м.

Выдвигаются самые разные версии — почему всё происходит именно так и как сосуществовать с русской культурой дальше? Крайние позиции хорошо предсказуемы: «отмена», полное забвение, выбрасывание книг, неиграние музыки, несмотрение кино. В пользу этой позиции — убеждение, что Кремль использовал русскую культуру и православную церковь для информационной и смысловой войны с Украиной в течение последних десятилетий. «Пушкин — это наш геополитический проект», — говаривали некоторые из распространителей «Русского Мира». А те околокремлевские интеллектуалы, которые продолжают строить планы по «денацификации» Украины, все без исключения теоретизируют о государственном статусе русского языка и о продвижении русской культуры и российских образовательных стандартов — в «Малороссии» и «Новороссии». Другая крайность в восприятии русского культурного наследия — убедить себя в том, что «культура бессмертна», «вне политики», что Лев Толстой — вообще пацифист, и что поэты, композиторы, художники и кинорежиссеры не несут ответственности за преступления воспитанных на их наследии диктаторов и садистов.

У культуры, помимо эстетического наслаждения и возвышения души, есть вполне конкретная и утилитарная цель: быть моральным ограничителем действий человека в ситуации, в которой иных ограничений не существует — когда нет ни полиции, ни суда, ни начальства, ни закона, ни «понятий».

Отважные дамы с русскими фамилиями из отдела русского искусства Харьковского художественного музея спасали шедевр великого русского художника Ильи Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану» (второй вариант картины) и сотни других уникальных картин — под градом российских бомб и ракет. Прямое попадание снаряда от «борцов с украинским нацизмом» испепелило квартиру харьковчанина Бориса Романченко и его самого — 96-летнего (!) узника четырех (!) гитлеровских концлагерей. Российская «спецоперация на Украине» объяснялась необходимостью «денацификации» и защитой «русскоязычных». И вот огромная фугасная бомба (ФАБ-500) разрушила Мариупольский драмтеатр (Донецкий академический областной русский драматический театр), вокруг которого было написано огромными буквами: «Дети», и завалила обломками много сотен мирных граждан — женщин и детей: чудом спаслось 130 человек. (Театр, кстати, был русскоязычным и ставил, в основном, русскую классику.) Одной из причин войны называлось то, что в Украине необходимо защитить от «бандеровцев» православные храмы, относящиеся к юрисдикции Московского патриархата. Защитили: в ходе налетов и бомбардировок десятки храмов УПЦ МП разрушены полностью или частично, пострадала от обстрела Святогорская лавра, всегда считавшаяся апологетом и рассадником «Русского Мира»…

Возможна ли поэзия после Освенцима? Возможна ли русская культура после Бучи и Мариуполя? Вот было бы чрезвычайно интересно у тех, летчиков, что бомбили Мариуполь, Харьков и Чернигов, у тех бойцов, что пытали, убивали и мародерили в Буче, Гостомеле и Бородянке, когда они предстанут перед международным трибуналом, спросить, помимо обязательных вопросов: а какое место в их воспитании занимала русская культура? Как на их становление повлияли романы Толстого, Достоевского и Тургенева, стихи Пушкина (хотя бы из школьной программы) или трогательные советские мультфильмы, многие из которых созданы именно по законам русской классической литературы? Известны ли им имена Андрея Рублева и Феофана Грека, Андрея Платонова и Андрея Звягинцева? Либо слово «культура» в их сознании ассоциируется с фамилиями Киркорова, Баскова, Ольги Бузовой и современными российскими телесериалами?

Судя по всему, после того, как до многих людей в России дойдет информация и осознание — что же на самом деле произошло в Мариуполе, Харькове, Буче, Гостомеле, Ирпени, Херсоне и, увы, этот список долог, когда узнают про убиенных детей, про Мариупольский роддом и драмтеатр, об изнасилованных девочках и женщинах, о заминированных атомных станциях — то многие честные русские люди, воспитанные в традициях русской классической культуры и литературы, воспитанные в традициях «культуры совести и стыда», с развитым неприятием зла и любой несправедливости, просто не смогут жить с этим моральным грузом — многие проклянут свою родину, многим будет по-настоящему стыдно, что они — россияне и родились в России. Будут и такие, кто добровольно сведет счеты — увы, в Москве уже известны такие случаи. Многие совестливые россияне уже после войны поедут работать волонтерами — на восстановление разрушенных украинских городов. И количество готовых бесплатно приехать и отстраивать Харьков, Чернигов или Мариуполь, возможно, и будет настоящим показателем гуманистического потенциала русской классической культуры.

Русскую культуру, особенно классическую литературу и музыку, изучали во всём мире не только с научно-эстетической, но и с духовно-мировоззренческой целью — найти в ней путь обновления и преображения души, состояние сопричастности человека и Бога, модель воскресения и идеального бытия. Несомненно, ее золотой фонд уже давно принадлежит всему человечеству — точно так же, как и наследие Канта, Гегеля, Гете, Шиллера, Баха, Бетховена, Шуберта, Вагнера, которое, как мы хорошо помним, не уберегло Германию от самого большого кошмара XX века.

Теперь, после Мариуполя и Бучи, русскую культуру тоже будут изучать во всём мире, но, похоже, в меньшем объеме, со сдержанными чувствами и более прагматической целью (примерно как Эва Томпсон, автор «Трубадуров империи»): выявить, почему люди, воспитанные на ней или в ее окружении, стали такими? Почему Пушкин, Достоевский, Толстой и далее по списку не предостерегли от варварства и расчеловечивания? Почему не предотвратили саморазрушение России и русского человека? Почему апофеозом «русскости» стало не преображение и «всечеловечность», а садизм, ложное мессианство, упоение злом и духовная смерть — себе и всем остальным? Почему? Почему? Почему?