Игорь Гаркавенко: Украина. Доктрина без альтернативы. «Украина – Русь» — IV

7 “Окраина”

Несмотря на внешнюю скромность и возможно оскорбительность этого слова, именно оно таит для нас источник небывалой силы и твёрдости.

Первое, что скрывается за формулировкой “новое средневековье”, есть “конфликт цивилизаций”.

После нескольких столетий “универсальных ценностей” и вопроса “прибавочной стоимости”, в этот мир вернулась граница, вернулся край и неснимаемая пропасть.

Эта война не есть война государств, инициированная их государственными интересами. Иначе, происходящее имело бы характер организованного и рационального, конкретных требований и конкретных действий, и главное, явных для всех “ответственных лиц”.

Это война инстинктов, стереотипов, мифов и культур. Это не война, но уже стихия. И от какого бы то ни было “лица” уже практически ничего не зависит, по крайней мере ничтожно мало; сказать своё властное “да” тому, что и без этого уже идёт и не собирается заканчиваться.

Украина, снова окраина.

Правда, пока в растерянном “де факто”, но не в уверенном “де юре”.

Окраина. 

“И в Диком Поле снова нужно ставить крепость, чтоб боронить проходы через реку”.

Благодаря событиям 2014 — 15 годов теперь ни у кого не возникает вопросов относительно того, где именно начинается “фактическая” и ощетинившаяся Европа, и где остановилась, собирая силы для броска, деспотичная, беспредельная и бесцеремонная Азия;

и если речь идёт о такой уловке для Европы, как псевдоцивилизационный “евразийский проект”, тем более.

Культурным меридианам без разницы государственные границы. И однажды, они очень быстро и вероломно с ними расправляются.

Если границы государства не являются границами нации, они являются ошибкой и претензией, и история, никогда, на слишком долго не забывает вмешаться и её исправить.

Только нация задаёт границы, но никогда не они её.

И только те границы, что имеют свойство однажды быть фронтами, прежде всего имеют право признаваться таковыми. Иных границ “конфликт цивилизаций” не потерпит.

Фронт стал восточной границей Украины. И за исключением слоя плохо определившейся мякоти, он, в куда большей степени походит на то, что может быть признано границей нации.

И теперь он будет бесконечно долго совмещать в себе характер фронта и границы.

Мы на краю. На краю цивилизации. На краю европейской судьбы.

В области вечной войны “конфликта цивилизаций”. И наша граница являет собой фронт.

Не мы первые, не мы последние.

Экзистенция, в которой нам теперь придётся жить, очень похожа на ту, в которой со дня своего основания пребывает Израиль, после исламской революции Иран, и многие другие, в другое время и в другом месте. Экзистенция, ярким символом которой, когда-то была Пруссия, которая в такой же степени обязана своим возникновением Тевтонскому Ордену, как Украина острову Хортица.

Оказавшись, неожиданно для самой себя в “пограничной ситуации”, Украина лишается отныне качества “государства пирога”, только и возможного в безопасной от открытого конфликта и насилия глухой зоне “постсоветского пространства”, “восточной Европы” и т. д. идеально пригодного, разве что для масштабного экономического криминала, бесконечных “разделов” и “распилов”, и обретает совершенно иное качество — “Государства Крепости”.

Отличие условий существования второго от первого, заключается в том, что “государство крепость” никогда не в силах выстоять и удержать свою позицию при наличии в нём высокой экономической стратификации, капиталистического отчуждения, приоритета личной выгоды и конкуренции, но никак иначе,

— как благодаря ценностям единства, дисциплины, долга и чести.

Степень экзистенциального напряжения и вызова, направленного на каждого жителя “государства крепости”, изменяет его идентичность таким образом, что делает более невозможным его оценку со стороны, да и оценку им самого себя в качестве раба и овцы бесконечной экономической эксплуатации.

Люди, сражающиеся на краю европейской судьбы, всегда будут склонны в “борьбе за свободу” также видеть и “борьбу за своё личное дело”.

Исходя из этого, условия Украины исключают или ставят под большой вопрос наличие в ней института Олигархата, содействуя становлению “государства среднего класса”, с вариациями традиционного европейского социализма, возможно, очень похожего на тот, о котором писал Шпенглер в своём “Пруссачество и Социализм”.

В том случае, когда метафорой на государство является “крепость”, а метафорой на жизнь в нём является подвиг и долг, без разницы, идёт ли речь о труде или о войне, — правом на власть не может не быть кристальность биографии, героическая харизма и естественный авторитет. Что при этом не должно утверждаться путём случайного и непредсказуемого, но обязано обрести характер “института”, “высшего круга”, — властного, героического, авторитетного.

Либерализм, всё созвучное и проистекающее из него, есть идеология мира, как в смысле планеты, так и безопасности; в нём нет ничего для того, задачей кого есть защита родины, смыслом кого есть подвиг. В пограничной ситуации “государства крепости” эта идеология есть идеология бегства и предательской, космополитической нейтральности.

Без каких либо компромиссов и комбинаций, это должно быть вытеснено почвенным и национальным, с элементами органичного и естественного демократизма.

Сходство того “края”, на котором стоим мы, со всеми иными, в том, что по фронту от нас, также нечто чуждое и враждебное, отличие же в том, что мы лишены позади себя того, на что могли бы опереться своей спиной. Позади не опора, но пустота, открытая только для панического бегства.

На уровне своего “исторического подсознания”, наши “западные союзники” по-прежнему считают Украину закономерной частью “пустыни тартари”, “московии” и т.д.. Отсюда, эта вечная разница, шизофрения, между их словом и их делом. И совсем недавно, мы были свидетелями повторившегося в наши дни, древнего, трагичного сюжета о короле Данило, признанном и коронованном на Западе, но после, снова предательски оставленном один на один с Золотой Ордой.

Война цивилизаций, прежде всего есть война народов, нежели война государств и регулярных армий, хотя последние и имеют место быть.

На языке современного мира народная война может быть названа как “войной партизанской”, так и “террористическими действиями”, кому как захочется это представить.

Субъектом такой войны не может быть лишь тот, кто подвергается “официальному призыву”, но, прежде всего тот, в ком наличествует собственная готовность и мотивация.

Другими словами, субъектом такой войны является “вооружённый народ”, в лице каждого своего отдельного представителя.

Исходя из чего, условия существования “государства крепости” и “вооружённого народа”, делают жизненно необходимым для него полное “право на приобретение и ношение оружия”.

В военной же доктрине, по примеру Швейцарии, должна быть особенно учтена “партизанская война”; как вполне допустимый “запасной вариант”.

Народ тружеников, народ предпринимателей, народ воинов.

“Государство Крепость” и “Вооружённая Нация”.

Политическая реальность царя Леонида, фон Маннергейма и атамана Сирко.

Итак:

— в политическом измерении Республика, с элементами национальной, героической вертикали и элиты;

— в экономическом, утверждение среднего класса, инициатива свободного производителя, поддержка независимого творца и труженика на национальных предприятиях;

— в военной сфере, помимо развития и укрепления готовности относительно всей современной военной доктрины в целом, обязательное, перманентное поддержание в должной боевой форме — всей нации, понимаемой как армия, на случай необходимости осуществления организованного, широкомасштабного партизанского сопротивления. Что, ввиду количественного, силового соотношения сторон вероятных противников совершенно не исключено. Что предполагает общенациональную военную подготовку, с наличием института массовых резервных сил, по типу Израиля, Швейцарии, и т.д.

И конечно, полное право на приобретение и ношение оружия.

Речь идёт о Народе, имеющем возможность и умеющем

 — осуществлять и проводить своё политическое решение;

—  творить, производить и поставлять на национальный рынок всё необходимое;

— сражаться в одиночку и оказывать массовое, организованное сопротивление;

— способном приказывать и служить.

Речь идёт ровно о том, что в своё время предопределило исход смертельной схватки Рима и Карфагена.

……………………………………………….

Выглядит конкретно, безупречно и гарантировано. Здесь учтено всё, что касается оборонительного характера в его — рациональном, “физическом”, “мобилизационном” аспекте. Но можно ли в наших условиях полагаться только на данную реакцию, на такой ответ в отношении Нашего противника… Возможно ли ограничиться этим..

Ведь инициативу может уравновесить только инициатива, симметричного или асимметричного характера, но при этом,

— соответствующего уровня высоты и сложности.

Военного, социального, “физического” характера сопротивления не достаточно, — при наличии уязвимости и беспомощности на уровне угрозы враждебного Цивилизационного Смысла.

Чаши весов будут уравновешены, и игра будет идти приблизительно на равных, только тогда, когда инициативе будет противостоять инициатива, когда территория потенциальной — страны агрессора, для спецслужб потенциального — государства жертвы, будет не меньшей “зоной интереса”, чем территория своей страны для спецслужб противника.

Да, наши геополитические обстоятельства весьма похожи на обстоятельства Израиля, Ирана и подобных, что делает обязательным и для нас классический список их военного и социального инструментария; но у нас есть одно принципиальное отличие от них, не в нашу пользу…

Они сделали всё необходимое, чтобы быть неуязвимыми для своих врагов в экономическом, политическом, военном и социальном плане, но над этим всем возвышается их неуязвимость и непроницаемость в плане смысловом.

Цивилизационный смысл арабского Ислама не допускает интеграции — аутентичного характера Израиля.

Метаисторический смысл революции Иранского Шиизма, также, не допускает интеграции смысла своего эсхатологического Суннитского врага.

Фронты их смыслов встречаются примерно там же, где встречаются фронты их армий, границы их государств. И там, где заканчивается территория чего-то одного, начинается территория чего-то совершенно иного.

История знает совсем немного форм их взаимоотношений: противостояние, уничтожение, подавление и подчинение; чего-то одного, чем-то совершенно другим.

Их “сосуды не сообщаются”, но только ограничивают друг друга.

Напротив, Украинская идея, в урезанном, и конечно, в очень специфическом её понимании, пусть “административно-принудительно”, — но вписана в идею России; как её “законная периферия”, как её “естественная часть”.

Армия существует для того, чтобы противостоять армии;

политика существует для того, чтобы противостоять политике;

но для того, чтобы противостоять иным цивилизационным ценностям, — необходима опора на свои цивилизационные ценности. Эффективности армии, экономики, политики, здесь совсем не достаточно.

Как бы кому не хотелось, но Украине не бежать из метапространства русского мира, также, как кому-либо извне не под силу вырвать из него — её корни.

Она одна была несущей осью всего русского мира, задолго до возникновения России. И позволительно ли отказываться от примордиально своего, лишь потому, что кто-то присвоил себе его имя… Ведь точно так же, завтра, чтобы уйти от посяганий и избегнуть притязаний, придётся отказаться от имени “Украина”; ведь с этим именем у империи уже есть свой и “ручной” дубль…

Наши смысловые, цивилизационные сосуды сообщаются, никуда от этого не деться; и наша задача — сообщить их в нашу пользу.

Для того, чтобы противостоять идее русского мира в его нынешнем, казённом, фальшивом и бесконечно враждебном ей формате, Украина, должна хорошо вспомнить и осознанно вернуться к своему, органическому, подлинному и природному — пониманию его духа и его крови.

Чтобы противостоять подделке русской идеи в редакции Кремля, Украина должна вспомнить свой её оригинал, который на тысячу лет старше.

Власти деспотичной, сможет противостоять — “общее дело”, res publika.

Армии наёмников и призывников, сможет противостоять -вооружённый народ.

Экономике рабства, сможет противостоять — экономика свободных творцов.

России, сможет противостоять только Русь.

“Балто — Черноморский союз”

Выразительным геополитическим проявлением и развитием позиции “Окраина”, “государство крепость”, является идея “Балто — Черноморского союза”.

Прежде всего в том случае, когда эта инициатива осуществляется в интересах самих участников и непосредственно ими, а не всего лишь из англо-саксонских, заокеанских соображений касательно их европейской политики.

Конечно, при наличии такой возможности, не стоит отказываться это совместить, — построить за чужой счёт что-то необходимое для себя. Несмотря на то, что позиция “государства крепости” несёт в себе принципиальную задачу (основанную на горьком опыте) решать свои проблемы своими силами, это не означает, что можно брезговать какой-либо международной помощью.

Геополитика “Балто — Черноморского союза” очень напоминает мне геополитику иной стороны света, до поры до времени бывшую там актуальной, — “доктрины Монро”. Схожей является сама геометрия обоих, — меридиональное господство, с севера на юг, противостоящее тому, что имеет геометрию широты и угрожает с востока на запад.

Как первая доктрина, так и вторая вызваны к жизни чисто оборонительным характером по отношению к своим восточным противникам: “Доктрина Монро”, как оборона “Нового Света” от “Света Старого”, Европы; “Балто — Черноморский союз” против России. В первом случае это даже получило самое подходящее, оборонительное имя — ”изоляционизм”.

С той только разницей, во-первых, что “Доктрина Монро” не предусматривала взаимовыгодного договора равных, но проводилась самым сильным политическим субъектом на континенте, просто сделавшим всем иным предложение, от которого они были не в силах отказаться; а иначе, этот блок мог бы не состояться никогда. И во-вторых, человеческий и технический потенциал всего блока, был не ниже, а возможно выше сил своего цивилизационного противника.

Напротив, “Балто — Черноморский союз”, видится как договор равных, что, ввиду сверх-эгоистичной чувствительности и претенциозности этих карликов Восточной Европы, делает его инициативу практически невозможной, а если и возможной, то исключительно хрупкой, громоздкой, неповоротливой и уязвимой.

И это в том случае, если их не получится рассорить “выгодным предложением” поживиться за счёт друг друга. Что уже не один раз имело место.. Уже будучи в союзе, они способны будут потратить времени на выяснение отношений между собой, больше, чем его потребуется на то, чтобы лишиться всех своих суверенитетов вместе взятых, силами “третьей стороны”.

И во-вторых, даже если бы в силу чьего-то дипломатического волшебства он состоялся, его потенциал относительно потенциала его стратегического противника всё равно ничтожно мал. Чего совсем не скажешь о перспективах “Доктрины Монро” в противостоянии с Европой.

Конечно, при всех его недостатках и сложностях воплощения в жизнь, “Балто — Черноморский союз” необходим Украине. Как впрочем и всем остальным, потенциальным членам. Долгосрочная это перспектива или нет, но работать в этом направлении нужно.

Вот только относиться к нему так, как это принято, как к исторической панацее, как к геополитической истине в последней инстанции, вряд ли можно. Если он и решает, то всего лишь ряд сугубо оборонительных проблем Украины в плане опасности с востока; возможно, всего лишь меньшую половину из них.

Для того, чтобы противостоять цивилизационному, геополитическому, активному, агрессивному и хитрому противнику, — обороны, “изоляционизма”, не достаточно, ни государственной, ни блоковой.

Доктрина Монро это нам прекрасно демонстрирует. Для того, чтобы завтра противостоять Европе, сегодня мало было закрыться на своём континенте. Сегодня нужно было научиться играть своими шахматными фигурами на доске Европы, чтобы завтра она, по-прежнему, не сыграла своими на доске Америки.

Эти выводы были сделаны, и “изоляционизм” был своевременно нарушен. Политика обороны сменилась практикой проникновения, и в этом нет ничего нового; долгосрочная эффективность первого, обязательно требует второго.

Закрыться и сделать вид, будто “Старого Света” больше нет, было ничтожно мало.. Да и в перспективе небезопасно..

Чтобы избежать облучения светом своих врагов, нужно осветить их своим. Третьего не дано.

Чтобы однажды перестать тяготиться ролью вечных наследников европейского просвещения, да и “материнским правом Европы” в целом, по отношению к своему незаконно-рожденному заокеанскому ребёнку, США обязаны были почувствовать себя отцами и конструкторами Европы новой, для чего, на материальном уровне необходимо было надёжное количество бомбардировочной авиации и транспортных плавучих средств для переброски живой силы и техники, тогда как на уровне духовном, нужно было явиться в идейном всеоружии “прекрасной американской мечты”.

Истории известны только два случая своеобразного, но географически завершённого воплощения в реальность проекта ”Междуморье”.

В первом случае, — с санкции Третьего Рейха.

Во втором, — с санкции СССР (Варшавский договор).

В обоих случаях, это оказалось возможным благодаря наличию безусловного гегемона и его сателлитов.

В обоих случаях, это было основанием для действий наступательных, раскрывшись в первом, буквальным “вторжением, на всём протяжении от Чёрного до Балтийского морей”; и лишь в незначительной и подчинённой степени действий оборонительных.

В обоих случаях, это было создано под знаком, не столько конфликта военного, политического, экономического, сколько, в результате схватки цивилизаций, что подразумевало атакующую позицию своей идеологии в отношении культурного пространства своего противника.

От чисто оборонительной и сугубо военной задачи, какой-либо геополитической укреплённой параллели, толку будет не больше, чем в своё время от “великой китайской стены”.

“Междуморье” необходимо, но только как часть задачи, и конечно при трезвом понимании всех материальных и нематериальных условий его воплощения в реальность.

В том случае, если последнее, политически перспективное национал-революционное поколение потенциальных стран участниц, осуществит трезвую ревизию исторических катастроф последнего тысячелетия всего региона, невозможное может стать возможным, и Междуморье, как договор равных получит право быть.

Но “Балто — Черноморский союз”, при всей сложности, если не невозможности своего воплощения, всего лишь половина дела, относительно тех целей, для которых он нужен Украине.

“Третий Гетьманат”

Отличным примером, говорящим о недостаточности осуществления “Украинской Идеи” только милитаризацией власти, является по-настоящему больная идея “Третьего Гетьманата”.

Сам термин вышел из области воинских званий той эпохи, да и сама эта власть состоялась в результате воинской, казачьей революции на Украине.

Апологетам украинской политической метафоры на чей-то Третий Рейх или Третий Рим, следовало бы присмотреться и понять, что опереться можно лишь на то, что само уверенно стояло, что исторически самоутвердилось в своё время и в своём месте, что было сувереном своей культурной и политической эпохи.

Второму Риму можно было уверенно опереться на Рим Первый, и естественно, Третьему на Второй… Такая же история и с Рейхами…

Идею Гетьманата я бы обозначил как “геополитику выгодного сателлитства”.

Как первый, так и второй, были ошибками, провалами и катастрофами; каждый, в своём раннем и неуверенном истоке.

Первый, триумфально и героически, под звон сабель и грохот пушек, едва возникнув, сразу же, в лице своего создателя, задался поиском “приоритетного вассалитета”…

Второй, продержался времени ровно столько, сколько оказалось возможным продержаться здесь, покровительствующим ему германским штыкам…

Их общая слабость, заключалась в слабости пойти на свою личную, суверенную, цивилизационную претензию.

Они отдали на откуп этот уровень своим могущественным, южным, восточным и западным соседям, так и не осмелившись войти в него со своим лицом.

Всего лишь в титуле того, самого первого, было больше силы, чем во всей их “внешней политике” вместе взятой.

“Гетьман Украины — Руси”..

Он был обязан ввязаться в борьбу за “русское наследство”.

Сильную сторону этого, возможно понимал атаман Разин, приглашая гетьмана Дорошенко в общий союз против Москвы.

Эту угрозу чувствовала Екатерина, отдавшая приказ о сожжении Сечи сразу после подавления Пугачёва.

Это хорошо понимали враги, но так и не смогли понять “они” сами…

И возможно, именно это подразумевало “историческое провидение”, поместившее Симона Петлюру в список кандидатов на выборы, от одной из партий революционной России; тем самым, давая ему понять, что судьба Украины решается не локально политическим раскладом в Киеве, но ситуацией на “тех” фронтах, что декларируемая “независимость” не сделает тебя независимым от исхода “той” борьбы. 

Не так давно, задавшись целью найти надёжную, безупречную опору в своей истории, апологеты Великой Румынии должны были перешагнуть через “две тысячи лет недоразумения”, чтобы опереться на первозданную чистоту и волю великих Даков.

Для того, чтобы найти духовную и железную ось Италии, нужно было вплотную приблизиться к Риму.

Киев знал свою эпоху суверенов, не испытывавших комплекса неполноценности ни перед кем, — ни в военном, ни в духовном плане. Ни их профили, ни их слова, не оставляли надежды отыскать в них хоть что-то зависимое и второстепенное.

“Мёртвые сраму не имут”. “Хощу на вы идти”.

Эта эпоха, — Русь.

Итак:

“У”, — герб князя Святослава.

Дальше, — “край”, внутри которого ”рай”.

И наконец — “iно”, то есть “iнше”, ”иное”.

“Иное”, не обретается попыткой смены географии, бегством под покров иных, могущественных центров сил, под покров капризов политической моды Европы, вчера фашистской, сегодня либеральной.

“Иное”, обретается волей, самоутверждающе разворачивающей из самой себя — своё особое качество и свою ценность.

“Европейское”, не есть пристанище беглецов и конформистов; но договор равных, тех, — кто способен выстоять “у себя”, “из себя”, и если придётся, — с опорой только на себя. И только так будет возможна “Европа ста флагов”.

Беспощадная и неустранимая геополитическая правда Украины, при трезвом и холодном взгляде, являет собой Окраину.

В лучшем случае, — окраину Европы, самоотверженно, наедине, а иногда и с наличием удара в спину, сражающуюся за своё право Европейской судьбы.

В худшем случае, — окраину Востока, его крайнюю, западную провинцию.

Синонимом позиции Окраина, — являются Фермопилы.

В геополитике культурных, цивилизационных Фермопил, способно выстоять только — “государство крепость”.

Устойчивость которого, обязательно требует опоры на чистую и личную мотивацию каждого гражданина, что может быть вызвано только безупречной социальной политикой.

Устойчивость которого, в таком случае, может подразумевать под собой не только “специальный институт армии”, но — “вооружённый народ”; свободный, независимый, вооружённый народ.

Однако, в нашем случае, даже это, необходимое, “мобилизационное”, “последнее средство”, не в силах долго компенсировать огромное, физическое, количественное, и главное, — цивилизационное превосходство противника.

Что может быть компенсировано только инвазией, вторжением нашей идеи в культурное и политическое пространство врага.

Что, в свою очередь, имеет право на успех, — ввиду наличия на его территории, враждебной ему, весьма родственной и близкой нам силы.

И данная практика, требует увидеть “государство крепость”, не в качестве, пусть прочного но пассивного “укрытия”, способного до поры до времени, реагировать и отражать наступательные инициативы врага, но в качестве “опоры” для собственных, культурных, цивилизационных и революционных атакующих инициатив.

“Окраина”, “государство крепость”, есть фундамент, несущая ось украинского суверенитета, но только “половина дела”, на которую должна быть нанизана, на которой основана, “вторая половина дела”, — структура и доктрина эффективного цивилизационного противостояния.

 Видео лекции: 

Игорь Гаркавенко, философ, доброволец

для ГЕНПЛАНа

Продолжение следует…