Александр Никифоров Дневник офицера КГБ (продолжение)

Откушав шашлычок и лепешки и купив по дороге мороженого, вернулись к Нуру. За столом сидела Давлатбегим с подружками. Вид у них был как у той жены, в час ночи ожидающей загулявшего мужа. Спинным мозгом почувствовал, что их суровые взгляды предназначались мне.

— У кого-то молоко сбежало? — пытаюсь пошутить.

— За три двести покупал, говоришь? — не обращая внимания на мою шутку, они разом обрушились на меня. — Дуканщик цену поднял до пяти двести. Ни «копейки» не уступает. Говорит, что убыток, причиненный тобой, ему нужно возместить. Удружил ты нам так удружил.

— Я тут при чем? Торговаться нужно умеючи. Чем шуметь, мороженым угощайтесь, — предлагаю я…

— Ты знаешь, Санек, почему он тебе так дешево сервиз продал? — Мороженое охладило пыл женщин. — Потому, что ты его брать не хотел. Так нам дуканщик сказал.

Хороший способ сбить цену. Надо взять на вооружение…

Глава 11
В Гостях у Муслима Исмата

— Вижу, рыбка тебе приглянулась, — говорю Махиру, наблюдая, с каким наслаждением он поглощает жареную рыбу.

— Вкуснятина! Ты почему не ешь?

— Да так. Пожить еще охота.

Махир насторожился.

— Чего смотришь? Эта, как ты говоришь, замечательная рыбка маринкой зовется.

— И что с того?

— Ничего. Просто она ядовитая!

Я частенько над Махиром подтрунивал. Склизкий он. Во всем выгоду искал. Если и заказывал продукты на месяц, то пару банок тушенки и столько же сгущенки. Водку вообще не покупал, редко — бутылку. Пил и ел в основном на халяву. Но как! Аж руки дрожали! Свои же земляки, офицеры из бригады, его недолюбливали. Жаловались мне, что он им чеки на афгани меняет по рыночному курсу.

— Да ты не переживай, — продолжаю куражиться. — Может, обойдется? В крайнем случае, унитаз лишний раз на меткость проверишь.

— Санек! Кончай людей пугать, — вступает в разговор Петр Сергеевич. — Смотри, Махир, — и он откусил от рыбы солидный кусок. — Ничего страшного не произошло.

— Когда тебе в госпитале поставят ведерную клизму, тогда и узнаешь, произошло или нет, — говорю Сергеевичу и совершенно серьезно добавляю: — Даю справку. Маринка, она же карабалык (харабалык), что в переводе означает «черная рыба», водится в реках Средней Азии. У нее брюшина изнутри покрыта черной пленкой, отсюда, возможно, и название «черная рыба». Так вот, эта самая пленка, а также икра и молоки ядовиты. Маринку нужно очень аккуратно разделывать.

— Откуда такие подробности? — Петр Сергеевич с недоверием смотрит на меня, но рыбу на всякий случай откладывает в сторонку.

— Из далекого детства. В Туркмении в Мургабе[45] я этой маринки столько переловил… Когда учился в КАИ, знающие люди нас тоже предупреждали.

Насчет КАИ я приврал, для убедительности. Хотел еще что-то добавить, но почувствовал на себе чей-то взгляд. Повернулся вправо. На меня внимательно смотрел Муслим Исмат. Он с Игорем Митрофановичем сидел во главе стола.

— Мошавер Саша, ты почему рыбу не ешь? Может, тебе наше угощение не нравится? — обратился он ко мне. В его голосе я уловил нотки агрессии. Оказывается, Муслим все время наблюдал за мной, пока я шутил о ядовитых свойствах рыбы.

«Дошутился», — подумал я. Оскорбить хозяина подозрением на Востоке чревато…

— Угощение царское! А вот рыбу, товарищ генерал, не ем, — я умышленно обратился к Исмату по званию, он это любил. А кому не понравится, когда тебя генералом величают?

Муслим удивленно, но уже мягче посмотрел на меня.

— По восточному гороскопу я Рыба, — уточнил я.

Муслим засмеялся.

— Вон оно что… А я Скорпион.

Явный намек на превосходство.

— Тогда я спокоен: рыба постоянно в воде и никогда не затронет интересов скорпиона.

Мой ответ Муслиму понравился. Я встал.

— За прекрасный стол! За хозяина этого дома! За генерала Муслима Исмата!

Все дружно поддержали мой тост.

— Выкрутился, — толкает меня в бок Тахир. — На будущее с шуточками аккуратнее.

— Раньше надо было предупреждать.

* * *

Застолье затянулось. Пора бы по домам. Время уже четвертый час дня.

Муслим Исмат, прекрасно понимая, что задерживаться нам не следует, продолжает о чем-то беседовать с шефом…

Время четыре часа. «Духи», наверное, уже перекрыли дорогу. Что-то сильно, сильно домой захотелось…

— Не будем злоупотреблять гостеприимством хозяина. Пора и честь знать, — шеф встает из-за стола. — Завтра продолжим беседу в Управлении. Нужно посоветоваться с Гульханом.

Отказавшись от предложенного Муслимом сопровождения, попрощавшись, сели в машины. Шеф дает короткий инструктаж: держать дистанцию, быть постоянно на связи, действовать по обстановке.

Проехали переулок. Тишина. Выехали на центральную улицу, прохожих почти нет. В Дехходже — идиллия. Город словно вымер. За ооновским городком дали газу. В районе камышей на склоне появились три «Симурга», переполненных вооруженными людьми.

«Приплыли», — мелькнуло в голове.

— Вроде исматовцы? — говорит Тахир.

Подъехали ближе. Точно они. Поприветствовав нас выстрелами в воздух, исматовцы развернули свои машины и умчались в город…

До вилл добрались без приключений. На следующий день в Управлении узнали, что Исмат, пока мы заседали за столом, выслал боевую группу, которая «очистила» для нас дорогу. С Муслимом Исматом ни душманы, ни государственные чиновники связываться не решались.

Глава 12
«В Багдаде все спокойно»

Вчера отметили День Победы. В Управлении было торжественное собрание. Стас выступил с докладом о Сталинградской битве. Афганцы слушали с интересом. Война, она везде война…

После официальной части нам вручили подарки. Силами афганских сотрудников был дан концерт. В целом ничего…

Перед отъездом на виллы произошел анекдотичный случай. В мошаверку, где мы все собрались, вошла толпа афганских пионеров (пионеры в Кандагаре тоже были). Девчушка лет десяти вручила Игорю Митрофановичу открытку и показала открытую ладонь, изображая цифру «пять».

— Молодец, — погладил шеф ее по голове. — На пятерки учишься?

Ни слова не понимая по-русски, та кивнула и вручила ему еще открытку, снова показав «пять».

— Так ты на одни пятерки учишься? Молодец, — снова похвалил ее шеф.

Тут же к шефу подбежали еще человек семь ребятишек и дружно начали вручать ему открытки, показывая «пятерки».

— Да вы все отличники! — говорит шеф, собирая у них открытки. — Молодцы!

— Насчет отличников не знаю, но тысячу афгани, Игорь Митрофанович, вы им задолжали. «Пять» — это пятьдесят афгани за открытку.

Как всегда, у шефа денег не оказалось, за него рассчитался Тахир.

— У шефа никогда с собою денег нет, — проворчал он.

— Надо было его заранее предупредить, чтобы деньгами не разбрасывался. Я тоже поддержал молодое поколение Афганистана, пять открыток приобрел. Так что не переживай.

— Я и не переживаю…

* * *

На следующий день в восемь часов выехали в Кандагар. Проехав прорез, остановились возле афганского поста-танка. Рядом стояли два наших бэтээра. Прорез — это проезд между двух небольших горных склонов примерно на середине дороги аэропорт — Кандагар. При проводке колонны машины обычно скапливались у него с нашей (условно) стороны. Через каждые десять минут по команде водители давили на газ и мчались в город, стараясь как можно быстрее его проскочить. Правда, на выезде из Кандагара их ожидал новый сюрприз — Черная площадь.

Из горотдела по рации сообщили, что «духи» четырьмя бандгруппами зашли в город со стороны Аргандаба[46] и заблокировали дорогу. Планировали быстро расправиться с «зелеными»[47] и захватить афганскую колонну, но просчитались, наша бригада успела подключиться к ее сопровождению.

В Дехходже, до которой километров десять, разгорелся нешуточный бой. Мы отчетливо слышали разрывы, пулеметную и автоматную стрельбу.

Вышли из машин. Стоим, курим.

— Это что за «спортсмены»? — Дима показывает на бегущую по склону группу людей метрах в ста от нас.

— Душманы, наверное.

Про душманов я просто так брякнул. Мне и в голову не могло прийти, что они осмелятся так близко подойти к дороге, на которой полно нашей бронетехники.

Фить, фить, фить… просвистело возле моего уха. Посмотрел по сторонам — никаких птиц. Снова фить, фить…

Боец, сидевший на броне одного из бэтээров, схватился за плечо. По его ладони потекла кровь.

Батюшки! Так это точно «духи». В нас стреляют! Хорош воин-интернационалист: полгода в Афганистане, а свиста пуль и не слышал. А ведь действительно не слышал… Мины, бомбы, «эрэсы» — это, пожалуйста, а вот с пулями не знаком. Смотрю на ребят. Не я один такой…

Кто-то крикнул:

— Ложись!

Второй раз уговаривать не пришлось. Лежим в кювете.

— Может, пальнуть по «духам»? — спрашивает Дима, он рядом лежит.

— Пальни! А я лучше «пешком полежу».

Не успел сказать, как над головой загрохотало. Это наши бойцы открыли ответный огонь из КПВТ.[48]

«Духи» скрылись за сопкой так же незаметно, как и появились.

— Что ж, ребятки, — говорит шеф, выходя из машины (пока мы лежали на земле, он в машине просидел), — въезд в город «духи» закрыли, работу нам сорвали. Будем возвращаться домой.

* * *

На мосту возле нашего поста стоял изрядно помятый «ЗиЛ». Остановились. Вышли из машин.

— Что произошло? — спрашивает шеф часового…

— Здравствуй, Игорь Митрофанович. — Из палатки выходит комбриг.

— Привет, Павел Владимирович! — отвечает шеф. — Так что случилось?

— Минут двадцать назад афганцы на двух бэтээрах атаковали наш пост. Целенаправленно действовали. Один таранил нашу машину, другой обстрелял бойцов. К сожалению, есть раненые. Все произошло на моих глазах. Толком и понять ничего не успели. Кто бы мог подумать, что афганцы по нас стрелять будут…

— Может, это «духи» были?

— Как же, «духи»! БТР Второго армейского корпуса,[49] я-то знаю. За перевалом как? — спрашивает комбриг у шефа.

— «Духи» дорогу блокировали. В Дехходже бой. В нас тоже пару раз из автоматов пальнули.

— Из Дехходжи? — удивился Павел Владимирович.

— Зачем? «Духи» почти вплотную подошли к дороге. Даже наша бронетехника их не смутила, — отвечает шеф.

— Совсем обнаглели, — говорит комбриг.

— И мы о том же. Наша помощь нужна? Если нет, мы поехали. Встретимся в бригаде.

— Вы-то здесь зачем? Я и своих бойцов под пули не собираюсь подставлять, пускай афганцы между собой разбираются. Подключу артиллерию; может, удастся провести колонну.

Попрощавшись с нами, комбриг скрылся в палатке.

Провести афганскую колонну через Кандагар так и не удалось. «Духи» подтянули дополнительные силы и удерживали Дехходжу еще два дня.

* * *

«Все более реальной силой становятся вооруженные отряды партактивистов и членов Демократической организации молодежи Афганистана (ДОМА), которые созданы во всех провинциях. Отряды являются наиболее организованной силой среди различных афганских формирований, выгодно выделяются среди них хорошим боевым духом.

Действия отрядов партактивистов, наряду с военными операциями, сыграли немалую роль в том, что сейчас до некоторой степени улучшилось положение в таких провинциях, как Герат, Кандагар и Джелалабад…»[50]

«Наряду с вооруженными действиями контрреволюцией постоянно совершенствуется враждебная агитация. В политическом плане характерно усиление антиправительственной и антисоветской пропаганды. Специальные идеологические группы исламских комитетов стремятся дезориентировать массы крестьян, посеять недоверие к революционному правительству ДРА и демократическим преобразованиям, проводимым в стране. Используя методы террора и запугивания, контрреволюция оказывает сильное влияние на значительную часть населения страны.

В январе-феврале 1981 г. продолжаются оперативно-войсковые операции по ликвидации контрреволюционного подполья в городах Кандагар, Герат, Джелалабад и Хост…».[51]

Что тут скажешь? «В Багдаде все спокойно».

Глава 13
«Наркобарон»

Бригаде удалось загнать «духов» в «зеленку». Дорога была свободной. После вынужденного двухдневного «прогула» выехали в Кандагар…

— Мошавер Саша, — Гауз отвел меня в сторону, — завтра из Кандагара пойдет машина с опием-сырцом.

Мы уже неделю отслеживали информацию о машине с опиумом. Внедрили агента. Водитель грузовика предложил ему долю, если тот поможет проскочить через пост дорожной полиции (ГАИ). У агента на посту работал родственник — сотрудник дорожной полиции. Не удивляйтесь. В Афганистане при полном отсутствии каких-либо правил дорожного движения существовала дорожная полиция. Даже в Кандагаре на улице встречались регулировщики.

Следует отметить, что при кажущейся анархии в движении аварии в Кабуле случались редко. В Кандагаре я их вообще не видел.

— Точно, завтра поедет? — переспросил я Гауза.

— Точно. В девять часов утра.

— Будем брать.

Афганистан занимал одно из первых мест по выращиванию мака, являющегося сырьем для производства героина. От его реализации душманы имели хороший куш. Деньги, естественно, шли на закупку оружия. Вот такой круговорот мака в Афганистане получался.

* * *

Машину под благовидным предлогом тормознули на посту и отбуксировали во двор Управления. Начали обыск. Везде обшарили — нет наркотиков. Чисто. В кузове — пустые картонные ящики, диски, всякое барахло. Водитель клянется, что собирался выехать за продуктами. Неужели агент… того?..

— Ну, и где наркотики? — спрашивает Джахир агента. — Может, тебе померещилось?

— Есть наркотики, — обиженным тоном отвечает тот. — Хоть к стенке ставьте, от своих слов не откажусь. Не знаю, куда он их запрятал.

Похоже, агент говорил правду. Где же эти наркотики?

Стоим с Джахиром, тупо смотрим в пустой кузов машины. Не сговариваясь, смотрим друг на друга.

— Тоже об этом подумал? — спрашиваю афганца.

Тот в знак согласия кивает.

— Зови нафара.[52]

Нам обоим бросилось в глаза, что пол в кузове бурбухайки[53] обит новым оцинкованным железом. Ни вмятин, ни царапин.

Джахир ушел. Минут через десять он вернулся с нафаром. С помощью молотка и гвоздодера они приподняли оцинковку…

На дне кузова аккуратными стопками лежали целлофановые пакеты с опиумом-сырцом.

— Да здесь на всю фармацевтическую промышленность Советского Союза сырья хватит! — говорю я.

Водителя забрали в следственный отдел. Агенту выдали денежную премию, а нам с Джахиром — по ташаккорнаме[54] от начальника Управления.

* * *

Опию применения не нашлось, и его зачем-то отвезли к нам на виллу, где он и пролежал под джутовыми мешками больше месяца.

Однажды я вышел во двор покурить. Затянулся, еще разок… Почувствовал себя нехорошо. «Надо бросать курить», — подумал я. Впрочем, что-то здесь не так.

Подошел к мешкам. Воздух тяжелый, и запах… Откинул один мешок. Туман-дурман тонкой струйкой потянулся к небу. Вон оно в чем дело. При температуре плюс сорок пять градусов сырец начал разлагаться. Отсюда и этот дурман.

— Санек, — окликнул меня Стас, — что ты там рассматриваешь? Наркотиков на черный день хочешь «прикупить»?

— Можешь даром все забрать, — с этими словами я откинул все мешки.

Над землей повисло целое облако дурмана.

— Ничего себе! То-то мне вчера вечером плохо стало… Думал, из-за сигарет… Надо срочно от этой гадости избавляться, — говорит Стас.

По нашей просьбе военные вывезли мешки за гарнизон и сожгли.

Глава 14
Но пасаран![55]

Летим в Союз. Стас — по замене, я — в отпуск. Настроение отличное, но…

На спецрейс меня не записали. Мало того, чуть выговор не влепили за отсутствие обратного билета на самолет.

— Вы же сами в феврале говорили, чтобы я обратный билет не брал. Обещали отправить спецрейсом, — возмущался я.

— Кто тебе такое мог сказать?

Называю фамилию кадровика.

— Вспомнил! Он уже два месяца как в Союзе.

— Выходит, я виноват?

— Выходит, ты!

— Билета нет. На спецрейс не записали. Остается у душманов политического убежища просить, — пытаюсь шутить.

Хотел еще что-то добавить, но «чекистский взгляд» кадровика быстро охладил мой пыл. Язык голову бережет…

Тут в разговор вмешивается Стас.

— Позвольте! Позвольте, господа хорошие! А где фамилия, на которой вся Россия держится? — начал он, тыкая пальцем в листок. Стаса в списках тоже не оказалось. — Где она? Где Ивановы, Петровы, Сидоровы? Где, я вас спрашиваю?

За время совместной службы я Стаса хорошо изучил. Душманский обстрел по сравнению с его монологами — детский лепет. На всякий случай отошел в сторонку. Как бы не зацепило…

— Успокойся, успокойся! — призывали Стаса кадровики, чем еще больше распаляли его.

— Успокоиться?! Я сейчас успокоюсь. Пойду к руководителю Представительства и про все ваши махинации расскажу. Ишь, чего удумали! Дембелю в спецрейсе места не нашлось…

«Какие еще махинации? — подумал я. — Перегибает Стас! Хотя, главное первому «наехать», а там разбирайся, кто прав, а кто виноват».

В разгар перепалки в кабинет вошел секретарь парткома Представительства.

— Вот мы сейчас партийное руководство и спросим, почему рядовых коммунистов обижают? — обратился к нему Стас.

— Кто это вас обижает? — поинтересовался секретарь парткома.

— Недоразумение вышло. Станислава Петровича… — начал объяснять кадровик…

— И меня тоже, — быстро поправляю его.

— Да, да, их обоих, — показывает на нас, — не оказалось в списке на спецрейс. Сейчас разберемся.

— Разберитесь! Из каких провинций? — обратился к нам Николай Иванович, так звали секретаря парткома.

— Кандагарские мы, — ответил за нас Стас. — Я по замене, почти два года отслужил. Александр в отпуск летит.

— Из такой боевой провинции, а вы их обижаете… Разберитесь. — Секретарь парткома снова обратился к кадровикам. — Удачи вам. — Пожав нам руки, он вышел из кабинета…

Через пять минут наши фамилии стояли в середине списка.

* * *

Ворча, вышли из отдела кадров. В коридоре столкнулись со знакомым кадровиком Евгением. Надо было сразу к нему обратиться — он легко решал проблемы.

— Похоже, опять с кадрами «воевали», — весело приветствовал он нас. — Напрасно. Кадры решают все! — Евгений шутливо нахмурил брови, многозначительно подняв указательный палец вверх.

— Может, по шашлычку? — предложили мы ему.

— Нет, друзья, спасибо. Это вам, «вольным стрелкам», все дозволено, а у нас каждый шаг на контроле. Но пасаран! — произнес он, сжав кулак.

— Пасаран но! — в тон ему ответили мы…

На следующий день, набрав высоту, самолет взял курс на Ташкент. В салоне было полно свободных мест.

Глава 15
Ташкент — город хлебный

А теперь, в преддверье рая
Здесь таможня есть такая.
Смотрят тут и вкривь, и вкось
Все ощупывают насквозь!
Сколько взял с собой спиртного?
Нет ли песен «под блатного»?
Может, спрятал рубль, где?
Дай пощупать в бороде.
Но Иван, душа открыта,
Все кальсонами забито.
Смело смотрит стерве в глаз
С рюкзака, — все напоказ![56]

Ташкентская таможня — это что-то!..

На таможне изымалось все. Все, что могло нанести «экономический» и «политический» ущерб нашему великому государству. Изымались даже брелки — глобусы китайского производства: кто-то углядел, что на них неправильно (не в пользу Советского Союза) была проведена линия границы с КНР… Изымалось все, что могло нанести моральный ущерб нашему целомудренному народу. В общем: «Руссо туристо, облико морале!»

* * *

Стоим со Стасом в очереди на таможенный досмотр. Почти как у В. С. Высоцкого: «Я стою встревоженный, бледный, но ухоженный, на досмотр таможенный в хвосте…».

Чтобы не скучать, наблюдаю за пассажирами. По поведению каждого можно догадаться, у кого какой имеется «криминал». А что, собственно, догадываться? Всем хочется привезти домой для родных и друзей кое-какие бакшиши. Но и в подарках ограничение: трое наручных часов (часы с авторучкой тоже считаются), не более блока магнитофонных кассет, ну и тому подобное…

В соседней очереди стоит женщина средних лет, с томиком А. С. Пушкина. Прижала книгу к груди так, словно кто-то собирается ее отнять.

«У нее точно будут проблемы», — подумал я.

Действительно, закончив досмотр вещей, таможенник попросил у женщины книгу и начал быстро ее пролистывать. Из середины книги выпали двадцать пять рублей одной банкнотой. О, Боже!.. По правилам разрешено провозить тридцать рублей (которые вносятся в декларацию), а тут лишний четвертак! Женщина близка к обмороку. Видя ее состояние — ненароком упадет в обморок, — таможенник (парень опытный), укоризненно качая головой, ставит штамп «досмотрено» и пропускает ее в зал.

Машинально ощупываю карман своей рубашки, где лежат лишние восемьдесят рублей. Если что, — просто забыл задекларировать. Я же их не спрятал. Приходится хитрить. А куда деваться? Билет на самолет от Москвы до Бийска стоил более шестидесяти рублей. Самолет прилетает в Москву в пятницу, когда «контора» уже не работает. Где денег взять?

Впереди Стаса стоит парень. Подошла его очередь.

— Откройте, пожалуйста, «дипломат», — просит его таможенник (из начинающих).

Почти у всех пассажиров из Афганистана были «дипломаты» с кодовым замком. Наверное, круче этих «дипломатов» в Союзе была только машина.

Парень открывает «дипломат». Сверху аккуратно уложены: носовые платки, носки, рубашки, трое часов, магнитный браслет, две зажигалки… Ничего лишнего и запрещенного. Полный ажур! Но служивых не проведешь. Таможенник «ныряет» на дно дипломата, немного пошарив, достает еще двое часов. Счастливая улыбка расплывается по его лицу. «Попался, парниша». Парень теребит носовой платок. Его с вещами отводят в сторону — видимо, для решения финансовых вопросов…

Стас открывает свой «дипломат». В нем джентльменский набор чекиста: чеки, валидол, туалетная бумага, но главное — все кармашки на крышке дипломата утыканы ручками с часами, магнитными браслетами, зажигалками… Не отреагировав на это «богатство», таможенник вновь «ныряет» на дно дипломата. Немного пошарив, он с удивлением достает изделие № 2.

— Это вам, бакшиш, — тут же реагирует Стас.

— Спасибо, не нужно, — таможенник в недоумении. — А откуда у вас столько чеков?

— Из Кандагара. Вот справка.

Нам в финансовом отделе Представительства выдавали справки на заработанную честным трудом сумму чеков. Что говорить? Получали мы неплохо, но и тратили хорошо. В основном на бакшиши.

По поводу чеков в Афгане можно было услышать подобный диалог:

— А где чеки?

— В мешках.

— А где мешки?

— Под глазами!..

Настала моя очередь проходить досмотр…

— Это как «откуда деньги»? — услышал я женский голос.

Повернувшись вправо, я увидел, как две симпатичные блондинки трясут у носа таможенника записными книжками.

— А это вам что? Не документ? — шумели они.

Листая записную книжку, одна из девушек громко прочитала:

— Тридцать первое декабря. Майор Иванов — пятьдесят чеков. Первое января подполковник Сидоров — пятьдесят чеков, десятое января Петров — тридцать чеков…

Я посмотрел на Стаса.

— Чекистки. Ну, бывают девушки, которые — за рубли, бывают — за валюту. В Афгане — за чеки, — ответил он на мой немой вопрос, хотя я уже и сам догадался.

Улыбаясь, я начал наблюдать, чем все закончится.

— И чего уставился? Весело? Да?! — Девушка переключилась на меня.

У нее был такой взгляд…

— Извиняюсь, извиняюсь. Виноват.

С этими словами я быстренько выставил на досмотр свои вещи. Досмотр прошел без осложнений.

— Ты в Ташкенте был? — спрашиваю Стаса, догоняя его в зале.

— Не доводилось.

— Много потерял, доложу тебе. Замечательный город! А какие в нем уютные рестораны! Базары! Ничего, я этот «недостаток» исправлю. Бесплатную экскурсию тебе устрою.

Времени у нас было достаточно — самолет вылетал в Москву только через двенадцать часов.

* * *

Еще на подходе к кафе меня начали одолевать сомнения. Как-то не так выглядел город моей чекистской молодости: нет больших казанов, в которых почти на каждом углу готовился великолепный плов; нет мангалов с шашлыками, нет лагманных, чебуречных… Похоже, перестройка докатилась и до Восточной столицы… На дверях кафе «Голубые купола» висела бирка: «Санитарный день».

— С «Голубыми куполами» пролетели, — говорю Стасу. — У меня в запасе есть ресторан «Шарк». Пошли.

В 1976 году «Шарк» был маленьким ресторанчиком на тихой Ташкентской улочке. Рассчитан он был человек на тридцать посетителей. Внутри уютно. Хорошая кухня. На небольшой эстраде скрипач — еврей с длинными до плеч волосами исполнял задушевную музыку…

— Уважаемый! Не подскажете, где здесь ресторан «Шарк»? — обращаюсь к проходящему мимо нас аксакалу. — Вроде улица та, а ресторана не вижу…

— «Шарк»? Его лет пять как снесли, — отвечает тот.

— Есть еще один надежный вариант, — говорю Стасу. — Идем.

«Надежный вариант» встретил нас скучающими мужиками, игравшими в шахматы.

Развожу руками:

— Последний шанс — ресторан «Дустлик» («Дружба»).

В 1976 году, когда я учился на Высших курсах КГБ СССР, нам категорически не рекомендовали посещать этот ресторан. Уж больно часто там проходили «дружеские встречи» местной молодежи…

— Присаживайтесь, — приветливо пригласила нас за стол молоденькая официантка. — Меню, пожалуйста…

В ресторане тихо, прохладно…

Я подмигнул Стасу: «А ты сомневался. «Дружба» не подведет…».

— Девушка, нам граммов двести холодненькой водочки, пару салатиков…

— Водки нет, — прерывает меня официантка.

— А что есть из спиртного?

— Только шампанское.

— Несите, — одновременно, с грустью в голосе, пропели мы со Стасом.

— Шампанское только после двенадцати часов, — «добила» нас официантка.

Часы японской фирмы «Сейко» на моей руке показывали одиннадцать часов сорок пять минут. Первый день на родной земле был окончательно испорчен…

* * *

В двадцать часов мы погрузились в самолет.

До встречи с женой и детьми оставалось чуть больше пяти часов. До замены — семьсот тридцать два дня.

Часть 3 Еще повоюем!

Глава 1
Кровный брат

День прошел, да и жизнь проходит.
Что ищу я здесь, что забыл?!
Месяц звездами хороводит,
Солнца шар за горой остыл.
День пришел и ушел далече,
Канул в Лету, пропал навсегда.
Теплый вечер мне лег на плечи
И считает мои года!
Что считать, сам я знаю — не молод,
Оттого и тоска в груди…
А вокруг настороженный город
Копошится, страдает, гудит…[57]

Конец июля. Вчера вернулся из отпуска. Отпуск провел ударно! Семью со всеми пожитками перевез из Москвы в Бийск. Решил вопрос с пропиской, школой, садиком. Удалил зуб мудрости. В общем, отпуск пролетел, как один день…

Наша группа сильно «похудела». Кто-то отдыхает в Союзе. Кто-то в Кабуле по делам службы. Кто-то отслужил свой срок, замена им еще не прибыла. Шефу пришлось корректировать наши обязанности. Помимо горотдела, мне достался первый отдел (разведка). А там работы… Хорошо, что начальник отдела Мамнун с московских курсов вернулся.

За «бортом» градусов сорок пять с плюсом. С Тахиром в «Машке» по накатанной дороге едем в Кандагар. В первой машине Игорь Митрофанович с тремя сотрудниками. Вот и вся оперативная группа. Не группа, а «подарок» душманам.

— Не нравится мне это, — говорю я вслух.

— Не нравится? В июне жарче было. Ночью вместо сна в бассейне отмокали.

— Да я не о жаре.

— А о чем? — спрашивает Тахир.

— Вон! — показываю на приближающуюся к нам колонну из легковых машин. — Я на всякий случай автомат сниму с предохранителя.

— Это же исматовцы.

— Поэтому и сниму.

Последнее время поведение исматовцев настораживало — уж больно нагло себя вели.

Четыре «Симурга»[58] остановились от нас в нескольких метрах. В машинах — человек тридцать бородатых, одетых во все черное исматовцев. Груди опоясаны пулеметными лентами, за плечами гранатометы, в руках «калашниковы». В кузове одного «Симурга» приварена металлическая станина с ДШК. Серьезные «ребята»! С такими лишний раз не поспоришь…

Вышли из машин. Поздоровались. Боливар[59] что-то сказал Тахиру.

— В чем дело? — спросил его шеф.

— Маланг тяжело ранен. Автоматной очередью перебиты обе ноги. Ему совсем худо. Помощи просит.

На заднем сиденье «Тойоты» лежал Маланг, начальник одного из самых активных (читай — неуправляемых) подразделений Муслима Исмата, его любимый племянник. Выглядел он не лучшим образом.

— Этого нам только не хватало. Тахир, — принимает решение шеф, — поедешь со мной! А ты, — обращаясь ко мне, — отвезешь Маланга в госпиталь.

— Игорь Митрофанович, может, лучше Тахира отправить?

— Я знаю, что лучше. Выполняй! — И уже мягче: — Ты, Санек, аккуратнее с нашими «друзьями».

— Таких друзей за нос — и в музей, — проворчал я.

Не лежала у меня душа вести исматовцев в госпиталь. Маланг последнее время совсем озверел. Даже Исмат старался лишний раз его не раздражать.

Но деваться некуда, приказ есть приказ. К тому же контакт с руководством госпиталя был у Тахира, Женьки-бороды и у меня, а без указания госпитального начальства афганцами никто заниматься не будет. Но Женька был в Союзе в отпуске, а Тахир нужен был шефу как переводчик на встрече со старейшинами племени баракзаев.[60]

* * *

Шеф с ребятами продолжили путь в Кандагар. Я, развернув «Машку» и сказав Боливару, чтобы они не отставали, дал газу…

Гарнизонный пост проскочили без проблем, но на въезде в госпиталь возникла заминка: прапорщик наотрез отказался нас пропускать. Как назло, руководство госпиталя было в бригаде.

— Без разрешения начальства не пропущу, — уперся он. — Мне за них, — прапорщик кивнул в сторону афганцев, — по шапке надают.

— По шапке? Разуй глаза. Это же исматовцы! Их командир на ладан дышит. Отдаст концы — шапка тебе больше не понадобится. Враз избавишься и от перхоти, и от головной боли. Уловил?!

Похоже, мои слова и устрашающий вид исматовцев сыграли свою роль. Прапорщик сдался.

— Хорошо, — сказал он. — Пропущу, но только вас и машину с раненым.

Я объяснил Боливару условия (благо он понимал персидский язык), которые выдвинул прапорщик. Но исматовцы, узнав, в чем дело, начали громко возмущаться. Они не привыкли, чтобы им чинили препятствия.

Обстановка накалилась.

— Боливар, Маланга спасать нужно, а вы балаган устроили. Если он помрет, сам Муслиму будешь объяснять причину, — махнув рукой, я пошел к «Машке».

Явно не ожидая подобной решительности с моей стороны, он что-то сказал исматовцам, и те угомонились…

В хирургическое отделение своего командира афганцы внесли на руках и положили на каталку. Вместо ног — сплошное кровавое месиво. Мимо проходили врачи. Смотрели, качали головами: «Серьезное ранение», — чисто профессиональный интерес.

Как назло, ни одного знакомого лица… Хватаю за руку пробегающего мимо бойца в белом халате.

— Ты кто?

— Фельдшер.

— Муслима Исмата знаешь?

— Спрашиваете! Кто ж этого бандюка не знает.

— Как тебя звать?

— Сергей.

— Ты, Серега, аккуратнее с характеристиками. Когда надо, они, — киваю в сторону афганцев, — по-русски все понимают. Это племянник Муслима. Отдаст концы — госпиталь заново придется отстраивать.

— Понял, — Сергей исчез и через минуту появился с носилками и двумя санитарами. — На рентген, — пояснил он.

Маланг заволновался, но я через Боливара объяснил ему, что это необходимо для лечения.

Минут через тридцать Маланга вернули на каталку.

— Я ему сейчас пару кубиков промедольчика[61] вколю. Вместо костей одни осколки. Представляю, какая боль, — а он только зубами скрежетал, пока его на рентген таскали. Его терпению можно только позавидовать.

После уколов Малангу стало легче. Он с благодарностью смотрел на меня и Сергея, наслаждаясь чарсом.[62]

Минут через десять к нам подошел хирург, в руках у него были рентгеновские снимки.

— Ваш раненый? — спросил он меня.

— Выходит, мой, — представившись, ответил я.

— Так вот, товарищ майор, ранение очень серьезное. Не исключена ампутация обеих ног. Для лечения необходимо специальное оборудование, которого у нас нет… Да и своих тяжелораненых хватает, — добавил он.

— Понимаю. Может, в афганский госпиталь?

— Лучше сразу на кладбище, — мрачно пошутил хирург. — Его срочно в Кабул нужно отправлять.

— Срочно в Кабул… — повторил я. — У меня, что, персональный самолет на вилле?

— Сожалею, но ничем помочь не могу. Сейчас наложим ему шины и сделаем еще укол. На пару часов хватит.

Поблагодарив хирурга и Сергея, я объяснил Боливару, что наши врачи сделали все, что могли. Для операции необходимо специальное оборудование, которое есть только в Кабуле. Похоже, удалось его убедить…

Через полчаса мы были в аэропорту. Мне повезло: в Кабул отправлялся афганский борт. Перед посадкой в самолет Маланг жестом подозвал меня к себе. Я наклонился. Что-то прошептав, он пожал мне руки и вложил в них свои четки из янтаря. Язык пушту я не знал, но догадался, что для меня все закончилось благополучно. По крайней мере, на сегодня.

— Ты теперь его кровный брат, — пояснил мне Боливар. — Твой враг — его враг.

Этого мне только не хватало…

Самолет, накрутив круги, взял курс на Кабул. Облегченно вздохнув, я мысленно произнес: «Ты уж, «братишка», выживи, а то из кровного брата меня твои нукеры в жертвенного ягненка превратят».

Маланг выжил! Наши военные хирурги совершили чудо — сохранили ему ноги. Об этом я узнал значительно позже от самого Муслима Исмата… С того дня прошло более двадцати лет. Кто знает, что стало с Малангом, но его четки до сих пор при мне.

На следующий день в Кандагар добрались без происшествий… Горотдел мне показался осиротевшим. Спрашиваю у дежурного:

— Есть кто из руководства?

— Никого нет, — отвечает.

— Как никого?

Гауз, понятно, через неделю с ташкентских курсов вернется. А где остальные? В кабинет вошел Джахир.

— Здравствуй, дорогой, — крепко жму ему руку. — А ты говоришь никого нет, — бросаю дежурному. — Рассказывай, как дела? Как группа? — спрашиваю его.

Мне не терпелось узнать, что удалось наработать за время моего отсутствия. Перед отпуском мы провели засаду на банду Ахмада, в результате которой были уничтожены трое и захвачены двое «духов». Кроме того, зная, что Ахмад не ладил с главарем другой бандгруппы Малангом, чтобы спровоцировать разборку между ними, на месте засады мы «случайно» обронили пару личных карточек душманов из бандгруппы Маланга. Ахмад подал жалобу на него в Исламский суд… Последний долго разбирался, кто на кого напал…

— Рассказывай, как дела? — повторил я свой вопрос.

— Нет больше группы, — с грустью отвечает Джахир.

— Как это нет? Толком объясни. Погибли?

— Живы и здоровы. Мы после вашего отъезда в Союз еще две засады провели, главаря и с ним пять душманов захватили.

— Так это же здорово! — прерываю Джахира.

— Провели две засады, — не разделяя моего восторга, повторяет он, — после чего многие из группы пошли на повышение. Вы меня случайно застали. Сегодня уезжаю в Мазари-Шариф[63] начальником городского отдела. Надир уже две недели в Герате. Его начальником пятого отдела назначили. Махмуд в Кабуле, по линии разведки…

— Достаточно, Джахир. Мне все понятно. Поздравляю с повышением по службе! Надеюсь, меня не забудешь.

— Всегда буду помнить!

Попрощались. Я с грустью посмотрел вслед уходящему Джахиру. «Мне все понятно»… Да ничего мне не понятно. Кому это понадобилось на самом пике работы группу разваливать? Похоже, это уже не афган — вариант, а что-то другое. На душе стало тоскливо…

* * *

«Возможно, я преувеличиваю, но по-моему, сейчас проводится целенаправленная политика удаления из зоны «Юг» просоветских элементов. Сначала из ЦК ДОМА прислали разнарядку на сорок человек для учебы в вузах Союза. Затем из МО приехали подбирать из зоны четыреста двадцать офицеров для направления в советские военные училища. Теперь, возможно, уберут лояльного нам генерала Хакима.

Все это делается на фоне поставленной Кабулом задачи по расширению в провинции позиций народной власти и укреплению боеспособности афганской армии».[64]

Глава 2
На воре шапка горит

Из холодильника стали пропадать продукты. Не то чтобы их кто-то воровал, но…

Продуктовыми вопросами занимался Стас. У нас почти всегда были свинина, картофель, капуста, лук, яйца, что в условиях Афганистана большая редкость. Все это изобилие он доставал через Витька-«ураганщика» и Виктора, тоже прапорщика, из бригады.

Однажды произошел забавный случай. Было далеко за полночь. Я долго не мог заснуть. Ворочался на кровати, о жене, о детишках размышлял. Жалел их и себя, конечно… Только уснул — резкий стук в окно. Открыл глаза. Затих… Снова настойчивый стук в стекло.

«Духи», — мелькнуло в голове. Хватаю автомат. Какие «духи»? Совсем с головой плохо. «Духи» сначала тебе нож в спину, а уж потом «паспорт» спрашивают…

Послышалось сопение.

— Стас! Ты? — окликнул я.

— Кто же еще?.. — еле выговаривая слова, проворчал он. — О них заботишься… а они на виллу не пускают.

Я пошел открывать дверь. Собственно, мы ее и не закрывали. Так, для приличия накидывали крючок, который можно было откинуть через отверстие в стекле.

Открываю дверь. Картина Репина «Не ждали»… Стоит сильно «уставший» Стас, качается, словно березка на ветру. В руках две ячейки с куриными яйцами, на шее связка баранок, за спиной здоровый кусок свинины. В зубах сигара.

Глядя на него, я расхохотался.

— Стас, как ты это «богатство» дотащил? Вылитый коробейник.

— «Каком» кверху… Помоги разгрузиться, — промычал он.

— Ложись спать. С продуктами сам разберусь, — говорю я, наблюдая за его попыткой затолкать весь кусок мяса в морозильник.

— Разберись!

Стас зашагал к себе в комнату. Сигара в его зубах все еще дымилась.

— Сигару вынь. Сгоришь! Ладно сам, виллу жалко.

Стас вскинул вверх правую руку — мол, все нормально. Положив сигару в пепельницу, стоящую на столике в холле, он вошел в свою комнату и тут же повалился на кровать…

* * *

Перед заменой Стас передал мне на «связь» обоих Викторов, и продуктовые вопросы стали моей проблемой. От помощи Виктора из бригады пришлось отказаться. Двух прапорщиков моя печень могла не выдержать, поэтому я познакомил его с недавно прибывшим в нашу группу сотрудником. О чем потом пожалел. Из-за него Виктор на меня сильно огорчился. Даже грозился мне «фотографию» помять, а мужик он здоровый, ударом кулака пустые бутылки разбивал.

Дело в том, что наш сотрудник пришел к нему, поставил на стол бутылку водки и сказал:

— Вот тебе водка. Дай мне мяса.

Представляю, что у Виктора творилось в душе.

— Мне что, водка его нужна? — с обидой в голосе говорил он мне. — Разве ж дело в ней? Главное — с человеком пообщаться…

Насчет общения Виктор был прав. У нас с военными были прекрасные отношения. Мы им помогали, они — нам, несмотря на строжайший запрет. Внеслужебные контакты с военными наряду с самогоноварением и внебрачными связями (их в пустыне еще найти нужно) были категорически запрещены. Да, да, не удивляйтесь. Не всех дураков на войне поубивало, вот и пишут они мудреные приказы. Опять меня на «лирику» потянуло…

— Что ж ты меня подвел? — спросил я сослуживца. — Человека зря обидел…

В ответ услышал:

— Делать мне больше нечего, как с прапорщиком за столом водку распивать.

— Вон оно что! Гордость не позволяет. Тогда, «дорогой», кушай верблюжью колючку…

Но вернемся к нашему холодильнику. Куда же все-таки мясо исчезает? Вернее сказать, кто его?..

Кроме меня, на вилле жили Женька-борода, Петр Сергеевич, Алик и Тахир. Я стал размышлять. Тахир? Нет. Он «ленивый таджик», готовит, когда его попросят. Алик? Тоже отпадает. Он после Кабула кандагарской свободой не надышится, даром что каждую ночь «духи» по виллам долбят. Петр Сергеевич? Тоже отпадает. Он из шляхтичей, мужик прижимистый: своего не отдаст, но и чужого не возьмет. Хотя кто его знает? Впрочем, он тоже готовить не любит. Женька-борода? Не помню, когда он последний раз к плите подходил. Остаюсь я. Может, по ночам лунатиком «работаю»? Ладно. Разберемся.

* * *

Грохот такой, словно на нас обрушилась крыша виллы. Соскакиваю с кровати. Время час ночи. Вылетаю в коридор. Навстречу Петр Сергеевич с автоматом в руках.

— Что случилось? — спрашивает меня.

Развожу руками:

— Сам ничего не пойму.

К нам присоединяется Алик. Втроем вваливаемся в зал…

Холодильник открыт. На мраморном полу сидит Тахир, руки слегка дрожат.

— Я водички хотел попить, — заикаясь, говорит он, — а тут как громыхнет!

Чтобы проверить, кто по ночам в холодильнике «мышкует», я навязал штук двадцать пустых банок от напитка «SISI». Для громкости насыпал в них гороха, мелких камушков, пустых гильз. Все это аккуратно уложил в холодильник, да так, чтобы при открывании дверцы эта конструкция упала на мраморный пол. Представляете?! Ночь. Тишина. Пустой зал, и… Самый честный таджик попался на мою уловку.

Глядя на испуганный вид Тахира, я расхохотался:

— Вот кто по ночам холодильник «разгружает»… Штанишки не намочил?

— Твоя работа? Я тебе сейчас покажу штанишки. — Он поднимается с пола.

— Спокойно, спокойно, Тахирушка, — пячусь я.

Открывается дверь Женькиной комнаты. На пороге появляется обладатель пышной бороды. В руке здоровенный кусок жареной свинины.

— А че это вы здесь делаете? — улыбаясь, спрашивает он нас.

— Так это ты мясо по ночам таскаешь? — вырвалось у меня.

— Почему таскаю? Беру. Я люблю себе антрекот сварганить. А что, нельзя?

— Можно. Жаль, что я конструкцию снарядил после того, как ты в холодильнике побывал. Мяса, конечно, не жалко, но его кто-то в холодильник положить должен… Чужие башмаки впору не будут, Женек.

С этими словами я пошел демонстрировать свой сон…

* * *

Утром за свою проделку перед Тахиром извинился. Вообще-то с подобными экспериментами надо быть аккуратнее.

Во время службы в Бийске я курировал оборонное предприятие НПО «Алтай». Задачу по сохранности государственных секретов осуществлял в тесном контакте с Виктором, сотрудником спецмилиции. Он занимался хищениями (на режимных предприятиях воровство тоже случалось).

Однажды Виктор установил на складе химическую ловушку с «Родамином».[65] В эту самую ловушку угодил заслуженный и уважаемый сотрудник объединения. Проявил на складе бдительность: увидел посторонний предмет — а ловушка была изготовлена из футляра от электробритвы, — открыл его — и с головы до ног был осыпан красящим порошком. Попытался смыть водой и стал как вареный рак. От полученного шока месяц в больнице провалялся. Вот такая история.

Зла я на Женька не держал. Ну, любит человек по ночам мясо кушать. Хотя после моего эксперимента с пустыми банками мясо из холодильника больше не исчезало….

* * *

«Здравствуйте, дорогие мои Нина, Андрюша, Сергуня. Прошел почти месяц, как я уехал из дома. Первое время привыкать было трудно, но сейчас втянулся, и время летит быстрее.

Здоровье у меня нормальное. Овощей и фруктов в дуканах полно. Погода хорошая. Жара потихоньку спадает, всего + 40 градусов. Можно ночью спать, а то в конце июля за ночь по три-четыре раза ходил в душ. Ребята говорят, что в июне вообще невозможно было спать, мочили простыни и ложились на пол. Так что самое жаркое время я пережил в Союзе. Вот такие мои дела. Берегите себя. Крепко вас целую и обнимаю ваш папа-муж 06.08.86 г.».

До замены оставалось шестьсот семьдесят пять дней.

Глава 3
Два бушлата

Выходной!

Замечательный выдался денек. Тепло. Решили с ребятами поиграть в футбол. Только вышли на поле, как появился Якуб Хан со своей свитой.

— Сегодня в Кандагаре убили белуджа, — перевел Тахир шефу. — Якуб подозревает, что это дело рук исматовцев.

— Для полного счастья нам их разборок не хватало… Точно исматовцы?

— Нет, — успокаивает шефа Тахир. — Якуб просто так сказал. Вы же знаете, какие они с Исматом «закадычные друзья».

— Наша помощь нужна? Подключим афганских товарищей, — спрашивает шеф.

— Нет. Якуб Хан говорит, что сами справятся. Белуджи афганцам[66] не доверяют. Просит достать пару бушлатов.

— Придется тебе, Александр, в бригаду смотаться, — шеф посмотрел на меня.

Не было печали… Если уж не повезет, и на верблюде собака укусит.

Якуб Хан при встрече с нами или военными не упускал случая что-нибудь выклянчить. Хватка у него была бульдожья. Не отстанет, пока своего не добьется. Бытовые вопросы белуджей решал Тахир, но после моего возвращения из отпуска он плавно перегрузил их на мои хрупкие плечи.

Однажды Тахир вежливо попросил меня для Якуб Хана кое-что в бригаде достать. Я достал. Якубу понравилось, после чего он стал обращаться за помощью ко мне. Я ворчал на Тахира, но не сильно. Он хоть по возрасту и младше меня, но дембель, а дембелей уважать надобно.

— Сейчас ехать? — с кислой миной спрашиваю шефа.

— Зачем сейчас? После игры.

Якуб Хан что-то сказал своему переводчику Насиру. Насир по-русски говорил почти без акцента. Выучил язык во время учебы в Запорожском электротехническом техникуме; правда, на алкогольной почве цирроз печени заработал.

— Якуб Хан предлагает провести товарищеский матч «Белуджи-Мошаверы», — переводит Насир.

— Он капитаном команды будет? — усмехается шеф, мол, с кем играть?

— Шутите, Игорь Митрофанович? Напрасно. Через два дня из Союза на каникулы приезжает наша молодежь.[67] Спортивные ребята. Так что мне вождю ответить? Принимаете предложение или нет?

— Что, братцы, примем вызов вождя? Не осрамим землю русскую? — шутливым тоном обращается к нам шеф.

Почему бы и не сыграть? Команда у нас неплохая; правда, средний возраст около сорока лет. Зато мастерство и опыт есть, а его не пропьешь и не прокуришь.

— Без проблем, — за всех ответил Женька-борода.

Правду сказать, в футболе Женек был не силен. Кулаками, ногами помахать — это да. А вот футбол не его вид спорта.

— Не барана же проиграем, — добавляет он смеясь.

— Как раз барана! Проигравшая команда расплачивается бараном, — замечает Насир.

— У нас с баранами напряженка, — говорит шеф.

Якуб, хитро улыбаясь:

— Уверен, что вы выиграете. Ну, а проиграете — я за вас заплачу. Бушлаты будут? — обращается он ко мне.

— Будут, будут. Вечером привезем.

Я посмотрел на шефа. «Даром, что ли, отдавать? Хоть шашлыков поесть». Игорь Митрофанович одобрительно подмигнул мне.

Попрощавшись, белуджи уехали.

* * *

Погоняв минут сорок мяч, я отправился в батарею «Ураган». Витек, на мою удачу, оказался на месте.

— В баньку? — приветливо спросил он меня.

— После футбола баня не помешает.

— В такую жару мяч гоняли? — удивился он. — Гиганты!

— Хотел сказать «отмороженные»? — улыбнулся я. — Просьба у меня к тебе, Витек. Пару бушлатов сможешь достать?

— Тебе, что ли?

— На кой они мне! Якуб Хану.

— Якубу? Я его часа два назад в бригаде видел, возле вещевого склада.

— Вот старая лиса… Так достанешь?

— Попробую. Пошли в баню.

— Витек, мне сегодня бушлаты нужны.

— Что за спешка? Лето в разгаре! В ближайшие два дня снега не предвидится.

Я нахмурил брови — с «органами» шутить?

— Ладно, ладно, товарищ полковник. Не страшись! — глядя на меня, смеется Виктор. — Будут тебе бушлаты. До вечера далеко, а до бани — два шага. Пошли мыться.

— Моется тот, кому лень чесаться, — с этими словами я переступил порог бани…

После помывки, взяв у меня ключи от «Машки» и прихватив пару картонных ящиков, Витек со словами «я мигом», исчез… Через полчаса у меня были два новеньких бушлата пятьдесят четвертого размера.

Да, прапорщик Советской армии — это что-то! Это не звание. Это образ жизни. Прапорщиками не становятся, ими рождаются. Витек родился прапорщиком.

Вечером мы были в кишлаке у белуджей. Обновкой Якуб Хан остался доволен.

— Бисьер ташакор (очень хорошо), — поблагодарив меня, он обратился к Насиру.

«Еще что-то будет просить», — мелькнуло в голове. Моментально вскидываю руки вверх: «Помилуй, Хан! Дай хоть передохнуть!» — говорили мои глаза.

Якуб расхохотался. Смеясь в бороду и по-отечески хлопая меня по плечу, он приговаривал:

— Ахсана! Ахсана![68]

— Нашли убийцу? — спрашивает Игорь Митрофанович у Якуба Хана.

— В земле лежит, — вождь показал рукой на землю.

Вот это оперативность! Ни тебе адресных столов, ни военкоматов, ни милиции. За день почти в стотысячном городе найти убийцу и в землю закопать! Хорошая, видать, у Якуб Хана агентурная сеть.

Принесли на подносе шашлык… Матч договорились провести в следующую пятницу часов в одиннадцать.

Глава 4
«Третий тайм»[69]

— Игорь Митрофанович! Как играть будем? Надо бы нам расстановку обмозговать, — говорю шефу на вилле.

— А чего мозговать? Петр Сергеевич в воротах. Тахир с Аликом в нападении. Ты с Сашком и Андреем в полузащите. Я, Дима, Женек в защите. Кто там еще у нас не «мобилизован»? Евгений, Володя… всем место на поле найдется. Короче, как говорится: «Наливай да пей»…

— Набегай да бей, — перефразировал я.

— Живыми бы на виллы вернуться, — пробурчал Петр Сергеевич.

Реплике Сергеевича я значения не придал. «Старый ворчун», — подумал.

* * *

— Санек! Да ты у нас привидение, — говорит мне ростовчанин Александр.

— Не понял?

— Тени твоей нет.

Смотрю на землю. Действительно, нет. Солнце в зените. Жарит… Градусов тридцать пять, не меньше. После игры точно «привидениями» станем…

Белуджи поле подготовили заранее. Сколотили и вкопали в землю ворота — и где только жерди для них нашли? Землю очистили от камней, верблюжьей колючки, прочего мусора. Конечно, не «Маракана»,[70] но получилась вполне приличная поляна для игры.

По периметру «футбольного поля» прямо на земле расселись болельщики. Впервые играю при зрителях, у которых в руках вместо трещоток автоматы и «буры».

После традиционных приветствий команд — все, как в большом футболе, — началась игра. Первая же наша атака чуть не завершается взятием ворот соперника. Алик получил отличный пас, но промахнулся по мячу. Снова атакуем. Удар! Мяч попадает в перекладину ворот.

Тридцать минут игры. От напряжения и жары ноги словно залитые в бетон…

Шеф через все поле пасует мяч Тахиру. Тот делает рывок, опережает защитника и «сухим листом»[71] бьет по воротам. Гол!!

Мы ликуем… На «трибунах» тишина…

Перерыв. Белуджи с автоматами и «бурами» в руках уже плотным кольцом встали вокруг футбольного поля. Вспомнился фильм «Третий тайм». Под ложечкой засосало. Захотелось на виллу…

Начался второй тайм. Перед выходом на поле шеф что-то прошептал на ухо Петру Сергеевичу. Тот в ответ кивнул…

После перерыва белуджи наполовину заменили свой состав и со свежими силами обрушились на нас. Перед глазами круги… Силы на исходе. До окончания игры остаются считаные минуты. Напряжение нарастает. Послышались одиночные выстрелы… Атака на наши ворота. Шеф промахивается по мячу и падает. В образовавшуюся брешь в защите врывается молодой белудж. Удар! Петр Сергеевич прыгает в правый угол ворот, мяч медленно пересекает линию ворот с левой стороны. Гол… Игра окончена. Ничья: 1:1.

— Сергеевич! Тебе только бабочек сачком ловить. Такую «пенку» пропустил, — ругаюсь я на него. — Столько сил зря потрачено.

— Остынь, Санек, — шеф легонько толкает меня в плечо. — Посмотри вокруг.

А вокруг белуджи с радостными криками беспорядочно палят в воздух. «А ведь могли бы и в нас, выиграй мы матч. Мудрый у нас шеф. Иногда даже поражение лучше победы», — подумал я.

Торжественный ужин с поеданием шашлыков, приготовленных из двух баранов, прошел в теплой товарищеской обстановке.

Глава 5
Табиб[72]

В семь часов утра, откушав по тарелке еды, выехали в Кандагар. В горотделе задерживаться не стал. Просмотрел агентурные сообщения, дал Гаузу кое-какие указания — и в первый отдел…

Во дворе отдела незнакомый афганенок весело играл со щенком не намного больше его самого. Увидев меня, остановился в испуге.

— Бийя инджа, бача (подойди сюда, мальчик), — как можно спокойнее позвал я его.

Мальчонка подался вперед, но остановился. «Мама не разрешает разговаривать с незнакомыми дядями».

— Бийя, бийя на тарси (иди, иди не бойся)! — достаю из кармана пряник.

Подходит ближе. Какой же ребенок откажется от сладостей! Осторожно берет угощение. Поднимаю его на руки. Подаю конфеты. Берет уже смелее. Одну сует себе в рот остальные крепко зажимает в маленьких кулачках.

Не бойся, малыш! Не отберу. Прижимаю к себе маленький теплый комочек. В груди защемило. «Наверное, ровесник моему Сергуне. Годика четыре, не больше», — подумал я.

— Как зовут тебя?

— Джамик, — наслаждаясь конфетой, отвечает малыш, быстро освоившись у меня на руках.

— Отец-то кто?..

Тут чувствую на себе чей-то взгляд. Оборачиваюсь. В глубине двора за деревом стоит старик и пристально смотрит на меня. Взгляд скорее не злой — настороженный!

На всякий случай ставлю Джамика на землю. Прикладываю правую руку к груди и кивком приветствую старика. Тот отвечает мне поклоном.

Потрепав пацаненка по волосам, вхожу в здание отдела. Сотрудники отдела восторженными взглядами встретили мое появление. Оказывается, они из окон наблюдали за моим общением с Джамиком.

Поздоровавшись со всеми, я вошел в кабинет Мамнуна.

— Привет! Во дворе старика видел. Кто такой? — спрашиваю его.

— Наш новый нафар, а бача — его сын.

— Сын? То-то старик на меня как-то странно смотрел, когда я пацана на руки взял.

— Странно смотрел?! Дед, наверное, речи лишился. Шутка ли, представитель такой великой страны обратил внимание на его сына… Теперь он за тебя жизнь свою отдаст.

— Так уж и жизнь? — засомневался я.

— Не сомневайся. Вам этого не понять.

Я пожал плечами. Что тут сказать? Марксизм-ленинизм, интернационализм, оперативная психология — все это хорошо. А вот достаточно мальчишку взять на руки, и его отец уже предан тебе навеки! Национальные особенности. А их по книжкам не изучить, их самим прочувствовать нужно…

В дверь постучали. Вошел тот самый старик. Спросив у Мамнуна разрешение, он подошел ко мне и, что-то бормоча, с поклоном протянул пирожные. Не поняв из его речи ни слова, я поинтересовался у Мамнуна, чего хочет Бади (так звали старика).

— Он благодарит тебя за нежное отношение к его сыну. Просит принять эти сладости.

— Да ты что, Мамнун? Эти пирожные половину его месячной зарплаты стоят. Ташаккоре (спасибо), бобо,[73] — поблагодарил я старика, дав понять, что угощенье не приму.

— Не отказывайся, бери, а то станешь его кровным врагом, — замечает Мамнун.

— Только что говорил — жизнь отдаст, теперь — кровный враг.

Тот, улыбаясь:

— Национальные особенности.

Чтобы принять пирожные, я протянул руки, но старик попытался их поцеловать.

Я резко встал. Это уже слишком.

— Мамнун, объясни ему, чтобы так не делал.

— Не могу. Здесь я бессилен.

При последующих встречах со стариком, прежде чем он успевал своими губами приложиться к моим рукам, я его обнимал и приветствовал как равного, традиционным «джурасти! хубасти!»

— Что-то он неважно выглядит, — говорю Мамнуну.

— Второй день желудком мается.

После некоторых уточняющих вопросов я поставил диагноз заболевания — гастрит. О гастрите я знал практически все. Много хлопот он мне доставлял.

Взяв из кейса таблетки викалина,[74] которые всегда были при мне, я подал их старику.

— Переведи, чтобы по одной таблетке три раза в день принимал, — попросил я Мамнуна. — И вот еще, — подаю таблетки аскорбиновой кислоты. — Их можно и мальцу дать, но не больше трех штук в день (я же не аптечный склад).

Поблагодарив меня, старик вышел из кабинета.

Покончив с «медицинскими» делами, перешли к рабочим вопросам…

* * *

На следующий день старик встретил меня радостной улыбкой:

— Салам алейкум, агойе табиб![75]

Он что-то быстро — быстро мне говорил, весело хлопая себя по животу. И без медицинского образования было понятно — викалин ему помог. Вот что значит организм не избалован лекарствами. Не то, что у нас. Годами горстями лекарства жуем и докторам жалуемся: «не помогает». В пустыню всех! На хлеб и воду! Враз все пройдет.

Подошли двое афганцев. Одному на вид лет двадцать пять, другому чуть меньше. Поздоровались. Выяснилось, что это старшие сыновья Бади. Понятно, нужна медицинская помощь. Я же теперь табиб!

Старшему, Надиру, определил радикулит. Посоветовал лететь в Кабул. Дал три таблетки аскорбинки.

— У тебя что? — спрашиваю младшего Алима. И тут я увидел, что его руки покрыты сыпью.

— Это еще не все. — Алим оголил ноги. Они, как и руки, — сплошь в мелких прыщах. — И вот еще, — он поднял рубашку…

— У тебя на теле есть место, где нет сыпи? — спросил я.

Алим отрицательно покачал головой.

«Сколько же мне понадобится хозяйственного мыла и хлорки, чтобы отмыться? Если это поможет», — подумал я.

Что делать? Назвался табибом — лечи! Только вот как? Без госпиталя здесь не обойтись. Представляю «радостные лица» врачей.

— Поедешь с нами, — говорю Алиму, — обратно сам будешь добираться. Согласен?

Тот утвердительно качает головой. А куда ему с «подводной лодки» деться?

В мошаверке ребятам рассказал про Алима.

— А как ты с ним здоровался, Саша? — спросил меня Махир.

— Покажи правую руку, — прошу его.

Махир, ничего не подозревая, протягивает мне свою руку.

— А вот так! — с этими словами сжимаю ее. — Теперь вся зараза к тебе перешла.

Вырвавшись из моего крепкого рукопожатия, с криком «дурак!» Махир убежал в туалет мыть руки.

Ребята от смеха лежали вповалку.

— Смейтесь, смейтесь! Ручки, вот они! Теперь вы все в моей власти, — шучу я.

Некоторые ребята на всякий случай сели подальше от меня. Шутки шутками, но всякое может быть.

С Махиром я, конечно, поступил не по-джентльменски, но он сам напросился. Предложенный мною мир он принял, но руки не подал и до самого отъезда в Союз ходил с «камнем за пазухой» и куском мыла в кармане. Я ему хотел предложить веревкой запастись, но это было бы уже слишком…

Врачи, толком не поняв, что с Алимом, вкололи ему антибиотики и на дорожку дали универсальное средство от всех болезней — аскорбиновую кислоту. Мне тоже сделали укол. Болючий, зараза! Думаю, для профилактики, чтобы подобных больных им больше не поставлял.

Через два дня у Алима от прыщей не осталось и следа. Удивительно, как быстро у афганцев все заживает!

Слава о моих медицинских способностях разнеслась по всему Кандагару. Работу в отделе я начинал с обхода поступивших больных, которые, укрывшись покрывалами, сидели вдоль забора, ожидая моего приезда.

Бади я сразу предупредил, чтобы никаких денег и бакшишей. Всех больных лечил исключительно аскорбиновой кислотой и анальгином. Помогало.

Все бы ничего, но Бади стал приводить афганцев с гнойными ранами, язвами и прочими нехорошими болезнями. Чтобы не подорвать свой авторитет и не обидеть старика, я пошел на хитрость: сделал его своим «заместителем» по лечению больных с подобными болезнями. Выделил ему значительную порцию аскорбиновой кислоты, анальгина, активированного угля, йода, марганцовки. Объяснил, как все это нужно применять. Своей новой «должностью» Бади очень гордился…

* * *

«Здравствуете, мои родные Нина, Андрюша, Сергуня. У меня все нормально. Погода теплая… Недавно приезжал к нам Лещинский. В программе «Время» был его репортаж о Кандагаре. Если смотрели, всерьез не воспринимайте. Обстановка у нас спокойная, просто наши «сказочники»[76] любят людей пугать… Отпустил бороду. Совсем седая стала, надо будет сбрить…

Не болейте. Целую. Ваш папа-муж».

Глава 6
«Дерни, деточка, за колечко…»

Еле-еле поднялся с постели. Вышел во двор. Мимо пролетела бабочка. Взмахи ее крыльев набатом отозвались в голове… Нервным выдался вчера денек. Утром наши машины обстреляли из камышей. Пули просвистели над крышами. Одна рикошетом от асфальта пробила тормозной шланг Володиной машины — «Мустанга», так мы ее называли. Ему до Кандагара пришлось «ногой» тормозить.

В горотделе траур. В засаде погибли двое сотрудников горотдела. Жаль, толковые были ребята. Через Гауза передал их семьям кое-что из продуктов: тушенку, сгущенку, сухое молоко и прочее. Хоть чем-то помочь.

Когда возвращались из Кандагара, на наших глазах афганец на тракторе «Беларусь» съехал на обочину и подорвался на мине. Сам, на удивление, отделался мелкими царапинами, но трактор…

Вечером предложил Алику расслабиться, поиграть в нарды. Поиграли… Подошел Тахир. Потом Женька-борода, Володя-шифровальщик. Через некоторое время вся честная компания плавно перекочевала к обеденному столу.

Посидели… Может, сегодня в Кандагар не ездить?

Нет, надо ехать. Мы люди служивые. Подписку давали: честно и не щадя живота своего. (За эту подписку дать бы «им» сейчас «под писку»…)

Надо ехать. Долг зовет. Долг? Куда это он нас зовет? Хотя с нами все ясно, а вот когда и кому успели задолжать восемнадцатилетние парнишки?..

Что-то я с утра раздухарился? Хватит извилины напрягать. Пора в дорогу собираться.

«Мой друг уехал в Магадан, снимите шляпу…» — бормоча себе под нос, пошел на кухню.

Из своих «одиночек» поочередно выползают Тахир с Аликом. Женек, похоже, с вечера в госпитале торчит.

— Да, «братья мусульмане», с такими лицами вам только в Китае агентами-нелегалами работать, — говорю улыбаясь (смеяться нет сил, в голове сплошной гул).

— На себя в зеркале смотрел? — шипит Тахир.

— Шутишь! — парирую я. — Чтобы до конца жизни заикой остаться?

— Чем лучше вечер, тем хуже утро, — пропел Алик, по синусоиде, от стены к стене, шлепая босиком в туалет.

— Лучше два вечера, чем одно утро, — бросаю ему вслед.

— Санек, попить что-нибудь найдется? — спрашивает Тахир.

— А как же! Водочка в холодильнике.

Тахир хватается руками за рот.

— Ты и садист… От одной мысли чуть не стошнило. Чайку поставь.

— Будет сделано, шеф, — без обычной бодрости в голосе отвечаю я.

После чаепития нашим растущим организмам лучше не стало.

* * *

В машину залезали минут пятнадцать. Я за рулем. Отъехав от базы километров десять, почувствовал что-то неладное.

— Руль мне не нравится. Как-то странно болтается, — говорю вслух.

Днем раньше мы отдавали «Машку» афганцам для небольшого ремонта.

— В голове у тебя болтается. Давай я поведу, — говорит Тахир.

— Как же. Руль меня и спасает. Если бы не он, давно бы уже уснул.

Тахир с Аликом переглянулись.

— Расслабьтесь, шучу! — смеюсь я. — Но с рулем действительно что-то не так.

До Кандагара добрались без приключений. Видимо, «духи» побоялись тревожить нас в таком состоянии. Уж мы бы им показали…

Въехав во двор Управления, я заглушил мотор. Покачав баранку из стороны в сторону, резко дернул ее на себя. Руль остался в моих руках.

— В голове у меня, говоришь? Ты ремонтом машины занимался? Забирай…

Взяв у меня руль, Тахир, ворча, отправился на поиски автослесаря.

— Санек, пожалуй, я с тобой в горотдел пойду, — говорит Алик, — для обмена опытом. В своем отделе в таком виде не хочется появляться. Не возражаешь?

Я посмотрел на Алика…

— Поехали!

* * *

На столе Гауза лежали три стопки документов. Большая стопка — документы о том о сем. Поменьше — документы, требующие оперативного внимания, и третья — документы, по которым необходимо принимать решение. С самого начала работы в отделе я поставил Гаузу условие, чтобы он сам оценивал информацию и отбирал только важные документы. Переваривать всю информацию физически было невозможно. Да и смысла не было.

Я расположился в кресле. Алик сел на диване; облокотившись на его спинку, он прикрыл глаза руками.

— Ну, что там у нас новенького? — спрашиваю Гауза.

Показывает мне агентурное сообщение. Интересная информация, но тяжело воспринимается. «Сейчас бы холодненького пивка».

— Может, масти принести? — словно угадав мои мысли, спрашивает меня Гауз.

Масти — это что-то вроде нашей простокваши, только погуще ее. По — русски означает «пьяница» или «пьяный». Пробовать масти мне не доводилось. Простокваша, конечно, не пиво, но, как говорится, при отсутствии фруктов и свекла за апельсин сойдет.

— Неси!

Через двадцать минут на столе стояли две большие чашки масти с кусочками льда.

Выловив из чашки «издержки» производства и разом проглотив холодный освежающий молочный продукт, я почувствовал такой прилив сил…

— Гауз! Я готов, как и обещал ранее, провести занятие по оперативной технике с твоими сотрудниками, — бодро пропел Алик, также махом осушивший свою чашку.

Вот тебе и простокваша! Вот тебе и масти! Понятно, отчего такое название. Я бы его переиначил: «Великолепное средство от вечерних посиделок».

Спросив разрешения, в кабинет вошел начальник первого отделения Набард. Наклонившись, он что-то сказал Гаузу.

— Чего шепчетесь? Говорите вслух, — делаю замечание.

— Вот.

Набард достает из пакета четыре эфки.

— Откуда они у тебя?

— Источник принес. Говорит, что у одного дуканщика купил. Просит возместить затраты.

— У дуканщика, говоришь, приобрел? — задумался я.

Вспомнился недавний рассказ Валеры, земляка по Волгограду (Валера служил в вертолетном полку по линии военной контрразведки). Так вот, в Герате за торговлю боеприпасами военная прокуратура взяла прапорщика. Он на этом деле более шестисот тысяч афгани наварил. Чего греха таить, попадались в Афганистане и такие вояки. Прапорщика под суд, а он: «За что? Мне орден положен за мою тайную борьбу с душманами».

Оказывается, патроны он варил, после чего стрелять ими было бесполезно. А в гранату вносил конструктивные изменения. При выбросе спусковой скобы она не через три-пять секунд, как положено, а мгновенно взрывалась.

Орденом прапорщика не наградили, а отправили дослуживать в «дисбат».

Я и подумал: «А может, эти гранаты из той серии?»

— Затраты источнику компенсируйте, дуканщика — в оперативную разработку, а гранаты где-нибудь в овраге расстреляйте.

Гауз удивленно посмотрел на меня.

— Позже объясню. Собирай народ на учебу.

Занятием, проведенным Аликом, афганцы остались довольны…

Глава 7
«Финансовый магнат»

Сегодня на дороге спокойно. Почему? Колонны нет. К нашим колоннам «духи» «слетались», как осы на мясо. К встрече готовились заранее и основательно. Минировали дороги, подтягивали дополнительные силы. Мы знали: раз душманы «зашевелились», скоро будет колонна.

Однажды, заехав к комбригу в бригаду, шеф спросил у него:

— Павел Владимирович, к проводке готовишься?

Тот удивленно:

— Вы откуда знаете? Мне только два часа назад поступила команда готовиться к проводке колонны, причем с соблюдением строжайшей конспирации…

— С соблюдением конспирации, — шеф грустно усмехнулся. — Какая, к черту, конспирация! По нашей информации, душманы уже три дня активно готовятся к ее встрече. Есть товар — есть и покупатель, а информация о колонне для «духов» — это «хороший товар».

Не перевелись еще Иуды на нашей грешной земле.

* * *

Проехав прорез, помахали рукой афганцам, сидевшим на башне танка. Кто знает, что у них на уме?

В районе камышей все спокойно. Впереди, напротив ооновского городка, показался второй афганский пост — танк. Его афганцы выставили еще весной. Летом планировали убрать, но от весенних дождей он так просел, что стал напоминать дзот. Его ствол находился на высоте полутора метров от земли.

Я сбросил газ.

— Ты чего? — спрашивает меня Алик.

Пожимаю плечами, но продолжаю притормаживать. На спидометре 20 км/час. Вдруг из ствола танка вырывается пламя. Раздается выстрел. Все, кто был в машине, интуитивно пригнули головы.

— А ты спрашиваешь, чего я торможу? — говорю Алику. — Пару метров не доехали. Лежали бы сейчас в «зеленке» в «разобранном» виде — я с баранкой в руках, ты с рацией…

— Ну, дети ишака! — Алик хватает монтировку и колошматит ею по броне.

Через минуту из башни показывается голова афганского танкиста.

— Салам! Салам! Буру, буру (проезжайте), — машет нам рукой.

— Я тебе покажу «буру»! Обалдели?! — ругается на них Алик.

Афганцы разводят руками. Мол, случайно получилось.

Хочется верить, что случайно.

Через две недели афганцы танк откопали и переправили в другое место. На душе стало спокойнее.

* * *

После короткого совещания ребята разбрелись по своим отделам. В мошаверке остались я и Игорь Митрофанович, он делал в блокноте какие-то записи.

На пороге появился нафар. Обращаясь к шефу, что-то сказал.

— Чего он хочет? — спрашивает меня Игорь Митрофанович.

— Гульхан просит вас зайти к нему.

— Скажи, что через пять минут буду.

Я перевел. Афганец, кивнув, ушел.

— Заканчивай свои дела, пошли к Гульхану, — говорит мне шеф.

— Так он вас просил зайти. Мне Мамнуна дождаться нужно.

— Пошли, пошли, не возражай. Может, мне переводчик понадобится.

Желания идти к Гульхану у меня не было. Во-первых, своей работы полно. Во-вторых, лишнее общение с руководством здоровья не прибавляет. Я это усвоил еще на заре службы в Бийском горотделе. Однажды я торопился на встречу. Времени в обрез. Начальник отдела Иван Маркович любезно предложил подбросить меня на машине, нам было по пути. Через пять минут езды он поворачивается ко мне и говорит:

— Александр Петрович, что-то я от тебя давно справки об оперативной обстановке на вверенном участке не видел. Подготовь ее и завтра доложи.

Покатался с шефом… Написать справку — что курсовую работу по сопромату сделать…

После этого случая я придерживался старого армейского принципа: «подальше от начальства, поближе к кухне».

* * *

В кабинете Гульхан представил нам незнакомого афганца.

— Это Вардак, начальник МГБ в Майванде.[77] Помощи у нас просит.

— А в чем дело? — спрашивает его шеф.

— Мы надежную информацию по каравану получили. Одни побоялись его брать. Попросили в бригаде людей, но советские нам отказали. Тогда мы рискнули, и сами провели засаду. Взяли двух верблюдов, на которых везли деньги и вооружение, а когда прилетели в Кандагар, бригадные у нас деньги отобрали. Сказали, что неоднократно нам помогали и поэтому имеют право на свою долю.

Это со слов Вардака, а как было на самом деле, кто его разберет? А разбираться пришлось. Хорошо, что у шефа с комбригом было полное взаимопонимание. Как выяснилось, деньги у Вардака действительно отобрали. Военных можно понять, но простить…

Через два часа после нашего визита к комбригу на вилле шефа появился лейтенант с двумя мешками афгани.

— А где еще два? — спрашиваю его в лоб. Сколько было мешков, я не знал, просто так брякнул.

Тот удивленно:

— Там один остался, и то не мешок, а так, мешочек.

— Свободен, — говорит ему Игорь Митрофанович.

Почти два часа считали деньги. Набралось около трех миллионов афгани.

— Хорошая сумма, — говорит шеф. — Может, поделим на двоих? — хитро смотрит на меня.

— Шутите?

— Шучу, шучу. Завтра Вардаку скажу, чтобы забирал свои деньги, — сказал шеф, запирая в сейфе «полугодовую зарплату» нашей группы.

«Финансового магната» из меня не получилось. И слава богу!

Комбат батареи Сашка-молдаванин «отдыхал» в своей «келье». Увидев меня, кинулся обниматься.

— Аккуратнее, аккуратнее, Санек, — сдерживаю его душевный порыв. — Я пока еще ориентацию не поменял, да и менять не собираюсь… — Похоже, он принял на грудь не одну «рюмку чая».

— Не нужны мне ваши «Волги», чеки, афгани, — бухтел он мне в ухо.

— Ну и хорошо. Нам больше достанется, — аккуратно снимаю его с моей шеи. Никак в толк не возьму, о чем это он.

В комнату вошел Виктор.

— Витек, ты хоть объясни, что с комбатом?

— Сегодня он в Кандагаре был.

— И что с того? Мы каждый день там.

— Это вы каждый день, Петрович, в Кандагар ездите, — встрепенулся задремавший было комбат. — Не нужны мне ваши большие зарплаты. Кто скажет, что вы зря хлеб едите, в морду дам.

Он хотел еще что-то добавить, но силы покинули его…

— В Кандагаре комбат с товарищами в старую часть города в дуканы ездил. Там они на «духов» и напоролись. Двое раненых, один погибший, — пояснил Виктор.

— Молодцы! — с иронией проговорил я. — Кто это их надоумил «экскурсии» по Кандагару устраивать? Впечатлений захотелось? Сколько же он выпил? — Я посмотрел на спящего комбата.

Витек усмехнулся:

— Петрович! Водки много бывает?

— Не знаю, — улыбнулся я.

* * *

Утром следующего дня шеф сдал афгани на хранение в банк,[78] и мы отправились в Кандагар.

Подъезжая к мосту, увидели комбрига, который о чем-то оживленно беседовал с офицером-капитаном. Было видно, что у военных хорошее настроение.

— От чего такое веселье? — спросил шеф, поздоровавшись с ними.

Мы тоже вышли из машин. Поздоровались.

— Капитан новость привез. Детективная история в стиле Хичкока, — улыбается Павел Владимирович. — В Шинданде офицеры после дружеского «чаепития» решили проверить надежность нового бронежилета.

— Проверили? — интересуется шеф.

— Проверили. Один надел его на себя, а другой с пяти метров в него из «макарова» стрельнул.

— И что? — спрашивает Алик.

— Коротка оказалась «кольчужка». Парню теперь только евнухом в гареме работать, — усмехнулся комбриг.

«Это сколько же надо было выпить «тонизирующего напитка», чтобы до такого додуматься?» — поймал я себя на мысли…

Да, армия крепка «дубами»! Чем их больше, тем она крепче. Это не я сказал.

* * *

Вернувшись на виллы и прихватив литровую банку масти, которую по моей просьбе Гауз купил в дукане, я поехал к Сашке-молдаванину.

— Как он? — спрашиваю Виктора.

— Болеет командир.

Комбат «ковриком» лежал на кушетке. Увидев меня, еле выговорил:

— А, это ты, Петрович. Проходи. Присаживайся.

— Привет, Санек! Вчера ты бодрее был… Все на танго меня приглашал, — смеюсь я.

— Кончай издеваться. В голове сплошные орудийные залпы.

— Лекарство тебе принес. Поешь, — с этими словами я вывалил масти из банки в тарелку, стоящую на столе. Видя его удивленный взгляд, говорю настойчивее: — Ешь! Проверенное средство от головной боли.

Через пятнадцать минут Санек был как новенький.

— Вот это да! А что это? Нашу простоквашу напоминает.

— Так оно и есть. Местная простокваша, «масти» называется.

— Петрович! Я вчера хоть и перебрал немного…

— Немного? — смеюсь я.

— Не перебивай. Перебрал, перебрал, не отрицаю, но свои слова помню. Был грешок. Я не очень лестно о советниках отзывался. Думал: «Живут на виллах, ездят на «Волгах», чеки и афгани всегда при них имеются», — но после того, что я вчера в Кандагаре испытал, мое мнение изменилось. Короче, я на вашей стороне. Не зря вы свой хлеб едите.

— Чужой осел всегда кажется сильнее твоего, Санек… Впрочем, хватит об этом. Лучше послушайте занимательную историю.

И я рассказал моим друзьям историю с бронежилетом, которую утром услышал от комбрига.

— Да, дела! Не пойму, то ли смеяться, то ли плакать, — пожал плечами комбат, выслушав мой рассказ. Видимо, голова у него после вчерашнего еще полностью не восстановилась.

— Я эту историю сегодня в бригаде уже слышал, — говорит Витек, — только с менее трагическим финалом. Офицеру пуля в бедро угодила, так что в евнухи ему еще рано.

— Ну и слава богу! Баня готова? — спрашиваю Виктора.

— Обижаешь, начальник! — Он широко разводит руками.

— Чего сидим? Командир, ты с нами?

— А как же! — комбат бодренько соскочил с кушетки.

* * *

— Анекдот рассказать? Ребята из Кабула привезли, — спрашиваю я Виктора и Санька, разомлевших на полке в парилке.

— Валяй, — в один голос пропели те.

— Сидит советник на вилле, мух ловит. Поймает муху — и шмяк ее в лепешку об пол. Поймает другую муху — и снова ее об пол. Только собрался очередную жертву об пол, а та молвит ему человеческим голосом:

«Не шмякай меня, мошавер. Я исполню любые два твоих желания».

«Ты что, золотая рыбка? — сомневается советник. — И почему только два желания? Три положено».

«Война, однако. Ты не сомневайся, выполню», — настаивает муха.

«Хорошо, — соглашается советник, — попытка не пытка. Только после первого желания я тебя не отпущу. Вдруг обманешь?»

«Твоя воля, — вздыхает муха. — Загадывай».

— Хочу быть большим начальником в Союзе. Много зарабатывать, и чтобы у меня все было…

Сказано — сделано… Советник в Союзе. Должность солидная. Высокий оклад. Секретарь, служебный автомобиль — ну все есть, чего желал… Неделя проходит. Вторая. Работы невпроворот. Подчиненные бестолковые попались. Все приходится делать самому. Совсем выбился из сил. «Так дело не пойдет, — думает он. — Пора второе желание загадывать». Достает из банки муху — хорошо, что не отпустил — и говорит ей:

«Пора тебе, подруга, второе желание выполнить. Хочу ничего не делать и много денег получать».

Сказано — сделано. Сидит советник на вилле, мух ловит…

Виктор и комбат рассмеялись.

— Видел я, как вы в Кандагаре «мух ловите», — уже серьезно начал было Санек, но я его прервал.

— Командир, не начинай, а то расплачусь! Ну, а если серьезно… В Афганистане на всех «пряников» хватает. Вчера в реанимации тяжелораненый боец в бреду поднялся с кровати и со всеми трубками, капельницей, сметая все на своем пути, пошел в коридор. В парне два метра росту и сто килограммов веса. Дежурная медсестра Анютка успела его подхватить, а сама ему по пояс. Он ее придавил, словно медведь котенка. Хорошо ходячие раненые подоспели. Кое-как уложили бойца. А таких раненых в реанимации каждый день на одну сестричку три-четыре человека. Вот сюжет кинокартины…

— Да, нашим девчатам не позавидуешь, — согласился Виктор.

— Чему завидовать? — вздохнул комбат.

— Так, мужики! Долой тоску! Я ведь вам не только масти привез… По рюмочке, после баньки?.. Не возражаешь, командир? — обращаюсь к комбату.

— Какие могут быть возражения? — в тон мне отвечает он.

— Вот и ладненько. — С этими словами я выскочил из парилки и с размаху плюхнулся в бассейн.

Санек и Виктор последовали моему примеру.

Глава 8
Жара!

Жара вернулась. Спать невозможно… Жарит не только солнце. Почти каждую ночь «духи» обстреливают аэропорт, виллы, бригаду, госпиталь, вертолетный полк. Минируют дороги. Вчера на фугасе подорвались военные советники. Один погиб, двое ранены. Судьба сыграла с ними злую шутку. Три бэтээра прошли один за другим, а они на четвертом подорвались. Водителю повезло, царапинами отделался. Днище выбило за его спиной.

Похоже, душманы перед уходом в горы на зимние квартиры выдвинули «встречный план». Мы тоже не сидим сложа руки… Спецназ активно работает по караванам. Авиация ежедневно обрабатывает «зеленку». Артиллерия бьет по душманским базам. Каждый день передаем в ЦБУ (Центр боевого управления) координаты.

Окрестности Кандагара — сплошное поле боя. Кажется, от душманов и шнурков не должно остаться. Ан нет, живы и здоровы. Почему? Потому что во время обстрелов в Кандагаре отсиживаются. Кто ж город будет бомбить? А они, душманы, попьют чайку — и в поле. Сделают пару десятков выстрелов из «эрэсов» и безоткаток и снова в город.

Есть и другой вариант. Надоест им сидеть в душном городе, перемещаются на земли, принадлежащие «слугам» афганского народа. В начале службы в Кандагаре я не мог взять в толк, почему артиллерия не работает по координатам, где, по агентурным данным, наибольшее скопление душманов. Оказалось, что эти земли принадлежали командиру Второго армейского корпуса генералу Олюми.

«Духов», засевших в «зеленке», взять сложно. «Землянки» у них не в три наката, как поется в нашей знаменитой песне, а в пять и даже шесть. Чтобы пробить такое укрепление, необходимо прямое попадание авиабомбы килограммов в пятьсот.

Однажды я отправил агента горотдела проверить результаты артиллерийского удара. На следующий день он сообщил, что убиты два барана и пастух, при этом добавил, что, если сделать поправку метров на пятьдесят, можно накрыть сильное «духовское» укрепление. Мнение агента я передал Сашке-молдаванину. На что получил ответ:

— Петрович, мы не можем бить дважды по одним и тем же координатам. Нас за это самих «расстреляют».

— Как же вы душманские потери подсчитываете? — спрашиваю его.

— Элементарно. Например, убойная сила одного выстрела — сто человек. Допустим, мы сделали два залпа. Это тридцать два выстрела. Итого, получается три тысячи двести человек убитыми. Делаем поправку на погодные условия, рельеф местности, и получается человек семьсот. Все просто. Правда, один выстрел «Урагана» стоит как «Жигули»…

— Понятно, — говорю я, — работаете по принципу: «куда проще, туда и стреляем».

* * *

Сегодня в Кандагар добрались без происшествий. Правда, перед нами саперы сняли два фугаса. И где! Посредине дороги! Кто-то, не буду показывать пальцем, «заботясь» о нашей безопасности, приказал все ямы на дороге засыпать гравием. Раньше «духам» надо было хорошо постараться, чтобы снаряд под бетонку заложить. А теперь… Без лишних хлопот разгребай гравий, и фугас готов. Если раньше на дороге воронки и выбоины были видны, и мы их объезжали, совершенствуя свое мастерство фигурного вождения, то теперь мчимся наугад. Правду говорят, — хуже дурака только дурак с инициативой. На войне он вдвойне дурак.

Злой я чего-то сегодня? На душе вновь тревожное чувство…

* * *

После короткого совещания в мошаверке выехал в первый отдел.

В кабинете меня уже ждали Мамнун и агент Наджиб, который вчера специально на встречу из Пакистана пришел.

Наджиб был завербован месяц назад на патриотической основе. Образованный молодой человек. Несмотря на юный возраст, было ему года двадцать три, он занимал высокий пост в одной из государственных структур Пакистана. Его отец из знатного рода племени дурани, в Кандагаре был авторитетной личностью. После государственного переворота в 1973 году[79] семья Наджиба эмигрировала в Пакистан.

Многие наши граждане, начитавшись газет и журналов, наивно полагают, что эмиграция в Афганистане началась после ввода ограниченного контингента войск, а многочисленные исламские партии было созданы для борьбы с «советской агрессией». Ошибаетесь, уважаемые. Один из активнейших борцов против советских войск Гульбеддин Хекматиар Исламскую Партию Афганистана (ИПА) создал для борьбы с режимом Дауда. Это уже потом он переключился на шурави.

Ввод советских войск, конечно, усилил миграционные потоки. Кому понравится, когда каждый день на голову снаряды падают? К 1986 году в Пакистане проживали около трех миллионов афганцев, а в Иране — более одного миллиона. Большинство крупных племен непосредственно в войне не участвовало, и мы через агентуру пытались выйти на вождей для политического диалога.

К сожалению, некоторые из наших высокопоставленных руководителей не понимали, а может, и не хотели понять, что в стране, где решающее слово за вождем, необходимо работать с племенами…

* * *

Закончив беседу с Наджибом и получив от него письменную информацию, очень даже неплохую, уже собрался уходить, как раздался телефонный звонок. Снимаю трубку.

— Санек, — звонил Тахир, — Володя зовет к нему в пятый отдел, нужно обмозговать мероприятие. Я сейчас за тобой заеду.

Через пять минут были в пятом отделе. Только склонились за столом над картой, как над головами просвистел снаряд. За ним второй, третий… И вдруг сильнейший удар в дувал. Столб пыли…

Поднимаемся с земли, отряхиваемся. Вроде все целы, только уши заложило. Володя тряпкой подбирает еще дымящийся осколок размером с ладошку.

— По нас уже свои бьют. Пора к душманам линять, — в шутку говорит он.

— Ты это о чем? — спрашивает его Тахир.

— А вот!

На осколке, который Володя показал нам, просматривался номер завода-изготовителя.

Мы переглянулись.

— Хорошо, когда собака — друг, но плохо, когда друг — собака, — проворчал я.

Только сейчас почувствовал боль в правом колене. Падая, в кровь разбил его о камень. Вот она, моя утренняя тревога…

Вернувшись на базу, шеф и ребята отправились в бригаду. Я остался на вилле «зализывать» рану. Колено нешуточно разболелось и опухло.

Минут через тридцать ребята вернулись.

— Каков результат встречи на высшем уровне? — спрашиваю Тахира.

— Наши стреляли. У них на карте отмечены координаты, где размещаются отделы Управления МГБ, — ответил он.

— Кто же их в ЦБУ передал? — спрашиваю его.

Тахир пожимает плечами:

— Комбриг удивился тому, что мы попали под обстрел. По их данным, там одни душманы. Для них все афганцы — душманы.

* * *

В два часа ночи начался обстрел.

«Днем свои бьют, ночью «духи» донимают. Что за война?» — ворча себе под нос и прихрамывая на правую ногу, словно «сын лейтенанта Шмидта», поковылял во двор, где уже суетились Тахир, Алик и Женек-борода.

«Война в Крыму — все в дыму»… Возле бассейна горит сухая трава. Беру ведро, набираю воды и… Женька хватает меня за руку.

— Ты чего делаешь?

— Тушу.

— Тушу! — передразнил он меня. — Ты когда-нибудь на сковородку с растопленным салом воду лил?

Не дожидаясь ответа, он зачерпнул из ведра немного воды и плеснул на траву. Тут же в разные стороны разлетелись искры.

— Это же снаряды с фосфорной начинкой. Их водой нельзя тушить. На вот тряпку, сбивай огонь.

— Откуда ж мне знать. Ты у нас специалист по минно-взрывному делу, — снова ворчу я, хотя его «эксперимент» меня впечатлил.

— Ступай к себе. Без тебя управимся, — говорит мне Тахир, засыпая очаги пожара песком.

Действительно, мне было не по себе. Сильно болело колено. Бросив тряпку, похромал на виллу.

«И до чего только люди не додумаются, чтобы себе в удовольствие или в угоду другим уничтожать друг друга, — размышлял я. — Ядерное, химическое, биологическое, психотропное оружие! Ни одно животное ради забавы не убивает себе подобных. А мы… Homo sapiens! Человек разумный! Гуманоиды мы, из семейства наиболее прогрессивных приматов…

Через час, отмывшись от копоти и грязи, ребята сидели за столом и дружно поедали приготовленные мною бутерброды. Стрессовые ситуации хорошо поднимают аппетит…

* * *

Утром, поинтересовавшись, нет ли в группе пострадавших, шеф объявил:

— Мне звонил зональный партийный советник. Вчера вечером ооновский городок тоже обстреляли. Сначала заедем к ним, а потом в Кандагар.

Ребята разбрелись по машинам.

— Как ты? — спросил меня Игорь Митрофанович.

— Колено побаливает.

— Может, останешься?

— Игорь Митрофанович, мне что, за душманами в «зеленке» гоняться? До Кандагара в машине доеду, а там в кабинете отсижусь.

— Как знаешь…

Ооновский городок выглядел удручающе. Душманы, как и нас, обстреляли его фосфорными снарядами, которых, похоже, не пожалели. Крепко ребятам досталось. Повсюду тлело и дымилось. Сгорели столовая и кухня, помещение для жилья, «ГАЗ-69». Порвана линия связи. К счастью, все закончилось более-менее благополучно. Один контужен, трое легко ранены. Не обошлось и без курьезов. Два советника погнались за котенком, который, испугавшись обстрела, выбежал на улицу, а в это время потолок их комнаты «эрэсом» пробило. Вот так божья тварь спасла им жизнь.

Пообщавшись с ребятами из городка, продолжили путь в Кандагар. Зачем мы в ооновский городок заезжали? На «экскурсию»? У нас своих «достопримечательностей» хватает.

* * *

В мошаверке остались я, Алик и Дима. Мне тяжело было ходить, поэтому я попросил Мамнуна приехать в Управление. Через пять минут к нам вошел — вернее, влетел — провинциальный партийный советник Александр.

Честно говоря, я не понимал, зачем в Кандагаре столько партийных (зональный, провинциальный, главный) и комсомольских советников. Думаю, многие из них и сами толком не понимали, зачем они в Афганистане. В основном это были трезвомыслящие, нормальные ребята. Но среди них попадались и такие, которые считали, что земля должна вращаться вокруг них. Из таких и был недавно прибывший в Кандагар вместе с женой провинциальный советник Александр.

Прямо с порога, почему-то обращаясь ко мне, он завизжал:

— Нас душманы обстреливают, а вы никаких мер не принимаете!

«Что ж ты об этом шефу не сказал, когда мы в ооновском городке были?» — подумал я.

— Безопасность советнического коллектива — ваша задача! Вы должны нас охранять, — продолжал он возмущаться, делая упор на «нас» и «вы».

— Может, тебе (сознательно «тыкаю» ему) ночью еще и свечку подержать?

— Чего?..

— А ничего! Ты что, в лес на пикник собирался? Или в Сочи на отдых? Ты бы еще всех своих… в Афганистан притащил!

Не ожидая от меня подобного «наезда», он зашлепал губами, словно рыба об лед.

— Одна корова нагадит, все стадо запачкается, — непонятно к чему добавил я, но именно эти слова взбесили партийного товарища.

— Да я на тебя в ЦК КПСС буду жаловаться!

— Не запнись об порог, когда побежишь. Кстати, освободи помещение, нам работать нужно.

В мошаверку вошел Мамнун. Мне не хотелось, чтобы он слышал наши разборки.

* * *

Обедать в Управлении не стали — у шефа были срочные дела в бригаде. Перед посадкой в машину он подозвал меня к себе.

— Надо было тебя на вилле оставить. Зачем ты партийному советнику наговорил всяких гадостей? Обгаженной коровой обозвал…

— Игорь Митрофанович, не обзывал я его, — едва сдерживая смех, оправдываюсь я, — поговорка такая есть.

— Поговорка… Грамотные все стали, а мне за вас… Садись в машину. Поехали! — скомандовал всем Игорь Митрофанович.

В машине Тахир, смеясь, спросил меня:

— Что, досталось от шефа?

— Отвяжись, злыдня.

Не обращая внимания на мои слова, он продолжает:

— Этот Александр к шефу в кабинет с жалобой на тебя весь белый залетел. Игорь Митрофанович его выслушал, а потом посоветовал меньше паниковать и провел с ним воспитательную беседу. В общем, от шефа он красный вышел.

«Молодец у нас шеф», — подумал я.

В «конторе» был неписаный закон: «В своем кругу — ругай, но чужим в обиду не давай». Хороший закон. Жаль, что последнее время о нем стали забывать. В основном работают по принципу: «Бей своих, чтобы чужие боялись». А чужие почему-то не боятся…

Глава 9
Второе рождение Мамнуна

А потом за Кандагаром, где пустыня пышет жаром,
«Аж слюна во рту кипит», не кричит Иван, сипит.
«Полотно» — песок и глина, здесь ищи, конечно, мины.
Точно, вон у поворота подозрительное что-то…
И саперам вновь работа, а ведь жить-то всем охота.
Что-то там поколдовали, два фугаса сразу сняли.
Вот дорога здесь какая, где ты, мамочка родная?[80]

На столе стояла початая бутылка водки, рюмка и нехитрая закуска.

— По какому случаю банкет? — спрашиваю Мамнуна, ставя автомат у стены. — Что темно так? — Раздвигаю шторы на окне.

— День рождения отмечаю. — Он достает из шкафа еще рюмку.

— Чей? Раббани?[81] — шучу я.

— Свой, — отвечает Мамнун.

— Твой день рождения весной был. Сам же рассказывал, как лихо его в Москве отметил.

Я подошел к Мамнуну поближе и только сейчас заметил на его лице сильные царапины, словно кошка прошлась по нему своими когтями. Правая рука забинтована. Из-за темноты в кабинете я сразу этого не заметил.

— Теперь два раза в году буду отмечать.

Он протягивает мне свой пистолет, у которого затвор искорежен, словно по нему молотком прошлись.

— Толком объясни, что случилось?

— Вчера, — начал он, — поехал в аэропорт встречать кураторов из Кабула, нелегкая их принесла… «уазик» не заводился. Одолжил «Тойоту» у агента. Она-то нас и спасла. В аэропорту встретил двух сотрудников из Первого управления МГБ, майора и подполковника, и мы поехали в Кандагар.

— Погоди, — перебиваю Мамнуна, — во сколько же это было?

— Около шести вечера.

— Шесть вечера! В своем уме в такое время по кандагарской дороге разъезжать? Почему на виллу не заехали? У нас места не нашлось бы?

— Я предлагал им в аэропорту переночевать, но они отказались. Герои… Видел бы ты их лица после засады, — улыбнулся Мамнун. — Короче, ты меня не перебивай.

Он потянулся к бутылке, но я перехватил ее:

— На сегодня достаточно. Рассказывай.

— Подъехали к камышам, — продолжил Мамнун. — Из зарослей на дорогу вышли три душмана. Двое с автоматами, третий с гранатометом наперевес. Неуютно становится на душе, когда в тебя из гранатомета целятся. Велю водителю сбросить газ, но движок не выключать. Кабульским гостям — лечь на дно машины. Думаю, гражданская машина[82] и национальная одежда на мне усыпили бдительность «духов». Гранатометчик опустил гранатомет, двое его напарников тоже приняли стойку «вольно». Из камышей вышли еще четыре «духа». Не доехав до вооруженных бандитов метров десять, командую водителю: «Газуй!»

Сбив гранатометчика, помчались в Кандагар. Дальше плохо помню. «Духи» по машине стреляли, я из окна отвечал. Что-то сильно, словно палкой, ударило по руке. Пуля угодила в затвор пистолета. Осколками от разбитого стекла посекло лицо.

— Кабульские товарищи не пострадали? — спрашиваю Мамнуна.

— Что им сделается? До самого Кандагара на полу машины пролежали. С утра в Управлении с Гульханом общаются.

— С днем рождения, Мамнун, — говорю я, — но «вечер воспоминаний» пора заканчивать. — Ставлю бутылку в шкаф. — Что-нибудь интересное есть?

— Есть. Сарвар! Зайди! — кликнул он и, обращаясь ко мне, добавил: — От агента Хабиба интересную информацию получили.

* * *

В кабинет вошел пуштун лет пятидесяти, плотного телосложения. Это Сарвар. В отделе он был самым опытным сотрудником. Служил в полиции еще при Захир Шахе. Во времена правления Дауда два года в тюрьме «отдыхал». До больших чинов Сарвар не дослужился. Был он флегматичен и молчалив (три революции и тюрьма научат держать язык за зубами), но оперативную работу знал.

Поздоровавшись, перешли к делу.

— Родственник Хабиба работает в Управлении по племенам и народам, — начал Сарвар. — Он рассказал агенту, что из Кабула для ополченцев должны поступить двадцать «калашниковых» и два миллиона афгани. Эту информацию по моему заданию агент слил одному из бандглаварей Рахматулло, предложив ему — естественно, за определенную сумму — помощь в захвате автоматов и денег.

— Рахматулло? Это не племянник Муллы Насима, члена Исламского суда? — спрашиваю я Сарвара.

— Он самый. Любимый.

«Неплохо. Если захватим Рахматулло, можно и на Исламский суд выйти. Не оставит же Насим своего любимого племянника в беде», — подумал я.

— Извини, что прервал. Продолжай, — говорю Сарвару.

— Двадцать автоматов и два миллиона — хороший куш. Рахматулло информацией заинтересовался, но он очень осторожный. Начал крутить — мол, людей мало, и тому подобное…

— А что агент?

— Агент сказал: «Боишься? Я другого «клиента» найду. Дело выгодное». После его слов Рахматулло согласился, но агенту полностью не доверяет. Думаю, проверять его будет.

— Не доверяет, — повторил я, — а вы бы доверили? То-то и оно. Информация отличная, молодец! — похвалил я Сарвара. — Теперь, — обращаюсь к Мамнуну, — надо нам хорошенько подумать, как «усыпить» бдительность Рахматулло и из «зеленки» его выманить. Организуйте мне встречу с агентом. Кстати, кто еще владеет информацией?

— Только мы и агент, ну и Рахматулло, конечно, — ответил Мамнун.

— Этим кругом и ограничимся. Гульхану и Игорю Митрофановичу доложим, когда они вернутся из Кабула.

Дело в том, что в связи с заявлением Горбачева о поэтапном выводе советских войск из Афганистана руководители оперативных зон и начальники Управлений были вызваны на совещание в Кабул.

* * *

Пообедав в Управлении традиционным рисом с мясом, выехали на базу. Я с Тахиром, Димой и Аликом в первой машине. Володя на «Мустанге» с двумя ребятами — во второй. Проехали камыши. Все нормально. Проехали прорез…

— Что это там на дороге? — спрашивает Тахир, показывая рукой вперед.

— Ящик какой-то, — говорю я. Подъехали ближе. Остановились.

Действительно, на дороге лежит разбитый ящик. Рядом с ним валяется снаряд. Мы переглянулись.

Подошли ребята из второй машины.

— Что делать будем? — спрашивает Тахир.

— Ничего не будем делать. Не нами положено, не нам и подбирать, — отвечает Алик.

— Конечно, чтобы душманы для нас же фугас изготовили, — возражает Дима.

— Если уже не заложили, — замечает Тахир.

— Фугас? Не похоже, — говорит Володя.

Он в Афгане не первый год, в «Каскаде» успел повоевать. Делает шаг вперед.

— Чего удумал? — Тахир придерживает его за рукав.

— Посмотрю, что к чему.

— Уверен? У тебя через месяц замена.

— Не переживай, все будет нормально. На всякий случай машины сдайте назад.

Мы отогнали машины подальше от снаряда. Стоим в ожидании. Никому и в голову не приходит, что это может быть фугас с дистанционным управлением. Сидит где-нибудь в камышах душман с проводками в руках и ждет, когда мы снаряд поднимем. Подняли и… спите спокойно, ребята. Последнее время подобные «сюрпризы» все чаще попадаются на дорогах Афганистана. Кроме них, «духи» активно используют мины-ловушки. Делают их из магнитофонов, керосиновых ламп, наручных часов и даже пустых банок «SISI». Неделю назад боец из бригады лишился кисти руки, после того как «Seiko»[83] на дороге подобрал.

Минут через пять Володя махнул нам рукой:

— Давайте сюда. Это снаряд от «Гиацинта»; похоже, военные его потеряли.

— И что дальше? — спрашивает Алик.

— Ничего, — отвечает Тахир. — В бригаду его отвезем. Дима, помоги.

Тахир с Димой подняли снаряд и понесли в багажник машины.

— Тяжелый, зараза, — кряхтит Тахир, — килограммов на пятьдесят потянет.

— Делать вам нечего, — ворчит Алик.

Честно говоря, меня тоже не устраивала перспектива кататься по кандагарской дороге с таким «сюрпризом», но мнение коллектива — закон…

После вынужденной остановки снова двинулись в путь. Через сто метров подобрали еще один снаряд. Потом еще два… и еще…

— Урожайный у нас сегодня денек, — продолжает ворчать Алик. — Снаряды, словно грибы в лесу собираем.

— Похоже, батарея «Гиацинтов» окопалась, — показывает Тахир рукой вправо.

Свернув на накатанную дорогу, ведущую на батарею, метров через пятьсот мы остановились перед шлагбаумом, возле которого стоял часовой в бронежилете и каске. Ни забора, ни колючей проволоки. Шлагбаум посредине пустыни — и часовой! Только в армии подобное можно увидеть. Я пожалел, что не взял с собой фотоаппарат. Такой кадр упустил…

— Боец, командира позови, — обратился к часовому Тахир.

Через некоторое время к нам подошел офицер.

— Командир батареи капитан Иванов, — представился он. — Вы кто будете? Впрочем, вижу: советники МГБ. Какие к нам вопросы?

— Вопрос один, — говорит Володя, открывая багажник машины. — Ваши?

— Наши снаряды, — заглянув в багажник, отвечает комбат. — Откуда они у вас?

— На дороге подобрали. Быстро ездите, командир, так и голову можно потерять.

— Серьезно, на дороге нашли? — переспрашивает капитан.

— Какие могут быть шутки? Шутки, комбат, — замечает Володя, — начнутся, когда особисты о снарядах проведают. Впрочем, это не наше дело, забирайте их.

— Ну… — капитан сжал кулак. — Заместителя ко мне! Быстро! — приказал он бойцу.

В воздухе возникло напряжение. Чтобы разрядить обстановку, спрашиваю комбата:

— Капитан, шлагбаум зачем?

— Действительно, как корове седло, — усмехается он. — Мы только вчера выдвинулись на позицию. Шлагбаум поставили, а проволоку нам еще не успели подвезти, но я вам не советую по периметру ходить. Там сигнальные мины, и не только…

Подошел замкомбата. Поздоровался.

— Лейтенант! — обратился к нему комбат. — Товарищи советники снаряды нам привезли. Бери бойцов и неси их на склад. Положи отдельно от остальных. И, главное, язык не распускай. Позже объясню, что с ними делать. Чего стоишь? — видя удивленный взгляд лейтенанта, спрашивает комбат. — Вперед!

Лейтенант побежал за подмогой.

— Может, пока разгружают, чайку попьете? — предложил нам комбат.

— Отчего не попить, — согласились мы.

* * *

«Резиденция» комбата была сложена из саманного кирпича и ящиков из-под снарядов. Два небольших окна располагались друг против друга. В них были вставлены деревянные обрешетки, набитые верблюжьей колючкой.

— Жарковато у тебя, — заметил Володя.

— Минуточку. Боец! — кликнул комбат.

В дверях появился воин.

— Кондиционер включи.

Мы удивленно переглянулись…

Минут через пять боец с двумя ведрами воды вошел в помещение.

— Отойдите в сторонку, — попросил он нас, после чего с размаху плеснул на окна воду из ведер. Прохладный воздух «загулял» внутри домика.

Да, сильна наша армия умельцами…

Поблагодарив комбата за чай, выехали на виллы. В машине Тахир заметил:

— Комбат-то молодец! Ловко он на нас стрелки перевел.

— Ты по поводу снарядов? Действительно, ловко. Если что, — советников и спрашивайте.

* * *

Вечером на вилле появился земляк по Волгограду — Валера из вертолетного полка — с незнакомым офицером.

— Виктор, — представил он его, — сослуживец из бригады.

Понятно. Особисты на «мед» слетаются.

Разговор Валера начал от «печки»: как дела, как в Кандагаре?

— Валер, — прервал я его монолог. — Тебе наши «дела» нужны? Не темни! Говори, зачем пожаловали. Помощь нужна? Поможем.

— Хорошо. Снаряды нас интересуют.

— Какие снаряды? — мы удивленно переглянулись.

— Ладно вам ваньку валять. Те снаряды, которые вы днем в батарею «Гиацинтов» доставили.

— Оперативно работаете, — польстил нашим гостям Тахир. — Но у нас на родине говорят: «Не знаю — и душа спокойна».

— Тахир прав. Мы сами толком ничего не знаем. Нам сказали, мы их передали. Вот и все. Давайте закроем тему. Меньше знаешь — легче спится, — заметил Алик.

Валера посмотрел на Виктора:

— Указаний нам не поступало, а инициатива наказуема. Нам это надо?

— Вот это верно. Лучше выпьем по «рюмке чая» за укрепление взаимодействия между «фронтами»! — предложил Володя…

От предложения никто отказываться не стал.

Не успел закончиться день, как весть о нашем посещении артиллерийской батареи облетела весь гарнизон.

«Так и рождаются легенды о секретных разработках в лабораториях Лубянки», — подумал я.

Глава 10
Крепнет режим народной власти…

Из Кабула вернулся шеф с тремя новыми сотрудниками.

— Знакомьтесь, Андрей, Анатолий и Владимир, — представил он их нам. — Анатолий назначен старшим группы в провинцию Заболь[84] вместо Бориса.[85] Андрей будет заниматься отделом по борьбе с бандитизмом вместо убывшего Стаса. Владимира поручаю Тахиру, он вместо него будет советником второго и двенадцатого отделов.

Володю, высокого кудрявого парня, я узнал сразу. Мы с ним — он на курс позже — в КАИ учились. Володя прекрасно играл в волейбол, и его группа была нашим основным соперником. Других ребят я не знал.

На наш вопрос, что нового в Кабуле, Игорь Митрофанович ответил кратко:

— Вывод войск запланирован на 1988 год, но пока больше вопросов, чем ответов. Работа предстоит серьезная, советую не расслабляться. Санек, Тахир, разместите ребят, я к Павлу Владимировичу, — с этими словами шеф укатил в бригаду.

Разбрелись по своим «норкам». Мы с Тахиром и «новобранцами» поехали на девятую виллу. Шеф месяц назад съехал с нее на дальнюю виллу, ближе к бригаде и от нас подальше. Тоже правильно…

Объяснили ребятам, что к чему. Познакомились поближе. Оказывается, Анатолий служит в Волгоградском управлении, хорошо знает Стаса. Андрей с моим земляком Григорием участвовал в декабрьских 1979 года событиях.[86]

Вот такой он тесный, наш земной шарик…

* * *

Утром после короткого совещания шеф объявил:

— Вновь прибывшие сотрудники сегодня в Кандагар могут не ехать.

— Игорь Митрофанович! Мы уже настроились на работу. Когда-то нужно начинать, — возразил Володя.

— Я, вообще-то, не первый год в Афгане, — поддержал его Андрей.

— Ну что ж. Тогда по машинам! — скомандовал шеф.

«Ну и хитрец наш командир, — подумал я. — На «бдительность» ребят проверял».

— Игорь Митрофанович, информация интересная есть. Нужна ваша резолюция, — обратился я к шефу.

— Стоящая информация?

— На миллион афгани потянет. А если серьезно, по-моему, стоящая. Прежде чем докладывать Гульхану, думаю, с вами нужно обсудить.

— В Кандагаре у меня времени не будет, по дороге расскажешь.

Отдав ключи от «Машки» Андрею с четвертой виллы, я сел на заднее сиденье в машину шефа. Он — за рулем, Тахир — на рации на переднем сиденье.

В общих чертах я рассказал, что мне стало известно от Сарвара.

— Когда у тебя встреча с агентом? — спросил Игорь Митрофанович, выслушав мой доклад.

— Сегодня.

— Детально обговори с ним все вопросы. Тщательно отработай линию поведения. Завтра доложим Гульхану.

— Понял, — ответил я.

— Санек! А почему ты… — Тахир поворачивается ко мне.

— Осторожно, Игорь Митрофанович! — закричал я.

На нас в лобовую атаку несся афганский пятитонный грузовой автомобиль «ГАЗ-66». Шеф резко поворачивает вправо, подставляя левое крыло машины. Пытается уйти от столкновения. Тщетно… Сильнейший удар. Машину разворачивает на сто восемьдесят градусов. Афганский грузовик, оставляя за собой столб пыли, не снижая скорости, скрывается в переулке старой части города.

— «Программа» вывода наших войск начинает действовать, — мрачно шутит шеф, держась за грудь. — Все живы?

— Вроде того, — отвечаю я, потирая локоть правой руки. Падая на сиденье, больно ударился о приклад автомата.

— Жить будем, — добавляет Тахир, потирая шишку на лбу. — Сами как, Игорь Митрофанович?

— Нормально.

«Нормально». Даже в этом шуме было слышно, как у него ребра затрещали. «А ведь шеф мог правый борт машины подставить», — подумал я.

— Что случилось? — подошли ребята из других машин.

— Ничего особенного. Афганцы с пути сбились, — шутит Тахир.

Осмотрели машину. Крыло и капот сильно помяты, колесо и левая дверь заблокированы. Чтобы освободить колесо, пришлось вытягивать крыло наружу.

— Санек, часто такое случается? — спрашивает меня Володя, активно включившись в ремонт машины.

«А ведь без дополнительной команды и раздумий взялся за работу. Такие ребята нам подходят», — подумал я о нем.

— Не часто, — пожимаю плечами. — Обычно нас танками давят.

— Серьезно? — Володя удивленно смотрит на меня. — Шутишь?

— Расслабься! — смеюсь в ответ. — На моей памяти это первый случай. Добро пожаловать в стольный град Кандаград! — скаламбурил я.

Вокруг машины скопилась толпа афганцев. Смотрят, головами качают. Похоже, многие из них искренне нам сочувствуют, даже свою помощь предлагают.

Выправив крыло и убедившись что машина на ходу, продолжили путь.

При подъезде к Управлению стали свидетелями призыва мужского населения города в афганскую армию. Как и в Союзе, в Афганистане проводились и весенние, и осенние призывы, но если у нас гражданин, получив из военкомата повестку, сам спешит на призывной пункт, то в Афганистане призыв в армию больше напоминал облаву оперов МУРа на воров и карманников.

Проходит она так. Сарбозы[87] блокируют участок улицы, и все мужчины, попавшие в «котел», загоняются в бурбухайки. У кого есть справка об освобождении от службы в армии, отпускаются. Остальные — под ружье. Случались и курьезы. Однажды в Кабуле в облаву попал действующий генерал афганской армии. Он по улице в гражданской одежде шел.

«Отпустите! — кричит. — Я генерал афганской армии!» Сарбоз, подталкивая его прикладом в спину, заявляет: «Генерал, говоришь?.. Ничего, рядовым послужишь».

Хорошо, что мимо проходил наш военный советник, который лично знал генерала. Кое-как отбил его у сарбоза.

Набрать новобранцев — полдела, главное в казарме их удержать. На десять призванных на службу афганцев — на следующий день восемь беглецов. Были случаи когда уходили целым взводом, предварительно расстреляв офицеров. Призывникам огнестрельное оружие не выдавалось, в лучшем случае — штык-нож на десять человек. Ну, а если и выдавался карабин, то самому надежному для охраны всех остальных. Вот такими воинами «крепились» ряды афганской армии.

* * *

В Управлении шеф собрал нас в мошаверке.

— Во-первых, — начал он, — прошу о сегодняшнем инциденте не распространяться. Далее, через своих подсоветных соберите информацию обо всех уездах и волостях, где установлена народная власть. Срок — два дня. Чего удивляетесь? Мне телеграмму подписывать, а я не могу.

— И что, Игорь Митрофанович, вам мешает? — спрашиваю я.

— Что мешает? По данным партийных советников, семьдесят процентов кандагарской провинции «охвачены» народной властью.

— Семьдесят процентов? — переспрашивает Тахир. — Вы бы предложили Владимиру Ильичу[88] в Даман[89] съездить, там уже три года флаг народной власти развевается…

— Предлагал. Он в ответ: «Я враг себе? В Дамане обратного билета не продают». Ильич мужик хороший, но в жесткие рамки поставлен. Говорит: «Если я не буду расширять народную власть, то в ЦК меня просто не поймут». Вот и расширяется власть на бумаге. Я ему сказал, что телеграмму не подпишу. Прошу вас, ребятки, ответственно поработать. Нам самим интересно узнать, сколько же уездов под народной властью?

Разошлись по своим отделам. «Крепнет режим народной власти», — вертелось на языке.

Глава 11
Хабиб

В кабинете Мамнун был один.

— Присаживайся, — поздоровавшись, предложил он мне. — Сейчас Сарвар с Хабибом подойдут.

Агент Хабиб работал активно. Месяц как завербован, а уже два серьезных мероприятия по его информации провели. Мне он напоминал Остапа Бендера — такой же энергичный и нахальный, особенно когда дело касалось материальной выгоды. Как и Великий комбинатор, Хабиб знал если не четыреста, то не менее ста способов честного отъема денег. Об одном из них он сам мне как-то поведал.

— Покупаю старую машину не на ходу. Придаю ей товарный вид и на конной тяге доставляю к пакистанской границе. Жду своего дурака-покупателя и совершаю «равноценный» обмен по принципу «махнем не глядя».

— И много ты таким способом машин перепродал? — поинтересовался я у него.

— Четыре.

— А не боишься, что можешь напороться на знакомого покупателя?

— На то воля Аллаха, — философски ответил агент.

Спросив разрешение, в кабинет вошли Сарвар и Хабиб. Поздоровались… За чашкой ароматного чая приступили к обсуждению оперативных вопросов.

— Что нового по Рахматулло? — спрашиваю агента.

— Все идет по плану. С моим предложением, захватить деньги и оружие, он согласен. Правда, говорит, что у него для этого сил мало. Всего пятнадцать «штыков». Хочет просить людей у Хаджи Латифа.[90]

— Раз народ набирает, значит, созрел для дела. «Хвоста» за собой не замечал? — спрашиваю агента.

— Вроде все чисто.

— «Вроде» нас не устраивает. Мамнун, организуй за Хабибом контрнаблюдение.

— Сделаем.

— С днем операции затягивать не следует. Рахматулло нужно поставить в жесткие рамки. Сказать ему, что деньги и автоматы в Управлении не задержатся. Как думаете? — спрашиваю афганских товарищей.

— Правильно, — отвечает Мамнун. — Рахматулло не нужно оставлять времени на раздумье.

— Тогда решено. Операцию, если ничего не случится, запланируем на следующий четверг.

Обговорив все детали мероприятия, я выехал в Управление.

* * *

Обедали в мошаверке. Как обычно, на столе стояли тарелки с нарезанными помидорами, огурцами, небольшими кусочками мяса и большая чашка с рисом. Рис выглядел аппетитно, но запах… Запах, словно… пожалуй, не буду вдаваться в подробности. Взяв кусочек мяса и лепешку, я направился к выходу. В помещении тяжело дышалось.

Володя последовал моему примеру.

— Ребятки, а чего рис не берете? — спрашивает нас шеф.

— Запах как-то не располагает, — отвечаю я.

— А зачем нюхать? Рис не нюхать, его кушать надо. Берите, берите, — призывал он нас, накладывая в тарелку очередную порцию риса…

— Еда у афганцев хорошая, просто день сегодня неудачный, — говорю Володе, выйдя из мошаверки, предвосхищая его вопрос. — Сами афганские сотрудники не часто мясом балуются. Рис, лепешка, овощи — вся еда.

— Санек, а где у них кухня?

— Зачем она тебе?

— Хочу посмотреть. Чайку заодно попить.

— Посмотреть? Чайку?.. Ну, пошли.

После посещения кухни пить чай Володе расхотелось…

В мошаверку вернулись, когда трапеза была уже закончена.

— Все в сборе? — спрашивает шеф. — Вижу, все. В восемнадцать часов ко мне на виллу, проведем совещание. Санек, поедешь со мной. По машинам!

По дороге домой я доложил шефу всю полученную от Хабиба информацию.

— Людей где возьмешь? — спрашивает Игорь Митрофанович.

— В первом отделе восемь сотрудников. Пять человек осталось от группы быстрого реагирования, итого тринадцать. Все надежные ребята. У Тахира человек пять найдется. Человек двадцать наберем. У «духов», думаю, будет не больше тридцати. Точное количество Хабиб нам сообщит.

— Оперативный батальон почему не задействуешь? — спрашивает шеф.

— Игорь Митрофанович, сколько мы с ними засад проводили? Шуму много, а результаты?

— Хорошо, завтра Гульхану доложим. Ему решать.

* * *

В шесть часов вечера вся группа собралась у шефа на вилле.

— Что-нибудь по моей утренней просьбе удалось собрать? — спросил нас шеф.

— Кое-что собрали, — за всех ответил Женька-борода. — Пока волостей и уездов, которые под народной властью, набирается не больше семи процентов. Думаю, эта цифра сильно не изменится.

— Негусто… Работаем, работаем, а оно вон как — семь процентов, — в задумчивости произнес шеф. — Ну да ладно. У нас посерьезнее проблема намечается. В Кабуле спровоцировали, я уверен, — подчеркнул Игорь Митрофанович, — столкновения людей Исмата с царандоевцами. Когда Муслим приехал разобраться в конфликте, по нему открыли огонь. Две пули попали в ногу, одна — в плечо. Исмат тоже не остался в долгу: двоих царандоевцев уложил и пятерых ранил. Ему повезло: все происходило рядом с нашим Представительством, где он и укрылся. Руководство Царандоя и некоторые члены ЦК НДПА[91] требовали его выдать, но Зайцев[92] им отказал, заверив, что сам с ним разберется.

«Ситуация, — подумал я. — Конечно, Муслим Исмат со своими людьми далеко не подарок, но порядок в провинции он поддерживал. Многим афганским руководителям и высшим военным чинам не нравилось, что его авторитет в Кандагаре укреплялся. Месяц назад афганские военные в Майванде, якобы случайно, ранили двух исматовцев. Исмат долго разбираться не стал и захватил трех офицеров. Только благодаря усилиям шефа и Ивана Антоновича, зонального партийного советника, конфликт между военным руководством и Исматом удалось локализовать. Ситуация… Уйдем из Кандагара, скушают они друг друга».

* * *

После совещания поехал в бригаду на почту. В начале этого года обязанности почтальона я передал Андрею с четвертой виллы, он сам напросился. Василий (почтальон) перед уходом в ДШБ познакомил меня со своим земляком Николаем, который «подкидывал» мне «Советский спорт», «Футбол-хоккей» и даже журнал «Огонек». Андрею же доставались «Правда» и «Фрунзенец» (газета Туркестанского военного округа). Из-за этого он на меня обижался.

— Шеф на меня ворчит, — говорил он, — зачем ты мне «Фрунзенец» подсовываешь? Где «Советский спорт»? Бери пример с Александра. У него всегда для руководства найдется спортивная газета.

— Андрей, кто тебе мешает завести свои связи? Или ты не опер? — отвечал я.

В районе бригады послышались разрывы снарядов. Я посмотрел на часы. Время девять вечера. «Ночь еще не наступила, а душманы уже «веселятся». Не нравятся мне эти нововведения», — подумал я.

Не доехав до КПП бригады метров сто, я увидел столб пламени. Услышал взрыв.

«Газеток почитать захотелось… — снова подумал я. — Чего на вилле не сидится?»

Медленно подъезжаю к шлагбауму. Из дежурки навстречу мне выбегает сержант.

— Живы, славяне? — спрашиваю его.

— Живы-здоровы, вот только грибок — вдребезги.

— «Эрэс»?

— Он самый. Прямое попадание.

— А часовой? — спрашиваю у сержанта.

— Ни царапины.

— Как это?

— За минуту до взрыва он по малой нужде в овраг отошел. Да вот он стоит, — сержант осветил стоящего в трех метрах от нас бойца.

Паренек, лет девятнадцати, с открытым ртом тупо смотрел на то, что осталось от грибка.

— Если бы не я, «сынок», — сержант похлопал бойца по плечу, — лежать бы тебе в этой воронке.

— Ты тут при чем? — спрашиваю его.

— Они, часовые, малую нужду прямо под грибком стали справлять. Я их предупредил: кого увижу — пристрелю. Вот они под страхом расстрела и бегали в овраг.

Выкурив с бойцами по сигарете и оставив сержанту пачку «Явы», я вернулся на виллу.

Глава 12
Операция «Рахматулло»

В Кандагар выехали в восемь утра. На дороге «море» нашей техники. Саперы на обочине щупами проверяют грунтовку, готовят дорогу к проводке колонны. Рядом с ними катится многотонный трал.[93] Обгоняя его, подумал: «Интересно, куда осколки от мины полетят, когда на нее каток наедет?»

Зря подумал. Вечером в бригаде узнал, что двое саперов пострадали от осколков, когда каток раздавил мину.

В Дехходже с трудом пробились через нашу бронетехнику. Солидная будет колонна.

Мамнун и Сарвар ждали меня в отделе.

— Где Хабиб? — поздоровавшись, спрашиваю у них.

— В банде. Хаджи Латиф на операцию Рахматулло пятнадцать человек выделил…

— Лед тронулся, господа присяжные заседатели! — вырвалось у меня. Посмотрев на удивленные лица афганцев, я добавил: — Это значит, что дело пошло.

Сидим, обсуждаем план предстоящей операции. Неожиданно в дверях появляется Хабиб.

— Что-то случилось? — спрашиваю его.

— Рахматулло темнить начал. Чего-то боится.

— Чего конкретно?

— Трудно понять. Цепляется за всякие мелочи.

Нехорошо получается. Нужно как-то «спровоцировать» Рахматулло на активные действия.

— Срочно иди в банду и скажи Рахматулло, — говорю Хабибу, — что планы изменились. Оружие и деньги поступят сегодня вечером и пролежат в Управлении до утра. Утром их переправят в другое место. Делай что хочешь, но постарайся убедить Рахматулло. К вечеру успеем подготовиться? — спрашиваю Мамнуна.

— У нас все готово, — отвечает тот.

— С богом! — говорю агенту. — Справишься?

— Хода мидонад.[94] — С этими словами агент исчез…

Агент ушел, а мы продолжили проработку всех возможных вариантов операции…

Минут через тридцать в дверях вновь появился Хабиб.

— Так быстро? — удивился я.

— Рахматулло согласен.

— Как тебе удалось его уговорить?

— А я и не уговаривал. Сказал, что другой такой возможности не будет. Если он трусит, без него все захвачу, а ему и коробку спичек не оставлю (на персидском языке это звучало намного убедительнее). Мои слова Рахматулло крепко задели. Мне надо возвращаться. Рахматулло не хотел отпускать, но я сказал, что нужно уточнить некоторые вопросы. После шести вечера встречайте. Со мной будут еще человека три. Рахматулло хочет, чтобы его люди лично убедились в безопасности мероприятия.

— Встретим, как самых дорогих гостей, — заверил агента Мамнун.

Хабиб ушел, а мы с Мамнуном поехали в Управление за санкцией на проведение мероприятия.

* * *

— Вы же операцию на четверг планировали, — удивился Гульхан, выслушав наш доклад.

— Обстоятельства изменились, — ответил за нас Мамнун.

— Ситуация. Успеете подготовиться?

— Мы готовы.

Гульхан позвонил Джабару[95] и велел выделить в распоряжение Мамнуна людей из батальона.

— Он к тебе сам сейчас подойдет, — закончил разговор Гульхан.

Уточнив некоторые вопросы, разошлись. Мамнун — к Джабару, мы с шефом — в мошаверку.

— Игорь Митрофанович, — обращаюсь к шефу…

— Даже и не думай, — прерывает он меня. — Все, что от тебя зависело, ты сделал.

— Мне же не в атаку идти…

— Тема закрыта, — вновь прерывает меня шеф. — В Кандагаре не останешься. Точка!

— Если не разрешаете остаться, можно к Мамнуну съездить? Удачи ему пожелать.

— Даю тебе полчаса. Дорога сегодня перегружена, задерживаться нам ни к чему.

— Побежал…

Мамнуна встретил по дороге в отделе.

— Мошавер Саша, с Джабаром я договорился. Сто человек выделяет.

— Зачем столько?

— Я тоже думаю, что многовато, но так Гульхан распорядился. Не волнуйся, операцию проведем как надо.

Пожелав Мамнуну удачи, я вернулся в Управление.

В два часа дня мы выехали. В городе все переулки были перекрыты бронетехникой. Навстречу нам сплошным потоком шли «наливники». Вдоль дороги сновали боевые машины сопровождения. Периодически слышалась пулеметная и автоматная стрельба.

«Серьезная работа предстоит сегодня ребятам, — подумал я. — Если уже здесь так шумно, представляю, что творится на Черной площади!»

* * *

Ночью спал тревожно — проворочался на кровати до утра в какой-то полудреме.

— Ты чего такой, Санек? — спросил меня утром Володя.

— Что-то плохо спалось, — уклончиво ответил я.

Прибыв в Управление, сразу же выехал в первый отдел.

«Досталось ночью зданию, — подумал я, подъехав к воротам отдела. — Как там мои подсоветные?»

С крыши здания, словно срезанная ударом молнии, свисала половина дерева. Ворота, забор и само здание были посечены осколками. Во дворе Бади собирал в ящик битые стекла и осколки от снарядов и мин.

Поздоровавшись со стариком, я вошел в здание отдела. В коридоре была тишина. Поднялся на второй этаж… Мамнун сидел в кресле, прикрыв руками глаза.

— Салам алейкум, — поприветствовал я его.

— Салам, салам, — ответил он. — Присаживайся.

Я сел в кресло напротив Мамнуна.

Сидим, молчим.

— Все живы? — прерываю паузу.

— Даже никто не ранен.

На душе стало спокойнее.

— Чего ж грустный? Устал? — потихоньку вхожу в тему предстоящего разговора.

— Есть немножко.

— Как все прошло? — спрашиваю Мамнуна.

— Нормально. По плану. В шесть вечера встретили Хабиба, с ним трех моджахедов и пацана, они его для связи взяли. Старшим был Абдулла, заместитель Латифа.

— Солидно, — заметил я.

— Всех определили на конспиративную квартиру, когда Хабиб с Абдуллой ушли в мечеть…

— Зачем? — прерываю Мамнуна.

— Не знаю. У них свои заморочки. Так вот, когда они ушли под предлогом перевода душманов в более безопасное место, аккуратно всех взяли.

— Это как же?

— Удар по затылку, мешок на голову — и в подвал. Абдуллу также взяли, когда они с агентом из мечети вернулись.

— А Хабиб? — спрашиваю Мамнуна.

— Он в банду вернулся, так ему Рахматулло велел. В десять часов вечера обвязали пацана веревкой, чтобы не сбежал, и выдвинулись в условное место, откуда он должен был дать сигнал. Пацан дважды мигнул фонариком, что означало «все спокойно». Получив из «зеленки» ответ, быстро вернулись в отдел. Мы с автоматами расположились на крыше отдела, с нее хорошо просматривалось футбольное поле. Оперативный батальон разместился на крышах домов ближе к полю. «Духам», чтобы попасть в Управление по племенам, необходимо было пересечь это самое футбольное поле. Мы планировали осветить их двумя прожекторами и предъявить ультиматум: «Сдавайтесь или расстреляем!» Они же на поле были бы как на ладони.

— Замечательный план, — похвалил я Мамнуна.

— Замечательный… — с иронией повторил он. — Не успел первый «дух» забраться на дувал, как кто-то из бойцов оперативного батальона открыл огонь. Что тут началось! Минут двадцать шла стрельба, — Мамнун вздохнул. — «Духи» отошли к кладбищу[96] и, видимо, там и залегли. Под утро, часа за два до твоего приезда они такого жару нам дали. Результат ты видел.

— Здание починим, главное — люди не пострадали. С Хабибом что? — спрашиваю Мамнуна.

— Пока не знаю. Ночью я его среди «духов» видел… — Мамнун хотел еще что-то добавить, но тут в дверях показался Хабиб.

Легок на помине! Выглядел он на удивление бодро. Я встал и крепко пожал ему руку.

— Как ты? — спрашиваю у него.

— Терпимо. Ночью, правда, чуть шальвары[97] не испортил, — смеется Хабиб. — Мамнун меня предупредил, что душманов будут брать на футбольном поле, чтобы я, под шумок, успел спрятаться. А тут… Хорошо канава рядом оказалась, в ней и залег.

— А ты зачем с Абдуллой в мечеть ходил? — спрашиваю Хабиба.

— На Коране в вечной верности клялся.

— А как же Аллах? Обманывать нехорошо.

— Аллах велик, мудр и справедлив, — возразил мне агент. — Он «разрешает» ради доброго дела немножко соврать. К тому же я фигу за спиной держал.

— Что в банде? — спрашиваю агента.

— Хаджи Латиф в ярости. В перестрелке погибли три его бойца и один ранен. Говорит, что Рахматулло его подставил. Грозит ему исламским судом. У Рахматулло потерь нет.

У меня мелькнула мысль… В одном из фильмов о борьбе с басмачами в Туркестане чекисты, чтобы обезопасить своего человека, подбросили главарю письмо, бросающее тень на одного из членов банды. А почему бы нам не использовать этот трюк?

— Ругаются, говоришь? — прерываю рассказ Хабиба.

— Еще как ругаются. Того и гляди, друг друга перестреляют…

— А что, если мы усилим подозрения Латифа в отношении Рахматулло? — И я изложил моим боевым товарищам идею с письмом.

Недолго думая, мы состряпали письмо, которое в общих чертах содержало следующее: «Дорогой друг! Благодарим тебя за помощь и надеемся на дальнейшее сотрудничество. Деньги, как всегда, ты найдешь в тайнике…».

Письмо усилиями Хабиба было «случайно» обнаружено в халате Рахматулло. А после того, как в тайнике были обнаружены и деньги, банду Рахматулло расформировали, а его самого отдали под Исламский суд. Даже родственник ему не помог. Улики были неопровержимыми.

Благодаря грамотно проведенной операции шесть оперативных сотрудников первого отдела без «шума и пыли» захватили четырех «духов» и разложили банду. Молодцы мы! Себя не похвалишь, никто не похвалит. Хотя себя хвалить — что вату жевать…

Все участники операции были награждены, в том числе и начальник политотдела, и начальник отдела кадров Управления МГБ. Как же без них.

Абдуллу через четыре месяца мы обменяли на нашего солдатика, захваченного душманами.

* * *

Сегодня доложили шефу результаты по выявлению «островков» народной власти. Собрали все что можно. Набралось чуть больше семи процентов. Вот это укрепили мы народную власть за семь лет… Зато работ В. И. Ленина в Кандагаре огромное количество. Представляете, «Материализм и эмпириокритицизм», «Государство и революция», «Империализм как высшая стадия капитализма» на языке дари! Каково? И это в стране, где девяносто процентов населения безграмотно…

Вчера вместе с партийными советниками встречались с аксакалами, так один дедушка нас спросил:

— Что-то мы нашего шаха давно не видели. Не заболел ли он?..

Вот так. Шаха уже тринадцать лет нет у власти, а народ об этом даже и не знает…

Глава 13
Гепатит

За окошком ночь и месяц
Глаз таращит, с неба свесясь,
Звезды стадом, душно, жарко,
Мне себя немного жалко.
Так, чуть-чуть, имею ж право?!
Днем веселый, днем я бравый.
А сейчас мордатый месяц
Скалит зубы, сволочь, свесясь.
Встану вот и врежу матом
Иль пальну из автомата…
Только лень. Темно и жарко.
И кого-то малость жалко.

Тело болит, словно по нему прошлись бульдозером. Обычно так у меня начинается грипп…

Кое-как довел машину до Кандагара. Обратно за руль сел Володя. Мне было совсем тяжко. На вилле сразу завалился в кровать. Поднялась температура. Трясучка по всему телу. Все-таки какой-то странный грипп, непонятный… Тахир из бригадного магазина привез литровую банку меда. Накипятил воды и поставил на стол.

— Пей, — сказал он, — мед от всех болезней помогает.

Вообще-то от простуды мне лучше всего помогает сушеная ромашка. Заваришь ее в кастрюльке, накроешься полотенцем и дышишь парком. Помогает, но не всем. Когда учились в Москве, я посоветовал Сереге-одногруппнику подышать над настоем ромашки, он простудой страдал. Сергей подышал и… попал в больницу с сильным аллергическим отеком. Кому ромашка бальзам, а кому — яд.

Вот и мед. Мне он действует на желудок, но Тахира расстраивать не стал — человек помочь хочет, да и надо же чем-то лечиться.

Через два часа активного пития чая с медом сменил четвертую простыню. Пот по телу лился ручьем.

— Как дела, Санек? — в комнату заглянул Володя. Он недавно выписался из госпиталя — тяжело переболел «медвежьей болезнью».

— Спасибо, бывали деньки и получше. Я от температуры сильно страдаю. Стоит на две десятые подняться выше нормы — умираю… Ничего, справлюсь! Тахир меда притащил, вся хворь потом выйдет. Сам-то как?

— Нормально. На ближайшие лет десять в сортир набегался.

Оба улыбнулись.

— Володь, ты собираешься к нам на виллу перебираться? Тахир в декабре улетает в Союз, место освобождается. Комната хорошая, сам бы в нее перебрался, но тебе уступаю. Что скажешь?

— Спасибо, Санек, но я с Андреем на вилле сжился. Как-то неудобно уходить.

— С Андреем сжился, неудобно уходить… — передразнил я его. — Помяни мое слово: не ты, так он или кто-нибудь другой поселится. Жалеть будешь. Проситься станешь, не возьмем.

— Не наезжай. Я подумаю.

— Думай быстрее. А сейчас дуй из комнаты, болеть буду.

Мне действительно стало хуже. Закрыл глаза. Задремал… В дверь постучал Тахир.

— Как ты? Что-нибудь нужно?

— Спасибо, пока ничего не требуется. Спать охота.

— Спи. Я шефа предупредил. Завтра в Кандагар не едешь. Отлеживайся, — сказал Тахир.

— Для полного счастья мне как раз Кандагара и не хватает…

Тахир ушел. Я уснул. Снилось, что иду босиком по раскаленной пустыне. Вокруг никого: ни людей, ни зверей. Один, совсем один. Жара, ступни ног горят. Зачем-то на плечах тащу тяжеленную мокрую шубу. Бросить бы ее, но нет, тащу! Шаг, другой, все… проваливаюсь в бездну.

Открываю глаза. Горю, как уголек. Простыня мокрая от пота. Температура — 39,5. Солидно! Высокая температура — это хорошо, значит, организм борется с болезнью, резервы есть. Но больше двух суток высокую температуру держать нельзя, какие-то там кровяные тельца разлагаются — это я в медицинской книжке прочитал.

Попив чаю с медом, я снова заснул. Спал тревожно… Под утро температура немного спала.

— Да ты совсем разболелся. — В комнату вошли Тахир с Володей.

— Ночью хуже было. Ничего, сейчас аспиринчика с медком приму, и все будет в порядке. За меня не волнуйтесь.

Ребята уехали, я остался. Пил чай с медом, закусывая аспирином, и периодически менял простыни. «Нормально» не становилось…

* * *

Приехавший из Кандагара Тахир привел из госпиталя медицинскую сестричку Анютку. Она взяла у меня кровь из вены на анализ. Вечером сказала, что гепатита не обнаружено, возможно, грипп. Это успокаивает, хотя состояние от известия не улучшилось…

Пять дней я занимался самолечением: мед, вода, аспирин. На шестой день встал с кровати. Решил приготовить ребятам обед, они были в Кандагаре. Набрал в кастрюлю воды, но до плиты не донес…

Открываю глаза. Лежу в холле на диване, надо мной склонились Тахир, Володя и Женька-борода.

— Жив?

— Жив пока. А что случилось? — спрашиваю ребят.

— Что случилось? — проворчал Володя. — Сознание ты потерял. Хорошо, что мы раньше приехали. Какого хрена с постели встал? На подвиги потянуло?

— Вроде полегчало.

— Собирайся в госпиталь, — заявил Женька-борода.

Возражать не было сил. Ребята на руках донесли меня до машины.

В госпитале у меня вновь взяли кровь из вены, забрали всю одежду, вплоть до трусов, и отправили в трехместную палату, где уже были два офицера из бригады. Я завалился на свободную кровать у окна.

Через пять минут вошла медсестра со шприцем в руках.

— Готовьтесь, — сказала она, обращаясь ко мне.

Игла с хрустом вошла в мое тело.

— Уй! — взвизгнул я.

Боль была такой, словно в меня впился рой диких пчел.

— А обещали, «порожняком» поедем, — попытался я пошутить, кряхтя, переваливаясь на спину.

Медсестра, выполнив свой долг, молча удалилась.

— Серьезная девушка, — поделился я мнением с моими «сокамерниками».

— Ты еще заведующего отделением не видел. Николаем меня зовут, — протянул мне руку сосед по койке.

— Александр, — пожимая ему руку, ответил я.

— Виктор, — приветствуя, поднял руку третий больной. Он лежал ближе к двери.

— Давно отдыхаете? — поинтересовался я у моих новых товарищей по несчастью.

— Прилично… Виктор почти три месяца. Я месяц с брюшняком на кровати валяюсь. Через два дня обещали выписать. Вот такие дела, командир, — ввел меня в курс дела Николай.

— А у тебя, Виктор, что?

— Все! В том числе малярия.

— Малярия? — засомневался я. — В наших краях малярии вроде нет?

— Теперь есть, — подтвердил Виктор.

Виктор — веснушчатый капитан-артиллерист поступил в госпиталь с диагнозом «вирусный гепатит», но за время лечения переболел малярией — и заканчивает брюшным тифом. Вот нахватал так нахватал! По полной программе.

— Ну и как ты? — спросил я его.

— Нормально. Жив пока, — улыбаясь, ответил он.

И то верно. Ноги — руки целы, что еще нужно?

— Мужики! Что-то мне совсем плохо. Извините.

— Без проблем. Отдыхай, — ответил Николай.

Уколотое место болело и горело одновременно. Правая нога отнялась. А тут еще в животе заурчало, на «подвиги» потянуло.

Накрылся простыней и поковылял в туалет. Проходя мимо медицинского поста, поинтересовался, когда мне вернут нижнее белье. Ответа не получил. Только встретил удивленный взгляд медсестры: «Вот еще чего удумал».

Кое-как добрался обратно до кровати. Лег. Задремал… Кто-то взял меня за руку. Открываю глаза, стоит человек в белом халате. Оказалось — лечащий врач — Николай Иванович, майор. Пощупал пульс, посмотрел мне в глаза.

— Как состояние? — спросил он меня.

— Состояние «нестояния», — ответил я.

Врач улыбнулся.

— Раз шутите, значит, не так уж все плохо.

— А что у меня, доктор? — поинтересовался я.

Тот пожал плечами:

— Что? Болезнь. Вы больше жидкости пейте и лежите…

Хороший ответ. Похоже, он и сам толком не знает, что со мной. Что гадать. Время покажет.

Вечером снова пришла медсестра… Игла шприца вновь с хрустом вошла в мое тело. За день я намучился. Сильно болел бок, тянуло ногу, поэтому решил подставить другую половину. Это было большой ошибкой… Ночью спал исключительно на животе. Хорошо сказано: «спал»…

В шесть утра в палате вновь появилась, став мне уже «родной», медсестра.

— Готовьтесь, — проворковала она.

— Нет, подруга, — взбунтовался я. — Больше колоть себя не дам.

— Я буду на вас жаловаться начальнику отделения.

— Да хоть министру здравоохранения. Лучше помереть, чем терпеть такое.

— Какой нежный, — дернула плечиками медсестра.

— Нежный?!.. В общем, можешь жаловаться кому угодно. Колоть себя не дам!

— Что за шум, а драки нет? — В палату вошел врач.

— Николай Иванович, мочи нет терпеть эти уколы, а главное, ради чего? От чего лечили, от того и помер?

Врач, не обращая внимания на мои «умозаключения», посмотрев мне в глаза, расплылся в широкой улыбке.

— Поздравляю, Александр Петрович. У вас гепатит. Теперь вы не мой больной. Сегодня же переведем вас в другое отделение.

Как всегда, две новости: одна хорошая — наконец-то поставлен диагноз, и плохая — гепатит.

— Николай Иванович, вы уверены? Гепатит? — переспросил я.

— Абсолютно. Посмотрите на себя в зеркало.

В зеркале на меня смотрел небритый мужчина с белками глаз желтее куриного желтка.

— Эту желтизну глаз ни с чем не спутаешь — гепатит! — уверенно заявил врач.

Болезнь «вылезла» наружу…

* * *

Лежу под капельницей в общей палате человек на двадцать для рядового состава. Офицерские палаты переполнены. Рядом лежит солдатик лет восемнадцати, желтый, как лимон.

Капельница монотонно капает. Кап, кап, кап — шестьдесят капель в минуту, и так больше двух часов. Задремал… Снится лес, озеро. Утки плавают, рыбка плещется. Окуньки стайками гоняют мальков. Красота!.. Но что это? Кто-то плачет? Открываю глаза. Солдатик тихо всхлипывает.

— Ты чего, боец? — Нет ответа. — Звать-то как?

— Андрей.

— Так в чем дело, Андрей?

— Сейчас описаюсь.

Когда в тебя вливают четыре литра физраствора, поневоле в туалет потянет. Первый раз под капельницей я пролежал без проблем. А вот второй раз уже через пятнадцать минут медицинскую утку запросил. Потом еще пару раз. Неудобно просить, а куда деваться?

— Тяжко? Посудину чего не попросишь? — спрашиваю Андрея.

— Просил, не несут.

Мимо проходит медбрат — из выздоравливающих бойцов. Хватаю его за руку.

— Земляк, парню совсем худо, утку принеси.

Тот посмотрел на Андрея.

— Потерпит, салага.

Сжимаю руку бойца.

— Ты меня, видимо, не расслышал? Как фамилия?

— Младший сержант Бутенко.

— Так вот, младший сержант Бутенко. Если через три секунды посудины у парня не будет, ты до конца службы будешь героически разносить больным и раненым ночные горшки. Понятно излагаю?

Через пять минут Андрей с благодарностью смотрел на меня.

Подошел Бутенко — забрать утку.

— У тебя что, мочевой пузырь — «наливник»?

Андрей — с извиняющимся взглядом:

— Так получилось.

— Так получилось, — передразнивает его Бутенко. — Как я ее понесу? Хоть отпивай.

И тут Андрей жалобно:

— А можно еще одну?

Пауза. Я посмотрел на Бутенко, он на меня. Оба захохотали, да так, что получили замечание от медперсонала:

— Тише, товарищи! Здесь больные. А вам, товарищ майор, должно быть стыдно. Устроили балаган…

Я извинился, но через десять минут, когда объяснил причину нашего веселья — немного приукрасив рассказ, — смеялась вся палата, даже тяжелобольные. Но задорнее всех смеялся Андрей.

И в болезни есть свои радости…

* * *

Лечение шло своим чередом. Утром — капельница, в обед и вечером — уколы. Кроме этого, я ежедневно выпивал четыре литра воды с аскорбиновой кислотой и глюкозой. Главное в лечении — больше пить, причем понемногу, но часто.

Мне организовали барокамеру. Барокамера — это большая бочка с окошечком для общения с врачами. Очень эффективная штука. При ослабленном организме хорошо помогает. Лежишь в ней, а тело насыщается кислородом. Красота! Правда, после первого сеанса, узнав, что с кислородом в госпитале напряженка, я от барокамеры отказался.

— Чего отказался? — спросил меня Евдокимович.

— Неудобно как-то. Тяжелораненым бойцам она нужнее.

— Тебе виднее, — пожал он плечами…

Через три недели активного лечения меня перевели в офицерскую четырехместную палату. Вроде и спокойнее, но в общей палате с рядовыми бойцами я чувствовал себя комфортнее…

Тахир навещал меня почти каждый день. Я ворчал на него:

— Чего приходишь? Подхватишь заразу, что тогда? У тебя через три месяца дембель.

— Меня ни пули, ни болезни не берут. Я заговоренный, — с улыбкой отвечал он.

Действительно, он был заговоренный. Три года в Кандагаре и — ни царапины, ни инфекции! Кроме того, окна его комнаты даже осколки от душманских снарядов не брали. Всякий раз после обстрелов я менял стекла, а у него в комнате за два года всего одно окно треснуло. Когда в октябре 1987 года в нашу группу прибыл Александр (тоже выпускник КАИ), я предложил ему занять комнату Тахира.

— Переселяйся. Комната заговоренная!

Александр переселился, а на следующий день после очередного обстрела в его окно влетел осколок от «эрэса»…

* * *

— Ну что Александр Петрович, билирубин[98] почти в норме. Через недельку будем готовить вас к выписке, — сообщил мне лечащий врач.

— Через неделю? А раньше нельзя? — спрашиваю его.

В палату вошел начмед.

— Как дела? — спросил он у врача.

— Да вот, товарищ майор в бой рвется.

— Куда торопишься? — обращается ко мне Евдокимович.

— На свободу с чистой совестью, — шучу я. — Ну, а если серьезно, то все бока отлежал. Почти месяц на кровати валяюсь. Надоело. Чувствую себя нормально.

— При гепатите минимум месяц нужно вылежаться. Так что не суетись, отдыхай, — охлаждает мой пыл Евдокимович.

Я жалобно смотрю на него.

— Хорошо, — соглашается он, — через пару дней возьмем кровь на анализ, если будет в норме, выпишем. Действительно, хватит тебе плацкарту занимать. Мест в госпитале не хватает. В день по пятьдесят больных самолетом в Ташкент отправляем.

Мое выздоровление пришлось на пик эпидемии. Вирусный гепатит, брюшной тиф, малярия… Случались и смертельные исходы, даже среди врачей. Один хирург, оперируя раненого бойца, случайно скальпелем порезал себе палец. Летальный исход. Как потом выяснилось, у бойца был гепатит.

Лечащий врач ушел, начмед остался.

— Евдокимович, ты мне популярно объясни, как жить теперь. Ну, там режим, диета и прочее.

— Популярно? Это можно. Для успешного восстановления твоей печени, — начал он, — необходимы три главных условия: режим труда и отдыха, положительные эмоции и диетическое питание.

— В Кандагаре всего этого в избытке, — прерываю его. — Режим труда и отдыха «идеальный». До обеда мы «мочим» «духов», после обеда — они нас. «Положительных эмоций» — с избытком, особенно после ночных обстрелов — можем одолжить. Диета — «сервис просто загляденье, отдан мухам на съеденье», — шучу я.

— Смышленый малец, — в тон мне отвечает Евдокимович. — Сам все понимаешь. Ну, а если серьезно, диета — не самое главное в восстановлении печени.

Удивленно смотрю на него.

— Да, да, не удивляйся, — продолжает начмед. — Посадишь печень на паровое питание — она только этого и будет требовать. Чуть не то съел — и принимай лекарства. Поэтому печень нужно нагружать. Аккуратно, конечно, понемножку: селедочку, черный хлеб, сальце и тому подобное. А вот куревом не увлекайся. В бане тоже поаккуратнее, особенно в парилке себя не перегружай. Но вот что категорически запрещено, так это алкоголь. Минимум полгода — ни-ни! Кто будет предлагать, посылай куда подальше. Понимаю, что в условиях войны без него тяжко, но выбирать не приходится.

Я внимательно слушал начмеда, мысленно представляя, как это все будет выглядеть на практике. Представлялось не очень-то убедительно.

Евдокимович, прервав инструктаж, пристально посмотрел на меня.

— Понятно. Выйдем во двор, — предложил он. — Пустую бутылку прихвати. Давай быстрее, у меня кроме тебя больных хватает.

Я взял пустую бутылку из-под сока «Дона» и поспешил за начмедом. Во дворе госпиталя Евдокимович положил бутылку на землю и аккуратно ударил по ней камнем. Бутылка раскололась на большие куски стекла.

— И что дальше? — удивленно спрашиваю его.

— Можно бутылку склеить? — на мой вопрос задает он свой.

— Можно. Только зачем? Кому она теперь нужна? Ну, воды холодной можно налить, пуговицы хранить, но при любой нагрузке она развалится.

— Во! Печень твоя вроде этой бутылки. Аккуратно ее можно использовать, но при нагрузках, особенно алкогольных, она развалится, как эта бутылка. Тогда, дорогой мой, дни, проведенные в госпитале, тебе раем покажутся.

Я почесал затылок. Умел Евдокимович убедить. А если серьезно, именно благодаря его наглядному примеру в условиях Афганистана я смог восстановить печень…

* * *

Тридцатого октября 1986 года меня выписали из госпиталя. Лечение закончилось! В медицинской справке, которую мне выдали, было записано: «Нуждается в реабилитационном санаторно-курортном лечении сроком на двадцать четыре дня. В медицинском наблюдении — сроком один год. Соблюдение режима труда и отдыха, в диетическом питании».

На следующий день на разбитой кандагарской дороге началась моя «реабилитация»…

* * *

«Здравствуйте, мои дорогие мама и папа!

Получил от папы письмо. Рад, что у вас все хорошо. В Кабул я поеду не скоро. Ближе к отпуску…

В Волгоградском управлении КГБ работает Стас, мы с ним вместе служили, он в июне заменился. Стас пишет, что назначили его на ту же должность. Квартиру не дали. Семья в Урюпинске, он в Волгограде. Отношение к нам, мягко говоря, не очень теплое. Видимо, считают, что мы в Афганистане тем только и занимаемся, что складываем деньги в «кубышку», но что-то желающих к нам мало. На следующий год мне тоже нужно будет думать о своей судьбе. Вечно решаю какие-то проблемы. Надоело! Долго служить не собираюсь.

Нина пишет, что ребятишки постоянно болеют. Тяжело ей с ними одной! Андрюшке уже скоро двенадцать лет. Самый возраст. Сергуне — шесть лет. Они практически без меня растут… По службе дела идут нормально. Послали представление на очередное воинское звание «подполковник». В конце ноября должно «подойти» (на семь месяцев раньше срока). Представили к афганскому ордену «За храбрость». Может, наградят? Но это, конечно, не главное… Не болейте и за меня не беспокойтесь, все будет хорошо. Ваш сын Саша. 31.10.86 г.»

Письмо написано после возвращения из Кандагара под впечатлением болезненно «ноющей» печени.

До замены оставалось пятьсот девяносто дней.

Глава 14
Боевая подруга

«Ну, здравствуй, здравствуй, моя дорогая боевая подруга. Сколько же мы с тобой не виделись? Считай с того дня, как я попал в госпиталь. Ровно двадцать восемь деньков провалялся на больничной койке. Знаю, знаю, тяжко было без меня. Устала? Конечно же, устала. Наши архаровцы любого могут заездить. Ничего, я вернулся, теперь все будет хорошо. Сколько мы вместе? Уже год? Подумать только, целый год! И ты ни разу не подвела и не изменила мне! А сколько раз ты прикрывала меня, спасая от душманских пуль… Такое не забывается. Спасибо! Спасибо тебе, родная. Спасибо за все! Что я могу для тебя сделать? Молчишь… Что ты можешь сказать? Давай-ка я тебя помою».

С этими словами, намочив в ведре с водой тряпку, я начал протирать лобовое стекло машины «Волга ГАЗ-24» — знаменитой нашей «Машки».

«Машка» в нашей группе была самой боевой машиной. Она досталась мне в наследство от Стаса. На ней учились ездить все начинающие водители нашей группы. На нее наезжал танк, «ГАЗ-66»… Она была прострелена и своими, и чужими…

За пять лет эксплуатации она «набегала» более 150 тыс. километров, а может, и больше. Спидометр последний год показывал столько, сколько считал нужным. Я не помню, чтобы мы меняли масло, фильтры, не говоря уже о техническом обслуживании. Такого слова в нашем лексиконе вообще не было. Масло заливалось то, что было под рукой. То же относилось и к тормозной жидкости. Нет, друзья мои! Что бы там ни говорили, а «Волга ГАЗ-24» — настоящая боевая подруга. Я бы ей памятник, как тридцатьчетверке — легендарному танку времен Великой Отечественной войны Т-34, поставил. Честное слово!

Глава 15
«Соколы»

Сегодня восьмое декабря одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Теплое осеннее утро. Не удивляйтесь! В Союзе, по крайней мере, в Волгограде такая погода стоит в августе-сентябре.

Надо же, уже декабрь! Мой второй декабрь в Афганистане. Как быстро летит время…

Настроение отличное! Впервые после госпиталя перестала «ныть» печень.

Ребята потихоньку собираются на девятой вилле.

— Здорово, мужики! — подошел Андрей с четвертой виллы. На нем темно-синий костюм — тройка. Смотрелся он солидно.

— Здорово! Здорово! Чего так вырядился?

— Фу, как грубо! Вырядился… Советник должен и в труде, и в бою пример показывать. На себя посмотрите. Ходите, как оборванцы…

Конечно, Андрей шутил. Одевались мы не броско (зачем выделяться), но аккуратно.

По утрам, перед выездом в Кандагар, меж собой мы частенько устраивали словесные перепалки. Иногда очень острые, но беззлобные. Так, для поднятия морального духа. Что-то вроде настроя на игру.

— А как в лужу падать? Костюмчика не жалко? — вставляю я свой пятак.

— Что за чушь? Какая еще лужа? Где ты ее видел? Типун тебе на язык. Как что брякнешь, обязательно сбудется, — ворчит Андрей.

— Не знаю, не знаю, есть лужа, нет лужи, но домашнее животное грязь найдет, — продолжаю его заводить.

— Ах ты, засланец! — Андрей намеренно коверкает слово. — Я тебе сейчас здоровье поправлю.

Хватает палку — и за мной. Бегая по кругу, прячусь за спины ребят. Андрей пытается меня поймать…

— Кончай зарядку. По коням! — раздается команда шефа.

— Мир, Андрей, — подаю ему руку.

— Мир, — отвечает он.

Садимся по машинам. Про лужу я зря ляпнул, что-то на душе снова стало тревожно.

* * *

В Кандагаре относительно спокойно. Сижу в горотделе, обсуждаю с Гаузом предстоящую операцию. В «зеленке» слышны разрывы: это наши летчики работают по душманским базам. После каждого бомбометания стул подо мной плавно поднимается вверх и резко опускается на пол. Ничего себе толчки! А ведь обработка «зеленки» ведется в километре от горотдела. Тяжеленькие, видать, бомбочки!

Позвонил Александр:

— Шеф объявил общий сбор в Управлении.

Минут через двадцать почти вся группа собралась в кабинете Гульхана. Не успели рассесться по креслам, как раздался шум двигателей приближающихся самолетов. Значения этому никто не придал. У летчиков своя работа, у нас своя. Вдруг — оглушительный взрыв. За ним второй! Здание содрогнулось. С потолка посыпалась штукатурка, зазвенели стекла… Автоматная очередь, крики.

Выбегаем во двор. Андрей сидит на земле, держась руками за голову; по лицу течет кровь. У Женьки рука в крови. На земле лежат два окровавленных тела. В голове промелькнуло: «Слава Богу, не наши ребята».

Афганцы с автоматами наперевес зло смотрят на нас. Холодок тонкой струйкой пробежал по спине.

«Вот оно! — мелькнуло в голове. — Сейчас полоснут тебя из автомата вдоль и поперек и… героически погиб…».

Выдержав паузу и видя, что мы в той же ситуации, что и они, афганцы с остервенением начинают палить по самолетам, что-то громко крича. Мне послышалось: «шурави…».

Это действительно были наши «сушки». Они что, совсем с ума спятили?!

В кабинете Гульхана шеф пытается по телефону связаться с военными. Тщетно. Наконец ему удается дозвониться до дежурного.

— Мать вашу! — кричит он в трубку. — Совсем охренели?! По своим лупите!

Дежурный, как всегда, ничего не знает. Шеф продолжает ругаться, но это бесполезно… Снова гул приближающихся самолетов. Теперь его воспринимаешь более отчетливо. Гул нарастает. Он становится все невыносимее. Вспоминается фильм о войне: «Хроника пикирующего бомбардировщика»…. Понимаешь — ничего нельзя изменить.

Перед глазами, как при ускоренном просмотре видеофильма, мелькают кадры из моей жизни. Вот я родился… Вот я октябренок… пионер… А гул нарастает. Вот моя свадьба… А гул нарастает… и нарастает. Кажется, тебя уже нет, ты слился с прошлым, растворился в воздухе. Никаких эмоций. Полное спокойствие. Вот и все! И вдруг гул стал затихать. Самолеты удаляются… Ушли! У них кончились боеприпасы. Вторая атака была психологическим воздействием. Только на кого? Врагу бы не пожелал такого воздействия…

— Давай закурим, — прерывает молчание Тахир, вылезая из-под стола.

Никак не могу достать из кармана брюк пачку сигарет. Руки не слушаются. Дрожат! Да где же она?.. Достаю пачку, подаю сигарету Тахиру. Он не может прикурить, у него руки тоже дрожат. Держим зажигалку четырьмя руками. Наконец, прикуриваем. Глубоко затягиваюсь. Кровь медленно отходит от висков. Кажется, полегчало!

Тишина. Слышно, как на стене тикают часы. В кабинет вбегает Женька, — он недавно в нашей группе, переведен из Калата.

— Что, сукины дети? — говорит он смеясь. — Чеки приехали зарабатывать?

Через мгновение стены кабинета вновь содрогнулись, но уже от хохота.

Действительно, сукины дети. Чеки отрабатывать нужно. Это верно, только вот от своих летчиков обидно погибать. Даже если это командир и замполит звена, коими были «асы», обработавшие нас неуправляемыми реактивными снарядами. Хорошо, что закончились. А если бы они у них были?..

Подъехал партийный советник Иван Михайлович. Хороший мужик. В Союзе он был вторым секретарем горкома партии одного из городов в Краснодарском крае. После отстранения от должности первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС Медунова[99] Ивана Михайловича отправили в Афганистан выполнять интернациональный долг.

Мы подошли, поздоровались с ним. Не поймем, что с машиной. «Волга» вся в крови. Мало того, на лобовом стекле, капоте, багажнике — прилипшие куски мяса.

— Иван Михайлович! Что случилось? — задаем вопрос.

— Что случилось? Это вы меня спрашиваете? Это надо наших «соколов» спросить. По полной программе обработали город… Вижу, вам тоже досталось. Кроме вас, под раздачу попали провинциальный комитет, Царандой, детский дом и базарная площадь. Я через нее проезжал, там меня кровавыми кусками и забросали, когда афганцы убитых и раненых вывозили с площади.[100] Сколько их было, ужас!

— Как афганцам все это будем объяснять? — спросил кто-то.

— Что объяснять? А-а… — Партийный советник махнул рукой.

Подошел заместитель начальника Управления Рафик и что-то сказал Гульхану.

— Товарищи! — обратился к нам Гульхан. — В ближайшие два-три часа вам из города выезжать не следует. Жители города очень возбуждены. По предварительным данным, только на площади погибло более пятидесяти человек, столько же раненых. Среди них старики, женщины, дети. Есть информация, что оппозиция намерена использовать это трагическое событие для активизации антиправительственных и антирусских проявлений.

— Вот и все объяснение, — Иван Михайлович вновь с досадой махнул рукой. — Столько труда коту под хвост…

— В Управлении тоже неспокойно, — продолжил Гульхан. — Погибли три сотрудника, двое ранены. У вас в группе, вижу, тоже есть пострадавшие. Нашими сотрудниками через агентуру и исламские авторитеты проводится работа по локализации сложившейся ситуации. Я закончил. Есть вопросы?

— Всем связаться с начальниками отделов, — начал Игорь Митрофанович, но Гульхан тактично его прервал.

— Игорь Митрофанович! Я уже отдал распоряжение, чтобы все прибыли в Управление. Проведем небольшое совещание и определимся с направлением дальнейшей работы.

Позже в Союзе, в период разгула демократии, я читал в газетах, слушал по радио речи ярых «защитников» интересов народа о том, как наши летчики, танкисты, артиллеристы расстреливали своих. Бред! Полный бред! Видимо, эти «защитники» забыли — вернее, и не знали, да и откуда им знать, — что на войне, бывает, стреляют. К сожалению, снаряды иногда падают не там, куда их посылают. Но чтобы сознательно стрелять по своим — это безумие!

Афганская война знает много примеров, когда наши двадцатилетние ребята, жертвуя собой, спасали и своих товарищей, и афганцев. Кандагарский случай — трагическое стечение обстоятельств. Его невозможно ни понять, ни объяснить…

После пережитого мы еще полгода приседали к земле, когда самолеты пролетали над нашими головами. Холодок пробегал по спине, чего скрывать…

В этот день наши «соколы» накрыли еще и дукан при въезде в Кандагар. Хороший был дукан. Мы частенько возле него останавливались. Брали фрукты, орешки, чтобы не скучать в дороге. Дуканщик, который и без того был без обеих ног, чудом остался жив. На наше сочувствие ответил философски: «Аллах дал, Аллах взял». На летчиков обиды не держал и уже через неделю в восстановленном им дукане бойко торговал овощами и фруктами.

Аллах взял, аллах дал…

* * *

Через пару часов вся группа собралась во дворе. С асфальта смыта кровь. Афганцы смотрят на нас напряженно, но без злобы.

Мы разводим руками: «Кто виноват?» Они прикладывают руку к груди и показывают открытую ладонь: «Мы с вами!» Отвечаем: «Мы тоже с вами».

Надо отдать должное выдержке и такту наших афганских товарищей. Напакостили наши, а они нам еще и сочувствуют…

— Всем быть предельно внимательными, — дает шеф короткий инструктаж. — Автоматы держать наготове. Действовать по обстановке, но ни в коем случае не отвечать на возможные провокации со стороны местного населения. По городу ехать аккуратно, быть предельно внимательными. За городом — полный газ. Связь держать постоянно. Вперед!

Выезжаем из Управления. Минуем центральную улицу. Все нормально. Выруливаем на «площадь Пушкина». Тихо, народу почти нет. Вроде все спокойно. Вдруг откуда-то, словно тень, выплывает молодой афганец и бросает в лобовое стекло нашей машины какой-то сверток.

Машинально с Володей пригибаем головы (я за рулем, он на рации). Шлепок, сверток рвется, на стекло вываливаются кровавые куски мяса, смешанные с грязью. Давлю на газ, пытаюсь дворниками снести кровавое месиво. Тщетно. Кровь размазывается по стеклу, ничего не видно. Мигаю дальним светом передней машине, требуя остановиться. Торможу.

Володя хватает тряпку, я — бутылку с водой, начинаем тереть лобовое стекло. От терпкого запаха крови тошнота подступает к горлу. Управились секунд за пять. Тряпки бросаем на дорогу в пыль, ополаскиваем руки и — в машину. Снова мигаю фарами — поехали…

По дороге заехали в ооновский городок, в штаб по проведению операции. Ничего не добившись от военных, послав их куда подальше, двинулись к себе на виллы…

— Чего тормозили? — спросили нас ребята на вилле.

— Шашлыки жарили, — одновременно огрызнулись мы с Володей.

Немного успокоившись, объяснили причину остановки.

— Какая гадость! — передернул плечом Сергеевич.

— Гадость? Гадость, Петр Сергеевич, это когда в свежую коровью лепешку ногой вляпаешься, — заметил Володя. — А это — трагедия.

* * *

Андрюшку отвезли в госпиталь, у него сотрясение мозга. Евгению руку перевязали, сделали укол, ничего страшного.

Шеф, отправив в Кабул телеграмму, уехал в бригаду, прихватив с собой Женьку-бороду и Тахира. На 19.00 в бригаде было назначено совещание по разбору полетов. Из Кабула вылетело высокое начальство 40–й армии…

Я с Володей и двумя Сашками с четвертой виллы пошли в госпиталь проведать Андрюху. В палате, где он лежал, было человек двадцать. Все — пострадавшие от наших «соколов». Андрей выглядел усталым, но искорка в глазах была.

— Мужики! Слушайте сюда, что расскажу, — начал он. — До вас здесь генерал был. Ходил, всем руки пожимал, призывал держаться и раздавал по банке тушенки и банке сгущенки. Представляете?! Человеческая жизнь — банка сгущенки!

— И тебе перепало? — прикалываемся мы.

— А как же. Правда, ему кто-то из медперсонала шепнул, что я майор КГБ. Он извинился и хотел их забрать.

— Отдал?

— Как же. Моя жизнь, что, и двух банок не стоит? Но и это еще не все, — продолжил Андрей. — Генерал меня и спрашивает: «Не могли бы вы рассказать, почему это произошло?» Я ему и ответил: «Почему — не знаю, но как было — могу». И выдал… Резко, конечно, но не грубо, генерал все-таки.

— И что генерал? — интересуемся мы.

— А что генерал? Сказал «спасибо» и ушел. После его ухода братья по несчастью меня героем считают. Майор, а на равных с генералом разговаривал…

— Слушай, герой, ты сильно не зазнавайся, — подмигнул нам Александр, — а то мы быстренько из твоей одной звезды на погонах четыре соорудим и станешь капитаном.

— Вот пошляки! Пришли, называется, проведать боевого товарища… Что? Моя слава покоя вам не дает?

Мы заулыбались. Раз чувство юмора сохранил, начал ругаться, значит, все будет хорошо.

— Ладно, поправляйся, что нужно — телеграфируй.

Пожелав всем бойцам скорейшего выздоровления и оставив им пакет с фруктами, мы вышли из палаты.

* * *

— Как Андрей? — спросил нас шеф.

— Нормально, жить будет. А что в бригаде? Чем закончился разбор полетов?

— Ничем! Военные своих выгораживают. Их можно понять — это же трибунал. Афганское руководство, чтобы хоть как-то сгладить ситуацию, предложило все списать на своих летчиков. Так сказать, принять удар на себя. Но народ не обманешь. Жаль, — шеф покачал головой. — Жаль, — повторил он. — Столько труда пропало зря. Как теперь с народом работать? В общем, горюй не горюй, а ситуацию уже не исправить. В ближайшие три дня в Кандагар ездить не будем — Гульхан настоял. Вызывайте подсоветных на виллы. Я утром в Кабул улетаю, начальство требует. Старшим остается Евгений.

— Игорь Митрофанович, узнайте насчет моей реабилитации.

После перенесенного гепатита мне был положен двадцатичетырехдневный реабилитационный курс в санатории.

— Узню.

Засиживаться у шефа не стали. Разбрелись по виллам…

* * *

Ребята сели за стол. После пережитого необходимо расслабиться. Через некоторое время за столом уже был слышен смех… Им хорошо, а мне тяжко. В голове сплошной гул и дурные мысли. Да, сейчас бы рюмочка сорокаградусной не помешала бы…

— Санек! Давай пульку распишем, — Тахир с радостной улыбкой заглядывает в мою комнату.

— Нет, Тахир, не хочу.

— Кончай ломаться…

Тахир осекся, увидев мое выражение лица.

— Извини. Не хотел тебя обидеть, — хлопает меня по плечу, — извини.

— Проехали…

Тахир вышел. Меня охватила тоска… Заныла печень. Жалко себя до слез. Хочется зарыться с головой под подушку, одеяло. Хочется волком выть на луну, но тоже облом — луны нет, на улице тьма кромешная.

Лег на кровать. Не лежится. Походил по комнате — словно лев в клетке. Нет, так не годится. Надо что-то предпринять, иначе… Сел написать родителям письмо:

«Здравствуйте, дорогие мои мама и папа! За передачу спасибо. В декабре ребята полетят в Кабул; попрошу, чтобы забрали, самому лишний раз летать неохота. В Кабуле делать нечего, поскольку, в основном, летаем за продуктами. Берем обычно помногу, а организация и доставка все на ответственном, т. е. на тебе. Вот и бегаешь — то машины нет, то самолета… Дома спокойнее. Вы пишете, что в районе Кандагара обнаружили банду. Собственно, банды никуда и не пропадали. Вы меньше читайте всякую газетную ерунду. Обстановка у нас нормальная. Тихо. Погода хорошая. Тепло. Сегодня было +25 градусов. И это в декабре! Полно апельсинов, бананов, гранатов. Здоровье в порядке. Так что не волнуйтесь.

Пишите о себе. Как ваше здоровье? Что нового? Привет от меня родным и знакомым. Крепко вас целую, ваш сын Саша. 08.12.86 г.».

Перечитал письмо. А ведь не все так плохо: тихо, тепло, бананы, апельсины, гранаты… Вот и печень перестала ныть, и аппетит появился.

— Санек, как ты? — В дверях снова показалась голова Тахира.

— Великолепно. Рисуй пульку.

— Ты это серьезно?

— В моем положении шутят?

— Я мигом. Только Женьку тормозну, он в гости к соседям собрался.

Тахир скрылся за дверью… Хорошие все-таки у нас в группе ребята. Надежные, понимающие…

За игрой время пролетело незаметно. Около трех часов ночи все дружно начали зевать.

— Все. Больше не могу, — Тахир бросает карты на стол. — Хоть спички в глаза вставляй.

— Действительно, пора завязывать, — подытожил Женька-борода.

Пожелав друг другу спокойной ночи, разошлись по своим комнатам.

Тяжело начинается декабрь. Каким будет продолжение и конец 1986 года? Каким будет, таким и будет. Чего гадать. Спать, спать…

Глава 16
Еще повоюем!

Проснулся позже обычного, в половине седьмого. Вроде и спал всего ничего, но с постели соскочил бодренько. Взял лопату. Пошел заниматься любимым делом — копать ямы под деревья. Надо же как-то стресс снимать.

Тахира мое занятие очень огорчало.

— Ну, мичуринец! — говорил он. — Опять людям спать не даешь. С раннего утра лопатой стучишь. Кому твои деревья нужны? Уйдем из Кандагара и яблочками не полакомимся.

— Не мы, так после нас придут и попробуют, — отвечал я.

— Попробуют, жди… После нашего ухода афганцы все твои деревья на дрова порубят. Посмотри вокруг, одни пни остались.

К сожалению, Тахир был прав. На Востоке трепетно относятся к деревьям, особенно фруктовым. В Афганистане же их безжалостно вырубали. Простых афганцев можно понять: детишек надо кормить, пищу приготовить — дрова нужны, а дрова продавались на вес, по 30–50 афгани за килограмм. Где деньги взять? Квалифицированный рабочий шерстоткацкой фабрики получал две тысячи афгани. Вот и весь счет…

Обкапываю дерево. Вдруг знакомый свист. Смотрю на часы — время семь утра. Что-то сегодня «духи» припозднились. Странно… И непонятно, откуда стреляют. А может, это и не они? После вчерашних событий всего можно ожидать. Надо поближе к стене встать. Раз, два, три… Насчитал двадцать три разрыва. Пауза, и вдогонку — двадцать четыре, двадцать пять. Тишина! Заработали «вертушки»…

Во двор выходит заспанный Тахир.

— Что, мичуринец, опять со своей лопатой людям спать не даешь?

— Ты стал ворчуном, Тахир. Душманы тебе спать не мешают, а человек с лопатой мешает… Здорово сказал: «человек с лопатой». Почти как у Погодина — «Человек с ружьем». До чего же душманы могут довести, себя уже с классиками литературы сравниваю…

Тахир, пропуская мои умозаключения мимо ушей, с криком «козлы!» со всего размаху плюхается в бассейн. «Козлы», надо полагать, относилось к душманам…

— Что ты там насчет классика русской литературы говорил? — спрашивает он, вылезая обратно.

— Ничего. Это я так, тихо сам с собою…

Афганские товарищи подъехали часам к двенадцати. Выглядели они устало. Привезли троих тяжелораненых сотрудников. Женька с Тахиром сразу отвезли их в наш госпиталь.

Выслушали подсоветных. Обстановка в Кандагаре сложная. Официально около ста убитых и раненых. А сколько на самом деле? Кто знает? Задерживать их не стали. Что можно в такой ситуации советовать? Покормили, передали кое-какие лекарства, продукты и проводили до нашего поста…

* * *

Через три дня из Кабула вернулся Игорь Митрофанович.

— Как в Кабуле? — спросили мы у него.

— В Кабуле? А что ему сделается? Руководство нам сочувствует. Говорит, чтобы держались. Они с нами!

— И все?

— Что вам еще нужно? Работайте, работайте.

Шеф был не в духе, что с ним случалось крайне редко.

— А насчет меня узнали? — спрашиваю я.

— Что насчет тебя? Ах, да, узнал! Ты сильно в Союз хочешь?

— Честно говоря, была мыслишка в море покупаться, не стану врать. Но с другой стороны, ни родителям, ни жене про мою болезнь неизвестно. Зачем лишний раз их расстраивать, помочь все равно не смогут. Если поеду, узнают, будут переживать…

Игорь Митрофанович не дал мне закончить мои рассуждения.

— В Кабуле и не отказали, и не настаивали на твоем лечении. Для них — это дополнительные денежные расходы и прочее. Короче, тебе придется самому отстаивать «светлое будущее». Решай.

— Я уже решил. Не поеду. А то чего доброго в мое отсутствие всех душманов переловите, оставите на бобах…

— Ну и правильно, — заулыбался шеф. — Завтра едем в город. Гульхан не советует, но я так решил. Хватит на виллах отсиживаться. Может, мы и не герои, но трусами выглядеть негоже. Надеюсь, все со мной согласны?

Все дружно ответили: «Да!»

— Ну и ладненько. Выезд в восемь утра.

* * *

Утром все были особенно серьезны, но спокойны. В Кандагаре как будто ничего и не произошло. Жизнь текла своим чередом, только народу на улицах было меньше обычного. На очередном повороте я встретился с глазами проходившего мимо старика-афганца. В его взгляде было все: и злость, и удивление, и восхищение: «Надо же! Такое натворили — и не боятся снова появляться в городе»…

Территория Управления приведена в порядок. Ничто не напоминает о былой трагедии, если не считать настороженных взглядов афганцев…

В мошаверку зашел садовник. Поздоровавшись со всеми, подошел ко мне (у меня с ним были дружеские отношения) и взял за руку, приглашая выйти во двор. Я поддался его призыву.

Мы подошли к кусту роз.

— Смотри! — говорит старик.

Батюшки! На кусте расцвели розы. Розы в декабре! Они были великолепны!

Зачарованно смотрю на цветы… Несмотря ни на что, жизнь продолжается. Эх! Умел бы писать стихи, такие бы написал, все поэты мира позавидовали бы! Но чего не дано, того не дано.

Садовник предлагает мне срезать розы. Я отрицательно качаю головой. Нет, отец, не нужно. Это новая жизнь! Наша жизнь!

Подходят ребята.

— Санек, что ты там разглядываешь?

Подошли поближе и тоже замерли, любуясь розами. Действительно, красота спасает мир. Молча смотрим на цветы. Каждый думает о чем-то своем…

Спасибо, старик, спасибо, родной. Ты вселил в нас новые силы. Еще повоюем!

* * *

«Здравствуйте, дорогие мои мама и папа!

Написал письмо в Бийск, теперь вот вам. Новостей у меня нет. Единственная новость — изменение погоды. Резко похолодало, даже вода замерзла. Если пойдут дожди, будет теплее. Вот такая здесь погода: летом жара, зимой холод. Здоровье у меня хорошее. Пока не жалуюсь. Посылаю вам две фотографии. Как у вас дела? Пишите. Крепко вас целую, Саша».

* * *

Вчера проводили шефа в очередной отпуск. Сегодня проводили на дембель Тахира. Тоска. Ощущение пустоты. Может, это из-за болезни? Да нет, болезнь тут ни при чем. Грустно расставаться с друзьями: Володей, Нуром, Стасом, Игорем Митрофановичем, Тахиром… Собственно, чего грустить? На смену им новые сотрудники прибыли. Надежные ребята. Жизнь продолжается!..

До Нового 1987 года оставалось три дня. До замены — пятьсот двадцать пять…

Примечания

1

Концертный ансамбль ВДВ «Голубые Береты» – «Пароль – Афган».

(обратно)

2

На персидском языке слово «парва» – страх, беспокойство; «нист» – нет. Выражение: «У ро аз ан парваие нист» переводится как: «Ему и горя мало, ему это безразлично». Родилось ироничное название Афганистана – «Парванистан». Страна, где всем все до лампочки – Парванистания.

(обратно)

3

Первое Главное Управление КГБ СССР (ПГУ). В настоящее время Служба внешней разведки (СВР

(обратно)

4

После присвоения Краснознаменному институту имени Ю. В. Андропова в обиходе он стал называться «институт Андропова», а для лучшего звучания просто – КАИ.

(обратно)

5

Дукан (докан, духан)?– лавка, ларек, магазин, ремесленная мастерская.

(обратно)

6

Представительство КГБ СССР в Афганистане.

(обратно)

7

Небольшой городок на окраине Кандагара. До революции в нем жили представители ООН (Организация Объединенных Наций) для оказания помощи Афганистану как развивающейся стране. После революции в нем жили «каскадеры», военные, партийные советники и др.

(обратно)

8

Из интервью руководителя Оперативной группы Министерства обороны СССР в Республике Афганистан генерала армии В. И. Варенникова корреспонденту журнала «Огонек» Артему Боровику.

(обратно)

9

Министерство государственной безопасности Афганистана. Ранее называлось ХАД (СГИ – Служба государственной информации). Что-то вроде: ВЧК – КГБ.

(обратно)

10

Мошавер (мушавер) в переводе с персидского языка – советник.

(обратно)

11

Всего в Афганистане было создано девять оперативных зон, в которых работали советники КГБ, МВД, КПСС, ВЛКСМ, МО СССР.

(обратно)

12

Высшая Краснознаменная школа КГБ СССР им. Ф. Э. Дзержинского. В настоящее время Академия ФСБ РФ.

(обратно)

13

«Спальный» район Кандагара.

(обратно)

14

Десантно-штурмовой батальон.

(обратно)

15

Так мы в шутку называли центральную площадь, на которой был памятник с пушками в честь очередной победы над англичанами.

(обратно)

16

Афганская милиция.

(обратно)

17

Отрывок из стихотворения сотрудника нашей группы В. И. Кутного.

(обратно)

18

Подземная оросительная система. Активно использовалась душманами.

(обратно)

19

Народ в Пакистане, Иране и Афганистане (около 4 млн. человек, 1983г.).

(обратно)

20

Дар, подношение, подарок. В Афганистане одно из самых употребляемых слов. Любят они бакшиши.

(обратно)

21

Высшая партийная школа при ЦК КПСС (г. Москва).

(обратно)

22

Отрывок из стихотворения В. И. Кутного.

(обратно)

23

«Как дела? Все хорошо?» В Афганистане родилась шутка: «Хубасти, джурасти в Афган попал по дурости». В каждой шутке есть доля шутки…

(обратно)

24

Спинбульдак – уезд провинции Кандагар. Вотчина Муслима Исмата.

(обратно)

25

Самое многочисленное племенное объединение пуштун

(обратно)

26

Национально – демократическая революция (27.04.1978 г.), в результате которой провозглашена Демократическая Республика Афганистан. Афганцы называют ее Саурской революцией по названию месяца свершения.

(обратно)

27

Пуштунские пограничные стражники. Наши бойцы называли их: «малиши-плохиши».

(обратно)

28

Отрывок из стихотворения В. И. Кутного.

(обратно)

29

Игорь Морозов и группа «Контингент». Слова из песни «Дождь идет в горах Афгана».

(обратно)

30

Забор из глины с добавлением рубленой соломы.

(обратно)

31

Пуштунвали (пахтунвалай, пуштунвалай) – неписаный кодекс чести и достоинства афганцев, передаваемый из поколения в поколение. Предмет их особой гордости.

(обратно)

32

В карате и других видах восточных единоборств – тренажер для отработки ударов.

(обратно)

33

Таджикская национальная борьба. Для нее характерны «ударные» захваты. Она ведется в быстром темпе, изобилует всевозможными подножками, подсечками, подхватами, бросками.

(обратно)

34

Город на востоке Афганистана на границе с Пакистаном. «Теплое» местечко.

(обратно)

35

Деревня в сорока километрах от Кветты (пограничный с Афганистаном город в Пакистане). В начале восьмидесятых годов там был создан американский учебный центр по подготовке контрреволюционеров. К 1986 году на территории Пакистана дислоцировалось уже около двухсот центров и пунктов подготовки моджахедов.

(обратно)

36

Ну, советник! Ну, советник!

(обратно)

37

Афганцы для лечения часто использовали обычную хну.

(обратно)

38

Иди сюда!

(обратно)

39

Движение Исламской Революции Афганистана.

(обратно)

40

Национальный Исламский Фронт Афганистана.

(обратно)

41

Исламский суд состоял из авторитетных мусульманских лидеров. Решение суда для всех было законом.

(обратно)

42

Так советские граждане окрестили микрорайон в Кабуле. В пятиэтажных домах жили и афганцы, и советские. Рядом находились дуканы, кафе, шашлычные.

(обратно)

43

Отрывок из стихотворения В. И. Кутного.

(обратно)

44

Официальный (вместе с английским) язык Индии

(обратно)

45

Река в Туркмении и Афганистане. Длина 978 км.

(обратно)

46

Уезд провинции Кандагар. Там же река Аргандаб, приток Гильменда.

(обратно)

47

Военнослужащие афганской армии.

(обратно)

48

Крупнокалиберный пулемет Владимирова.

(обратно)

49

Второй армейский корпус Афганистана под командованием генерала Олюми.

(обратно)

50

Из доклада партийных советников, апрель 1980?г.

(обратно)

51

Из доклада 40–й армии, январь 1981.

(обратно)

52

Понятие «нафар» относилось ко всем афганцам, занимающимся неквалифицированным трудом. Это прислуга, уборщики, просто рядовые солдаты. Среди советских оно использовалось и в качестве оскорбления. Например: «Сам ты нафар!», что означало: «Сам ты дурак». Использовалось и в другом значении: «Я тебе кто, нафар?», т.е. «за кого ты меня принимаешь?» Универсальное слово.

(обратно)

53

Афганский большегрузный автомобиль, предназначенный для перевозки людей и грузов. Одно из определений.

(обратно)

54

«Благодарственное письмо». Одна из форм поощрения за активную борьбу с душманами.

(обратно)

55

«Они не пройдут!» – боевой клич испанских коммунистов. Родился в 1936 году в Испании после военно – фашистского переворота.

(обратно)

56

Отрывок из произведения «Сказка про Ивана из Афганистана», сочиненного советником.

(обратно)

57

Отрывок из стихотворения Кутного В. И.

(обратно)

58

Внедорожник иранского производства, на базе японской «Тойоты».

(обратно)

59

Начальник службы безопасности у Муслима Исмата, бывший мулла.

(обратно)

60

Баракзаи – афганское племя. В 18–м веке сыграли важную роль в образовании независимого афганского государства.

(обратно)

61

Промедол – обезболивающее лекарство.

(обратно)

62

Чарс – род гашиша.

(обратно)

63

Город на севере Афганистана. Дословно – «священная гробница». Столица провинции Балх.

(обратно)

64

Из «Кандагарского дневника» советника ДОМА (Демократическая организация молодежи Афганистана) Георгия Киреева.

(обратно)

65

Родамин – красящий состав в виде порошка. Если его смывать водой, тело и одежда окрашиваются в красный цвет, который сохраняется в течение нескольких суток.

(обратно)

66

Здесь имеются в виду все афганцы, вне зависимости от родовой принадлежности, которые также недолюбливали белуджей. Вот и разберись тут, с кем воевать и против кого воевать.

(обратно)

67

Сорок белуджей в возрасте от четырнадцати до двадцати лет обучались в Союзе в техникумах и училищах.

(обратно)

68

Молодец! Молодец!

(обратно)

69

Футбольный матч, сыгранный в оккупированном Киеве в 1942 году между немецкой командой и командой советских военнопленных, бывших «динамовцев». Немцы ставили условие – поражение или смерть. Киевляне победили с разгромным счетом. Этот матч лег в основу замечательного фильма «Третий тайм».

(обратно)

70

Крупнейший стадион в Бразилии (г. Рио-де – Жанейро). На этом стадионе в 1969 году король футбола Пеле (Эдсон Арантис ду Насименту) с пенальти забил свой 1000–й гол. Ему тогда было двадцать девять лет.

(обратно)

71

«Сухой лист» – удар по мячу внешней стороной стопы с подрезкой мяча. Очень сложный для приема и отбивания удар. В советском футболе удар «сухой лист» великолепно исполняли Григорий Федотов и Валерий Лобановский… ну, и Тахир, конечно.

(обратно)

72

Врач, медик, лекарь

(обратно)

73

Бобо (баба) – уважительное обращение к старикам.

(обратно)

74

Желудочные лекарства.

(обратно)

75

Здравствуйте, господин врач.

(обратно)

76

Так в Афганистане называли корреспондентов. В шутку, конечно.

(обратно)

77

Центр уезда Майванд провинции Кандагар. В 1880 году афганцы под Майвандом сильно потрепали англичан. Более ста лет прошло, а в Афганистане по – прежнему война.

(обратно)

78

Банк находился на десятой вилле.

(обратно)

79

Мохаммед Захир Шах, король Афганистана. Правил страной сорок лет. В 1973 году во время его визита в Италию двоюродный брат короля Мухаммед Дауд организовал государственный переворот и установил в стране республиканское правительство. Захир Шах во избежание гражданской войны отказался от престола. Через пять лет, в апреле 1978 года после военного переворота Дауд был смещен с поста и казнен. К власти пришел Нур Мухаммед Тараки, который по приказу Хафизуллы Амина 10 октября 1979 года был задушен офицерами президентской гвардии. Что стало с Амином в декабре 1979 года, нам известно. Каждый получает лишь то, к чему стремится сам (афганская мудрость).

(обратно)

80

Отрывок из поэмы «Сказка про Ивана из Афганистана». Автор мне, к сожалению, не известен.

(обратно)

81

Бурхануддин Раббани – лидер ИОА (Исламское Общество Афганистана). Как и Гульбеддин Хекматиар, сначала воевал против Дауда, а потом против нас. С 1992 по 1996 год был президентом Афганистана.

(обратно)

82

По бэтээрам и «уазикам» душманы сначала стреляют, а уж потом интересуются, кто в них ехал.

(обратно)

83

Часы японской фирмы «Seiko».

(обратно)

84

Группа дислоцировалась в городе Калате (центр провинции Заболь).

(обратно)

85

Один из первых руководителей охраны Б. Н. Ельцина.

(обратно)

86

Их группа блестяще провела операцию «Колодец» – взрыв подземного узла связи, после которого городская и международная связь вышла из строя, отрезав Амина от всего мира. Взрыв также послужил сигналом к штурму дворца Тадж – Бек и других стратегически важных объектов в Кабуле.

(обратно)

87

Солдаты афганской армии.

(обратно)

88

Зональный партийный советник.

(обратно)

89

Центр уезда Даман в тридцати километрах от Кандагара.

(обратно)

90

Один из авторитетных бандглаварей.

(обратно)

91

Народно – демократическая партия Афганистана.

(обратно)

92

Руководитель Представительства КГБ СССР в Афганистане.

(обратно)

93

Бронированная машина с катком для подрыва мин.

(обратно)

94

Бог знает!

(обратно)

95

Командир оперативного батальона.

(обратно)

96

Кладбище находилось метрах в ста от отдела.

(обратно)

97

Мужские и женские очень широкие штаны. Котто шальвар – мужская одежда из длинной рубахи и шальвар.

(обратно)

98

Оранжево – коричневый пигмент желчи; продукт распада гемоглобина. Количество содержания билирубина в крови определяет степень заболевания. Чем выше, тем оно тяжелее. Моя болезнь была средней тяжести. Видимо, на начальной стадии мед помог.

(обратно)

99

Нашумевшее в Советском Союзе уголовное дело о коррупции первого секретаря Краснодарского крайкома КПСС. Сейчас подобные дела – что-то вроде сводок о погоде.

(обратно)

100

Афганцы никогда не оставляют раненых и погибших. Погибших хоронят до заката солнца.

(обратно)

Оглавление

• Александр Никифоров Дневник офицера КГБ

•   Часть 1 Москва — Кабул — Кандагар. 1985 год

•     Глава 1 Кабул

•     Глава 2 Городской отдел

•     Глава 3 Рузе Джума (пятница)

•     Глава 4 На войне главное вовремя упасть на землю

•     Глава 5 «Трудовые будни — праздники для нас…»

•     Глава 6 Будни

•     Глава 7 Кабул

•     Глава 8 У Белуджей[19]

•     Глава 9 Снова в Кабуле

•     Глава 10 Джамшид

•     Глава 11 Новый год!

•   Часть 2 «В Багдаде все спокойно». 1986 год

•     Глава 1 Муслим

•     Глава 2 Пронесло!

•     Глава 3 Хамид

•     Глава 4 Сходили в кино!

•     Глава 5 В «гостях у «духов»

•     Глава 6 Саид

•     Глава 7 Летун

•     Глава 8 Джахир

•     Глава 9 Первая операция группы быстрого реагирования

•     Глава 10 В Кабуле

•     Глава 11 В Гостях у Муслима Исмата

•     Глава 12 «В Багдаде все спокойно»

•     Глава 13 «Наркобарон»

•     Глава 14 Но пасаран![55]

•     Глава 15 Ташкент — город хлебный

•   Часть 3 Еще повоюем!

•     Глава 1 Кровный брат

•     Глава 2 На воре шапка горит

•     Глава 3 Два бушлата

•     Глава 4 «Третий тайм»[69]

•     Глава 5 Табиб[72]

•     Глава 6 «Дерни, деточка, за колечко…»

•     Глава 7 «Финансовый магнат»

•     Глава 8 Жара!

•     Глава 9 Второе рождение Мамнуна

•     Глава 10 Крепнет режим народной власти…

•     Глава 11 Хабиб

•     Глава 12 Операция «Рахматулло»

•     Глава 13 Гепатит

•     Глава 14 Боевая подруга

•     Глава 15 «Соколы»

•     Глава 16 Еще повоюем!

http://lib.rus.ec/b/368518/read