«Горбачевские усилия спасти Союз – безнадежные судороги. И в общем-то все бы ничего, если б не Украина, не Крым, который невозможно отдать», – записал 30 лет назад, 25 ноября 1991 года, в дневнике Анатолий Черняев (1921-2017): в 1986-1991 гг. помощник генсека/президента СССР по внешней политике, в 1971-1986 гг. замзав Международного отдела ЦК КПСС. Дневник, который он вел на протяжении многих лет (1972-1991), ценный источник по позднесоветской истории. Среди прочего, к нему стоит обратиться, чтобы лучше понять события 30-летней давности – коллапс и развал СССР.
На его страницах описано множество проблем, под напором которых СССР трещал еще до прихода Горбачева к власти. Прослеживается как Брежнев, поначалу бравировавший, что «в отличие от своих предшественников, на этом месте я не руковожу, а работаю», превратился в плохо соображающего дедушку. У Черняева много великорусской надменности в отношении к другим народам СССР и особенно заметна неприязнь к украинцам.
В [скобках] приведены уточнения и расшифровка сокращений. Должности упомянутых лиц указаны на тот момент, которым датирована запись. Подчеркнуты наиболее интересные, по мнению составителя, цитаты.
Об особенностях «дружбы народов«
(22.04.1972)
Когда я был последний раз у Б.Н. [Пономарева – секретарь ЦК КПСС, зав. Международным отделом ЦК КПСС] в больнице, он мне кое-что порассказал о том знаменитом Политбюро, которое заседало с утра до вечера по национальному вопросу. Обсуждался доклад Андропова в связи с обнаруженным на Украине документом. Написан он еще в 1966 году группой националистов. Суть – против «русификации» и за отделение [речь о книге Ивана Дзюбы «Интернационализм или русификация?«]. Между тем, как говорил на ПБ Пономарев, никогда за всю историю Советской власти не было такой «украинизации» Украины. Я, говорит, привел такой факт – ведь со времен Мануильского и еще раньше Пятакова и др. первыми секретарями на Украине были не украинцы: Коганович несколько раз, Постышев, Хрущев и др. Так было до Подгорного. А теперь – единственное «деловое» и «политическое» качество при подборе кадров – является ли украинцем? Если да – значит, уже хороший. Это сказал [председатель Совмина УССР] Щербицкий, который гораздо резче и самокритичнее выступал на ПБ, чем [первый секретарь ЦК КПУ] Шелест.
Брежнев: Я, говорит, общаюсь с Петром Ефимовичем [Шелестом] по телефону почти каждый день, говорим о колбасе, пшенице, о мелиорации и т.п. вещах. А ведь с 1966 г. ему, и ЦК КП Украины известен этот документ, известна деятельность националистов, и ни разу ни одного слова он об этом мне не сказал. Не было для него тут со мной проблемы. Или: когда уже стало все это известно, поднимаю трубку, спрашиваю у Петра Нилыча [Демичева – секретарь ЦК КПСС, курировавший гуманитарную сферу], что он об этом думает. Он стал заверять, что ничего особенного, разобрались, мол, и т. д. Такова позиция нашего главного идеолога…
А вообще-то надо смотреть в корень. К Брутенцу [первый замзав Международного отдела ЦК КПСС] сходятся некоторые армянские и азербайджанские нити. И ему рассказывают, что нелюбовь и даже ненависть к русским растет на почве распространения убеждения (которое, кстати, широко внедряет сам местный партийный и государственный аппарат – как алиби для себя), что все идет плохо потому, что все сверху зажато, а там – вверху – сидят русские и руководят некомпетентно, неграмотно, глупо. Отличие нынешнего национализма в том, что его главным носителем является именно национальный аппарат, а истоки его в том, что «бывшие колониальные окраины» живут много лучше, чем российская «метрополия», они богаче и чувствуют «свои возможности». Благодарность же – не политическое понятие.
Дела спичрайтерские: Картер и Тула
(09.01.1977)
6 января неожиданно был вызван к Пономареву. Он объявил, что «нас» вызывает Брежнев, просил быстро одеться и спуститься вниз к его машине. Поехали в Кремль… Брежнев начал в своем обычном стиле, хорошо мне известном по Завидово. «Проснулся сегодня, зарядку сделал. Думаю, что-й-то такое мне вчера в голову пришло?.. А вот что! Неплохая, в самом деле, идея: 20-го Картер вступает в должность [президента США]. Почему бы не сказать что-нибудь ему такое перед этим, вроде как добрую волю проявить. И предлог хороший: Тулу-то ведь недавно наградили, дали городу «Героя». Я в Туле ни разу не был, хотя десятки раз проезжал через нее, туляки мне даже ружье чинили. Вот и поеду, поздравлю их, вспомню, как они стояли насмерть во время войны, можно сказать – спасли и Москву. И заодно скажу Картеру что нужно…». Вернулся к тулякам: «Надо, мол, помянуть тех, кто воевал и остался жив. Я вот ведь воевал, а живой»… и прослезился. Встал, прошелся к письменному столу, достал платок из ящика. Упираясь, тяжело сел: «Надо все это сделать выпукло. У меня настроение произнести это с волей… Вообще я считаю, что мне надо время от времени выступать перед народом… Это поднимает людей, вызывает энтузиазм».
(15.01.1977)
В понедельник Брежнев позвал к себе в Кремль – на первое чтение… На первых же страницах, где говорилось о защите Тулы в 1941 г., Генеральный расплакался. «На этом фоне» международный раздел показался ему скучным (впрочем, это справедливо). По существу ничего не добавил… Для второго чтения мы сделали ударные места – для аплодисментов. Некоторые из них Брежнев перечитывал вслух, громко – так, как собирался произнести в Туле. И оглядывал нас, спрашивая: «Ударно получается? Да, я думаю, получается. Будут хлопать».
Большую часть «дискуссии» (после одобрения текста в основном) занял разговор о его намерении посетить оружейный завод… Стали его отговаривать: мол, воспользуются на Западе – поехал-де инспектировать военное производство, «подгонять гонку», а слов наговорил – о мире, разрядке и т.п. Брежнев сопротивлялся: «Как же так! Приехал в Тулу. Они мне сколько лет охотничьи ружья дарят, делают по моему заказу. А я даже не схожу к ним. Нехорошо!»… Уж больно он любит ружья, пистолеты и всякое такое. (На знаменитом Тульском оружейном, между прочим, к тому времени остался только один небольшой цех, где производили охотничьи ружья, а в остальных – понятно что). В конце концов, сошлись на том, что он съездит туда, а в выступлении и в газетных сообщениях будет сказано, что Брежнев посетил «механический завод».
(21.01.1977)
Между прочим, 53 года со дня смерти Ленина! Не так уж много…
Речь Брежнева в Туле. Зарубежный мир воспринял ее очень активно и понял то, что ему хотели сказать. И американцы, и немцы. [Канцлер ФРГ] Шмидт даже «с удивлением» заметил, что его представления о разрядке совпадают с тем, как ее понимает Брежнев. Этот кусок писал только я. Значит, попали в точку. В понятие разрядки не надо вкладывать «классового» содержания. Другое дело – «мирное сосуществование». В общем «оливковая ветвь» перед инаугурацией Картера, как и задумал Брежнев, состоялась. И очень хорошо, что так. Массированная кампания о «советской угрозе» сразу как-то потеряла жало.
Внешняя агрессия и внутреннее воровство
(28.01.1980)
Весь мир нас осудил и проклял [из-за вторжения в Афганистан]: в ООН – 104 делегации проголосовали против нас и только 17 – с нами. Фарисейство? Да, конечно. Но мы бросили хорошую лакмусовую бумажку – и проявилась затаенная повсюду ненависть (в лучшем случае нелюбовь) к нам. Нас осудили правительства и парламенты, всякие комитеты и деятели персонально, партии и профсоюзы. Даже некоторые «братские» – ИКП, КПИ, КПВ, японцы, бельгийцы, шведы. За агрессию, за попрание всех международных норм, за оккупацию, за подрыв разрядки, за провоцирование гонки вооружений, за посягательство на мусульманский мир… Один из западных комментаторов написал: «Это либо страшный просчет, либо страшный расчет». Боюсь, что вторым и не пахло. У того, кто в конце концов решал – просто российская грубость: как это, мол, против меня могут пойти, я покажу, как со мной не считаться! Ужас ситуации состоит в том, что окончательное = единоличное решение принадлежало полному маразматику. (Хотя подготовлено, сварено оно было другими)…
В прошлый вторник на Секретариате ЦК обсуждался вопрос «О хищениях на транспорте«. Я буквально содрогался от стыда и ужаса. Три месяца работала комиссия ЦК под председательством Капитонова [секретарь ЦК КПСС, заведующий Отделом организационно-партийной работы ЦК КПСС]. И вот, что она доложила:
За два года число краж возросло в два раза; стоимость украденного — в 4 раза;
40% воров — сами железнодорожники;
60% воров — сами работники водного транспорта;
9-11 000 автомашин скапливается в Бресте, потому что их невозможно передать в таком «разобранном« виде иностранцам;
25% тракторов и сельскохозяйственных машин приходят разукомплектованными;
30% автомобилей «Жигули« вернули на ВАЗ, так как к потребителю они пришли наполовину разобранными;
на 14 млрд. рублей грузов ежедневно находятся без охраны;
охранники существуют, их 69 000, но это пенсионеры, инвалиды, работающие за 80-90 рублей в месяц;
воруют на много млрд. рублей в год;
мяса крадут в 7 раз больше, чем два года назад, рыбы – в 5 раз больше.
Замминистра внутренних дел доложил, что в 1970 г. поймали 4000 воров на железной дороге, в 1979 – 11000. Это только тех, кого поймали. А кого не поймали – сколько их? Ведь поезда по трое суток стоят на путях без всякого присмотра, даже машинист уходит.
Несчастный [министр путей сообщения СССР] Павловский опять каялся, как и на Пленуме. Просил еще 40000 человек на охрану. Не дали. Обсуждение (ворчание… в духе большевизма 20-ых годов: «как, мол, это возможно! это же безобразие! где парторганизации, профсоюзы, куда смотрят?«) поразило всех полной беспомощностью. Между прочим, когда Б.Н. призывал «мобилизовать массы для борьбы с этим безобразием«, Лапин (председатель теле-радио) саркастический старик, сидевший рядом со мной, довольно громко произнес: «Ну, если массы мобилизуем, тогда все поезда будут приходить совсем пустыми!«.
В этом, извините, «вопросе« – концентрированно отражено состояние нашего общества – и экономическое, и политическое, и идеологическое, и нравственное.
Вариация на тему «пир во время чумы«
(19.12.1980)
Сегодня день рождения Брежнева. Всенародный праздник. Вчера включил программу «Время« и обмер. Пока мазохистски смотрел передачу, меня била истерика, я исчерпал весь запас мата. При полном сборе всего «верха« Суслов вручал ему Орден Октябрьской революции и говорил всякие слова о Ленине, Великом Октябре, заботе о благе народа, о всенародной любви, о мощном развитии страны и великих достижениях в строительстве коммунизма.
И все это на фоне Польши [массовые протесты], когда в Харькове, Ростове и т.д. и т.п. надо в 6 утра встать в очередь, чтоб достался литр молока, когда в Челябинске вообще шаром покати. Когда Секретарь ЦК обратился к обкомам и республиканским ЦК с письмом «принять все меры«, чтобы исправить положение со снабжением мясом, так как в большинстве мест – катастрофа с этим и ситуация названа политической. Когда на днях разослана (решением Секретариата ЦК) записка Черненко об ужасающем положении с отоплением жилищ повсюду в стране (сотни коллективных писем), так как не хватает угля и дров. Когда бумагоделательные машины на крупнейших комбинатах останавливаются или работают на 60% времени, так как нет сырья. Когда 60% судов месяцами стоят на рейде, так как нет вагонов, чтобы перегружать даже хлеб, купленный на золото и т.д. и т.п.
И вот этот безобразный, циничный спектакль перед всем народом. Я не знаю и не представляю себе советского человека, у которого эта сцена не вызвала бы презрения, горечи, ненависти, бешенства, мата. Сегодня с кем ни встретишься, спрашивают: «Видел вчера? «. Такое впечатление, что наши лидеры твердо решили: «А еб… мы всё и всех, пусть говорят, что хотят, ни х.. они с нами не сделают! «.
Позавчера ПБ назначило несколько новых заместителей председателя Совмина и несколько новых министров, отправив очень уж древних на пенсию. Все – украинцы, один (Бодюл) – молдаванин. В этой связи я с некоторым удивлением узнал, что и Тихонов [председатель Совмина СССР в 1980-1985, уроженец Харькова] – хохол! Просто каток катит на Россию Украина. …
В Польше кризис приобрел всеохватывающий характер, все выплеснулось наружу. То, что они пишут о себе – о партийном руководстве, о власти, о всей общественной и государственной системе, о порядках и беспорядках – все это (без единого исключения) слепок и с того, что у нас. Но, как правильно заметил их академик Щепанский, разница в том, что в Польше в 70-х годах был фактически демонтирован репрессивный стиль (если не аппарат) и поэтому совладать с движением никто уже не может. У нас же он наоборот был укреплен в необычайной степени – именно в 70-е годы. Так что у нас пока ничего не будет. Но забастовки могут приобрести массовый характер.
Пророческое предупреждение итальянских товарищей
(16.01.1982)
Свершилось! Итальянцы провели 11-13 января Пленум, а до этого принято постановление руководства Итальянской компартии по Польше, и отлучили нас от социализма… Польский кризис и в особенности военное положение, введенное 13.12[1981], побудили их окончательно заявить, что им с нами не по дороге.
Схема проста: социализм советской модели исчерпал себя так же, как в свое время исчерпала себя социал-демократическая фаза развития революционного процесса, которая обнаружила свой тупик и несостоятельность крахом II Интернационала. Великая Россия в революции 1917 года (что она великая они не отрицают) и Ленин своим решительным разрывом с устоявшимися догмами положили начало новой фазе, которая в свою очередь закончилась. Импульс, данный революционному процессу в Октябре, иссяк. Общества, которые возникли из нее, а в Восточной Европе они были навязаны Советским Союзом, утратили способность к развитию…
Не могу не процитировать главный пункт, тем более, что тут видна и фразеология, которая казалась (если не считать китайцев) немыслимой среди коммунистов в отношении нас…
«Случалось и может случиться, что общества и государства, зародившиеся в результате революций радикального характера, переживают состояние застоя, регресса, переживают моменты кризиса… На первом плане вместо действительности, преобразующей и творческой практики, новых фактов и новых идей, оказалась идеология, даже своего рода идеологическое «кредо», каким является так называемый марксизм-ленинизм, понимаемый как окостеневшая доктрина почти метафизического типа… В этом заключается одна из основных причин трудностей, косности, кризисов. Вот почему мы утверждаем, что эти общества нуждаются в обновлении демократического характера».
Итальянцы видят свой интернациональный долг в том, чтобы сказать о нашем кризисе и тупике, ибо иначе партия, коммунисты могут оказаться неподготовленными перед лицом гораздо худшего, чем кризис, который мы переживаем сейчас, когда, в частности, должны закупать 25 млн. тонн зерна у своего «главного антагониста«. Они ждут потрясений в нашем лагере, по сравнению с которым польский кризис может показаться детским садом.
Программа для Андропова
(11.11.1982)
А теперь о главном – об Андропове. Это очень хорошо, что он станет Генеральным… Но у него плохое здоровье, у него мало времени, чтобы оставить след в истории. И раскачиваться, осторожничать, вживаться будет некогда, да и опасно – этот «процесс» затягивает и расслабляет, притеревшись, труднее будет рвать. А рвать надо со многим.
Если позволительно с «пикейно-жилетного» угла – я бы предложил такую «программу».
Цель – накормить народ и восстановить интерес людей к труду.
Методы и главные проблемы:
1) Ликвидировать брежневскую инфраструктуру – всех этих родственников, прихлебателей, любимчиков, всяких притащенных из Молдавии и Днепропетровска… Виллы, загородные дачи, охотничьи хозяйства, раздутую охрану, сотенную, если не тысячную челядь. Это – для возрождения морального права лидера.
2) Уйти из Афганистана.
3) Сказать Ярузельскому, чтобы выкручивался сам и всем дать понять, что в Польшу не полезем ни при каких обстоятельствах.
4) Принять в отношении соцстран декларацию типа хрущевской 1956 года (которую тот тут же попрал в Венгрии). Отбросить принцип – что не по-нашему, то долой, недопустимо и не позволим. Пусть делают, что хотят.
5) Убрать СС-20 из Европы.
6) Обуздать военно-промышленный комплекс. Открыто начхать на американский шантаж и сократить численность армии вчетверо.
7) МИД поставить в подчинение ЦК. Назначить полномочного секретаря ЦК по международным вопросам. Но кого? Б.Н. явно не подходит.
8) Отпустить всех диссидентов за границу во главе с Сахаровым – и тех, кто сидит, и тех, кого Андропов еще не успел посадить.
9) То же – в отношении всех желающих евреев. И одновременно объявить вне закона антисемитизм. Приравнять евреев хотя бы к армянам в «системе дружбы народов».
10) 70-80% министров на пенсию.
11) Реальную самостоятельность республикам, в том числе автономным. Реальные права – обкомам. И всемерное поощрение горизонтальных связей между областями.
12) Снабжение городов, промышленных центров – за счет областных и районных ресурсов. Централизованный фонд – минимум: для столицы и кое-каких еще.
13) Отдать все пустующие земли пенсионерам и вообще всем, кто захочет взять, не важно для каких целей.
14) Сократить аппарат ЦК, но возвысить роль отделов ЦК. Поставить их над министерствами, чтоб трепетали и знали острастку. Освободить отделы от текучки, от административно-регулирующих функций.
15) Пропаганда. Покончить с культовщиной (это само собой), но тщательно следить, чтобы она не пролезла в щели вновь. Дать больше прав прессе – в том числе и в отношении критики партийных инстанций. Свободу выражения мыслей, идеи и манеру бичевать, звать, вдохновлять, говорить народу правду, вообще разговаривать с народом…
Это – программа-минимум. И уже в первый год Андропова ее должны почувствовать. Иначе все увязнет вновь. Самое тяжелое здесь будет даже не преодолеть сопротивление, а – что делать с «отходами», с оставшимися не у дел военными, так называемыми «учеными», паразитами от пропаганды и общественной активности, теми, кто будет выброшен из госпартаппарата, особенно из идеологической сферы? Из них образуется бо-о-о-лотный социальный слой опасных безработных…
От Черненко к Горбачеву
(26.02.1985)
Международная сенсация в воскресенье: голосующий Черненко на экранах телевидения. Оказывается, это больничную палату «преобразовали» под избирательный участок. Полумертвый человек. Мумия. По опыту знаю, какие страдания приносит астма, делая человека полностью недееспособным. Это в моем 30-40-летнем возрасте! А ему 75! Между тем, он каждый день «выступает» с обращениями, ответами, предисловиями, записками! Спектакль перед телевидением устроили, конечно, с его ведома. Эффект получился обратный. И у всех на устах (или в головах) одна мысль: какая жажда власти, ради которой жертвуют и уважением (если таковое осталось у кого), и формальным авторитетом, да и просто остатком жизненных сил.
(02.03.1985)
Москва полна анекдотами и смехом, а западная печать жуткими карикатурами и статейками по поводу болезни Черненко. И, конечно, «обсуждают», кто унаследует, у кого какие шансы: Горбачев, Гришин, Громыко, Романов. Обсуждается даже вариант (от русских, мол, всего можно ждать), что на самом деле Черненко мертв. И именно поэтому остановили матч [шахматистов] Каспаров-Карпов, чтоб освободить Колонный зал для установки тела… Именно поэтому, видимо, решено было показать Черненко…
Б.Н. собирал замов и весь состав партбюро Отдела по случаю очередного Постановления ЦК о борьбе с алкоголизмом. Приводил цифры: 4 млн. на принудительном лечении от алкоголизма, сотни тысяч ребят – в колониях и лагерях за преступления, совершенные в пьяном виде. 25 % алкоголиков – женщины… Хотя непосредственной причиной созыва партбюро было то, что на днях Жилин завалился к нему в кабинет совершенно бухой.
(11.03.1985)
Печальная музыка в 7 утра вместо передачи «Опять двадцать пять» насторожила. И действительно, Шопен вновь, как уже не раз, стал первым информатором советских людей и заграницы о том, что в СССР предстоит «смена эпох». Черненко умер вчера вечером. Это все предвидели, насмешничали, хихикали, рассказывали анекдоты по поводу того, как наше руководство и пропаганда, демонстрируя полную энергии жизнедеятельность Генерального секретаря на экранах, на выборах и в многочисленных заявлениях, обращениях и интервью, делала нас «страной дураков»…
В 14.00 объявили по радио. В 17.00 состоялся Пленум. Встали, почтили, Горбачев сказал (без перебора) приличествующие слова. Но в атмосфере не было ни грамма огорчения и печали; мол, отмучился, бедолага, случайно попавший на неположенное место и сделавший паузу в том разгоне, который придал было стране Андропов. Затаенная, если не радость, то «удовлетворение» царило в воздухе – кончилась, мол, неопределенность и пора России иметь настоящего лидера.
Горбачев объявил повестку дня: выборы Генерального секретаря и сообщил, что Политбюро поручило выступить с предложением по этому вопросу товарищу Громыко… Этот вышел на трибуну и без бумажки стал говорить в вольном стиле. Когда он назвал Горбачева – зал взорвался овацией, сравнимой с той, которая была при избрании Андропова (и ничего похожего на кислые аплодисменты, когда избирали Черненко)…
По многим «данным» народ доволен, что именно Горбачев. Еще до смерти Черненко люди в метро, троллейбусах, в столовых, не стеснялись громко выражать такое «пожелание». Народ устал от безвременья, от демонстрации официальной глупости, когда лидера превращают в почитаемую куклу, с помощью которой, однако, весьма влияют на ход событий.
Но от Горбачева много ждут, как начали было ждать от Андропова. Хватит ли у него мужества оправдать ожидания? Возможности у него большие… Словом, я опять, как при начале Андроповской эры,… «полон надежд и упований».
«Подкаблучная« опасность для авторитета
(10.07.1988)
М.С.[Горбачеву] – ему бы встать выше схватки Лигачев-Ельцин [члены Политбюро ЦК КПСС]. А он треть заключительного слова посвятил Ельцину… Кстати, мне рассказал Яковлев [член Политбюро ЦК КПСС, один из ближайших соратников Горбачева], что М.С. не хотел говорить о Ельцине. И вроде бы в задней комнате в перерыве рассуждал с членами ПБ в этом духе. Но вдруг вошла Раиса Максимовна. И начала возмущенно поносить Ельцина. И что «это нельзя так оставлять». И вопрос был решен. Яковлев сказал мне также и другое: М.С. очень боялся, что Ельцин в своем выступлении с трибуны (или кто-то еще) назовет Раису Максимовну и получит большие аплодисменты. Теперь я понимаю, почему он был злой, когда уже стало ясно, что Ельцину невозможно будет не дать слова.
Влияние Раисы Максимовны сказывается и в другом… М.С. едет в Польшу. В списке сопровождающих… значился академик Лихачев (М.С. предстоит там большая встреча с учеными и деятелями культуры). Там был и [академик] Сагдеев. Не думаю, что список составлялся без ведома М.С. И вдруг он вычеркивает того и другого, и предлагает Бондарева [первый замглавы Союза писателей РСФСР]. И это несмотря на то, что ему сообщили, что оба академика уже собрали чемоданы и очень польщены таким доверием… В ответ на наше «нехорошо получилось» М.С. был тверд. К чести Медведева [завотделом ЦК КПСС по связям с соцстранами, человек из близкого окружения Горбачева] – он решительно уперся против Бондарева и не допустил его включения: мол, поляки не поймут – это же отъявленный великорусский шовинист! Но академиков из списка убрали. Подозреваю, что тоже работа P.M., которой Лихачев ее «начальник» по Культурному фонду, видимо, чем-то уже не угодил.
Страшная слабинка в этом пункте (P.M.) у М.С. и опасная для его авторитета. Поговаривают, что и Фролова [помощник по идеологии генсека ЦК КПСС] он любит и смотрит сквозь пальцы на его наглое безделье и эксплуатацию своего положения помощника в академических целях потому, что Раиса Максимовна училась вместе с его женой и они чуть ли не подруги в прошлом. М.С. готов выполнять мгновенно малейший ее каприз. Он чуть не прогнал Гусенкова [референт Международного отдела ЦК КПСС], когда во время контактов P.M. с Нэнси Рейган (Гусенков отвечал за «женскую программу») что-то ей показалось не совсем так, как ее подают на TV. Сама она говорила с Гусенковым «повышенным» тоном, выговаривала ему и намекала: «может нам (!) расстаться». Словом, зарывается.
Wind of Change
(02.01.1991)
Его [Горбачева] уже не воспринимают с уважением, с интересом, в лучшем случае жалеют. Он пережил им же сделанное. А беды и неустройства усугубляют раздражение по отношению к нему. Он этого не видит. Отсюда еще большая его драма. Его самонадеянность становится нелепой, даже смешной.
(31.03.1991)
Воскресенье, вечер… Объехал всю Москву, начиная с Марьиной Рощи: на булочных либо замки, либо ужасающая абсолютная пустота. Ну, ни кусочка! Такого Москва не видела, наверное, за всю свою историю даже в самые голодные годы. Говорят: это – перед повышением цен. Но ведь хлеба на месяц вперед не купишь. В этот день, наверное, совсем ничего не осталось от имиджа Горбачева. Он катится катастрофически вниз уже от нулевой отметки. Ведь любой – даже доброжелатель – может, глядя на такое, произнести только одно: доперестроил!
Смена власти в Кремле
(27.12.1991)
В среду, 25-го М.С. решил выступить с последним «Обращением»… Прямой эфир. Он был спокоен. Не стеснялся заглядывать в текст. И получилось «с ходу» хорошо. И потом – сколько ни слышал «домашних» опросов – оценки сходились: достоинство и благородство. Действительно, трагическая фигура, хотя мне, который привык его видеть «в обыденности», трудно прилеплять к нему этот термин, с которым он, конечно, войдет в историю…
Он вернулся в кабинет. Я остался в приемной. На диванчике в уголке сидели неприметно двое в штатском. Лицо одного мне показалось знакомым (потом протокольщик Шевченко мне «разъяснил»: он же с нами во все поездки за границу ездил, сидел в самолете в заднем отсеке и не «возникал»). Рядом стоял «чемоданчик» и что-то похожее на переносной телефонный аппарат. А у М.С., оказывается, еще до того, как я вошел, находился [министр обороны СССР] Шапошников. Минут через 15 этих двоих позвали в кабинет. Один из них вскоре вышел. Но пришли двое других, незнакомые, их тоже провели в кабинет. Потом вышли все. И через минут 10 вышел Шапошников, как всегда «улыбающийся», поздоровался. Но был (видно!) и смущен.
Мы… пошли к М.С. Он был явно возбужден, красный. Сели за овальный стол. Рассказал: Ельцину очень не понравилось его выступление… Потом стало известно, что «раз так», он, Ельцин, не придет получать «кнопку», пусть Горбачев сам ее принесет. Горбачев отказался. Тогда Ельцин прислал к нему Шапошникова… После передачи «кнопки» выпили коньяку… И до 12 ночи «гужевались».
Сейчас позвонил Гусенков, говорит: М.С. к одиннадцати приехал к себе в кабинет в Кремль, чтоб встретиться с японскими журналистами… Но за час до этого в его кабинете водворился Ельцин… В 8.15 утра Ельцин со свитой появился в приемной Горбачевского кабинета. Секретарю-дежурному скомандовал: «Ну, показывай!». И пошел в кабинет.
– А вот тут на столе стоял мраморный прибор. Где он?
Секретарь объясняет дрожа: «Не было прибора. Михаил Сергеевич, мол, никогда не пользовался такими ручками. Мы ему набор фломастеров выкладывали на стол».
– Ну ладно. А там что? – и двинулся в заднюю комнату (комната «отдыха»). Стал выдвигать ящики стола. Один оказался закрытый.
– Почему заперт?! Позвать коменданта.
Прибежал кто-то с ключом, отпер – там пусто.
– Ну, ладно.
Вернулись в кабинет, расселись за овальным столом он, [государственный секретарь РСФСР] Бурбулис, [в.о. главы правительства СССР] Силаев (?), еще кто-то.
– Давай сюда стакан!
Мгновенно явился человек с бутылкой виски и стаканами. «Основные» опрокинули по стакану… Гурьбой хохоча пошли из кабинета. Секретарю бросил напоследок: «Смотри у меня! Я сегодня же вернусь!».