О «военном искусстве» в рф

Вторая Мировая война во многих аспектах полностью перевернула устоявшиеся представления о военном искусстве. Особенно сильное влияние она оказала на восприятие в армиях мира ценности человека, который одновременно являлся и основной движущей силы войны и главным фактором, ограничивающим боевую эффективность вооруженных сил, как системы.

В различных точках земного шара делались диаметрально противоположные выводы о значимости человеческого ресурса. США ступили на неизведанный тогда путь кибернетических технологий, призванных расширить скромный потенциал солдата. Британия сделала ставку на безупречную индивидуальную подготовку, профессионализм и мотивацию. СССР продолжил развивать порочные концепции Первой Мировой войны, через призму которых солдат был не имеющим никакой ценности активом – малозначимым дополнением к массам бронетанковых колонн и наползающему огневому валу из десятков тысяч ракет и снарядов.

Шли десятилетия; оружейные технологии становились все более сложными, изощренными и смертоносными. Ядерное оружие в доктринах сменялось высокоточным, беспилотники боролись за лидерство в небе с пилотируемыми самолетами, а ценность человеческого капитала в армиях лишь росла в геометрической прогрессии. Если в начале 20-го века мир захлебывался от переизбытка молодежи и страны могли позволить себе колоссальнейшие потери, то постепенное изменение демографической структуры после ВМВ само по себе сделало человека, способного пополнить ряды вооруженных сил, важным активом. Изменилось и само восприятие потерь – всеобъемлющее внедрение в армейские доктрины кибернетики, как науки о системах, и кибернетических технологий делало военный персонал ключевым элементом, любая, даже самая малая убыль которого критически влияла на работоспособность вооруженных сил, как механизма.

В неразвитых странах с низким уровнем системного мышления и скверной аналитикой порой принято говорить о том, что современное западное военное искусство якобы представляет собой некий набор компромиссов, базирующихся на принципах «человеколюбия». Это, конечно же, глупость – западное военное дело опирается на принципы общей эффективности работы системы и экономической целесообразности.

Ув. Дмитрий Прокофьев недавно написал отличный текст, в котором рассказал о взаимосвязи ценности опыта и его влияния на эффективность работы… конвейера. Это не случайная отсылка – устройство и работу современных вооруженных сил можно сравнить с конвейером, – системой, которая строится на бесперебойной профессиональной специализированной работе и высококлассном управлении. Как на производительность предприятия и процент брака влияет уход опытного рабочего, так и потеря опытных солдат и офицеров оказывает влияние на способность подразделения выполнять боевые задачи.

Ценность же человеческого опыта переоценить невозможно – достаточно вспомнить, что в Вермахте категории подразделений ранжировались по степени боеготовности, отталкиваясь не от количества личного состава и технического оснащения, а от числа успешно пройденных боев. «Сильным» считался батальон, прошедший более 400 боестолкновений – и сила его определялась вне зависимости от того, как много в нем было солдат. Ценность имел только опыт, слаженность и умение подразделения работать, как единое целое – как система.

Из этих фактов и рождается успех любого современного военного строительства – оно определяется ценностью каждого солдата в глазах правительства, как одного из ключевых элементов военной машины.

По окончании Второй Мировой войны в СССР возник довольно занятный миф, долгое время продвигаемый в качестве базового элемента военной теории. Миф этот основывался на специфическом, сугубо советском опыте, и гласил, что кадровая армия погибает в первые 3 месяца боевых действий – дальше же тяжесть войны ложилась на плечи резервистов.

Примечательно, что эта странная концепция не только не умерла, но и по какой-то трагикомической причине была спроецирована на современность – на украинскую армию. В ряде полуофициальных информационных источников можно было встретить утверждения, что кадровые части ВСУ погибли, а опытных солдат, офицеров и сержантов больше нет.

Это не было правдой с самого начала – значительное количество кадровых бригад ВСУ с начала конфликта практически не принимали участия в боевых действиях, пребывая в стратегическом резерве. Лишь часть подразделений находилась непосредственно на линии фронта, выполняя роль каркаса, вокруг которого обеспечивалась боевая устойчивость бригад, укомплектованных мобилизованными солдатами.

За минувшие полгода части ВС РФ крайне редко сталкивалась с профессиональными подразделениями ВСУ, имеющими боевой опыт. Таковые преимущественно были представлены авиацией, ПВО, ракетно-артиллерийскими бригадами и прочими специалистами, которых нельзя было заменить мобилизованными.

Наступление – крайне сложный процесс с точки зрения участвующих в нем солдат и их командиров. В грамотно выстроенной эшелонированной обороне солдату может быть достаточно некой базовой подготовки. Но при проведении наступательных операций высокий профессионализм и мотивация будут необходимы. Солдаты и офицеры должны обладать высочайшим уровнем понимания военного дела, чтобы хорошо ориентироваться в стремительно меняющейся обстановке, когда линия фронта сдвигается каждый день на десятки километров. Никакое оснащение и техника в таких условиях не могут восполнить отсутствие знаний, опыта, тренировок – качество человеческого материала определяет всё.

Сейчас мы видим, что после 24 февраля украинская армия начала к готовиться проведению наступательных операций одновременно с реализацией стратегической обороны. Для украинцев это было непростой задачей – они никогда не рассчитывали наступать. К этому не было готово ни высшее командование, ни офицерский корпус, ни солдаты – все доктрины ВСУ строились лишь вокруг оборонительных операций. Лично я не предполагал, что украинская армия сможет освоить науку наступления всего за полгода – осознавая сложность процесса, я считал эту задачу титанической и почти невыполнимой (это равно что автомеханик возьмется за ремонт реактивного самолёта, если говорить языком простых аналогий. Формально и то, и другое – работа с механизмами, но дьявол кроется в деталях).

Кадровые бригады из состава стратегического резерва ВСУ принимали участие в боевых действиях ограниченным составом в виде ротно-тактических групп с целью получения боевого опыта, а также, согласно доступным ныне данным, проходили дополнительную подготовку в Британии (британская легкая пехота по праву считается лучшей в мире, а многие ее наработки создавались именно для борьбы с массовыми армиями «мобилизационного типа» – словом, учиться у них определенно было чему). В совокупности все это позволило не только сберечь ценные кадры, но и довести их подготовку до уровня, позволяющего проводить сложные маневры, из которых и состоят наступательные операции.

Нужно отметить, что ВСУ смогли не просто перейти от обороны к наступлению, но и превзойти свою собственную планку профессионализма. Украинское наступление на Харьков-Изюмском направлении оказалось операцией современного ассиметричного типа: фронт прорывался небольшими мобильными подразделениями, которые опирались на огневую поддержку высокоточного оружия.

Дополняя предыдущие тексты, резонно сказать о и Херсонском направлении. Территория Правобережья, занятая подразделениями ВС РФ, представляет собою местность, максимально неблагоприятную для проведения наступательных операций.

Отсутствие лесных массивов и прочих естественных укрытий практически не позволяет задействовать хоть сколько-нибудь серьезное количество бронетехники. По этой причине ВСУ используют тактику «ползучего наступления» с использованием практически одной лишь пехоты. Выход на оперативный простор де-факто невозможен: регион рассекает множество ирригационных каналов, которые представляют собой хоть и небольшие, но все же существенные водные преграды. Кроме того, немалая часть линии фронта пролегает по реке Ингулец, которую в текущих условиях форсировать нелегко.

Словом, сам тип местности на театре военных действий дает силам ВС РФ широкие возможности для оборонительных операций.

Но патовой ситуацию, тем не менее, назвать нельзя. Сейчас подразделения ВСУ находятся в 20 км от Херсона, тогда как в конце августа они были более чем в 32 км от города. Украинская армия с самого начала имела огневой контроль над переправами через Днепр, и за прошедшие недели сентября лишь увеличила его, вынеся вперед собственные огневые рубежи. Это безусловно, оказывает сильное воздействие на российскую военную логистику, сковывая силы ВС РФ на Правобережье: в сложившихся условиях их невозможно как усилить и насытить боеприпасами, топливом и техникой, так и просто начать их отвод на левый берег Днепра. Любые перемещения крупных масс войск в районе переправ будут с легкостью обнаружены и поражены ракетно-артиллерийскими вооружениями.

Стратегия действий ВСУ на южном направлении разительно отличается от Харьков-Изюмской операции. Как было сказано выше, наступление проводится силами одной лишь пехоты, точнее – пехотных ротно-тактических групп, работающих в стиле тактик Первой Мировой войны: расширяющих сети траншей («ползучее наступление»), либо атакующих российские опорные пункты в качестве штурмовых отрядов.

Подобный подход позволяет нивелировать превосходство сил ВС РФ в штурмовой авиации (в силу сложности атаки малоразмерных и подвижных целей), а также негативные стороны типа местности – пехоте легче оставаться незамеченной даже в условиях степи.

Впрочем, это не отменяет потерь, которые несет украинская пехота – пешим подразделениям сложно маневрировать на местности, отступать в случае преждевременного обнаружения; трудно вводить в бой резервы и нет возможности быстро пополнять боекомплект, а также «иметь под рукой» достаточное количество огневых средств.

Одновременно украинские ракетно-артиллерийские подразделения оказывают всеобъемлющее огневое воздействие на российскую военную инфраструктуры и силы, размещенные в ближнем и дальнем тылу. Это воздействие и является основным элементом пусть медленного, но все же достаточно стабильного продвижения наземных сил.

Атака тыловых объектов в какой-то степени обеспечивает паритет «наползающей» украинской пехоте: у ВС РФ нет возможности на постоянной основе концентрировать артиллерию в местах прорыва, истощаются и резервы, необходимые для укрепления обороны.

Подводя итоги, ситуацию на Херсонском направлении можно обозначить, как «сложную». Оперативная обстановка, тип местности – все это способствует боям на истощение, которые могут длиться долгие недели.

Самое забавное заключается в том, что данный текст опубликована в рашистском телеграмм-канале. То есть, деже в рашке есть люди, которые понимают, насколько их страна отстала в технологиях, управлении и в военном искусстве. Однако, что радует, таких людей очень мало. И потому в рашке Пригожин набирает «солдат» в тюрьмах, а Кадыров вообще отлавливает на улицах и предлагает сделать это системой. И это радует. Вообще, Кадыров — явно или наш или британский агент. Его сегодняшний призыв к «самомобилизации регионов» — это именно то, что нужно для развала рф. По сути, это создание региональных, часто национальных армий. Которые очень пригодятся, как только Москва ослабнет или в следствие смерти путина или а следствие чего либо еще. Хорошо роешь, старый крот, рой дальше.