Игорь Гаркавенко: Украина. Доктрина без альтернативы. «Украина – Русь» — II

2

Тактический уровень рассмотрения задачи, внутриполитический и актуальный, имеющий точкой опоры опыт происходящего сейчас, ясно сказал:

Во-первых, украинский национализм, патриотизм, представляющий наиболее пассионарную часть общества, однажды, не может не восстать.

Во-вторых, восстав и победив на своём первом этапе, — свержения внутренней диктатуры сателлитов Востока, он фатально оказывается в роли “вечного второго” у элиты, представляющей собой сателлитов либерального Запада.

В-третьих, попытка заслуженно стать первым, осуществив второй этап революции, свой октябрь после февраля, может быть им сделана только, под угрозой и в состоянии войны с Россией, в состоянии неограниченного вторжения. Что делает эту попытку невероятно тяжёлой, практически невозможной.

В свою очередь, взгляд стратегический, взгляд с высоты пространственной, геополитической и исторической, наводит примеры и даёт ответы на все вопросы.

Во-первых, движения национал-патриотические, национал-революционные, в отличие от всех прочих, в максимальной степени являются проводниками и апологетами простой идеи: чистой, незамутнённой независимости и воли — государства, представляющего собой, на международной арене, — неповторимую, аутентичную культуру, и осуществляющего на этой арене совершенно независимые шаги.

Во-вторых, в том случае, если эти силы, представляют собой идею крупного и сильного геополитического субъекта, привыкшего к своему наследственному и историческому статусу метрополии, но не сателлита и не имеющего психологии и политической традиции такового;

в случае революционной ситуации, данные силы, как проводники идеи Воли, столь востребованной общенациональной психологией, естественно оказываются в большинстве, сметая тонкую кромку потерявшей доверие народа, продающей национальные интересы — властной элиты.

Внутренняя, революционная дестабилизация, конечно ставит под угрозу внешние границы государства, но его географический и демографический масштаб, очень часто позволяет ему — временно “потерять в количестве”, даже пойти на свой “брестский мир”, чтобы после — “выиграть в качестве”, а ещё после, с лихвой вернуть утраченное количество.

И в-третьих, — но в том случае, если субъект, относительно своего смертельного врага — пространственно, демографически, и исторически мал, если большую часть истории он был сателлитом, вассалом, “оккупированными территориями”, или “руиной”, его национал-революционеры не будут иметь того безоговорочного и непреодолимого большинства, которое они могли иметь в вышеуказанном случае.

Продолжительное нахождение под властью чужих, способствует наличию у относительно большой части общества психологии исторической и политической — подчинённого, что заставляет этих людей, с опаской и недоверием относиться ко всякой национал-революционной инициативе.

У власти такого государства, находиться не “тонкая кромка чужеродной элиты”, потерявшей доверие народа, а представители могущественных внешних сил, при этом, опирающиеся на устоявшуюся политическую и культурную “рабскую психологию” пусть пассивных, но довольно широких масс.

Географический масштаб этого субъекта таков, что он, практически не в состоянии себе позволить одновременную дестабилизацию на своих границах и у себя внутри, проще — попытку революции при военной агрессии извне.

И в таком случае, власть в стране всегда будет возвращаться к одной из сторон, не более чем представляющих собой — власть внешнего и могущественного блока.

Если у нации фатально не получается стать самостоятельным игроком на международной арене, у национал-революционных проводников этой игры всегда фатально не получается стать самостоятельным игроком во внутренней политике своей страны.

“Вечно второе” государство может иметь только “вечно вторых” национал-патриотов.

Печальный итог национал-революционной инициативы, который мы наблюдаем сейчас, имеет очень выразительные примеры в прошлом.

Выведший страну, военно-революционным путём из-под польского Влияния, и не сумевший справиться с угрозой неограниченных Вторжений, Богдан Хмельницкий, не нашёл ничего лучше, как вернуть её в режим Влияния, на этот раз Московского. Что после вызвало новые восстания, с новыми вариантами вторжений и влияний.

В свою очередь, национал-революционная инициатива Степана Бандеры, видящая основным своим врагом Восток, была неожиданно для себя уничтожена и раздавлена военными силами блока Западного, как непозволительная с украинской стороны инициатива “своей игры”.

Итак, стратегический уровень, припирает нас к стенке своими историческими примерами и геополитическими нормами.

И если его приговор, его вопрос, его страшное требование, снова свести к тактическому уровню, оно будет звучать так:

На что должен будет пойти после свержения режима Влияния, диктатуры внутренней оккупации, наш герой, для того, чтобы победить на втором этапе борьбы, чтобы стать “первым” и устоять в этой роли в условиях борьбы с внутренним врагом и синхронной этому угрозы военной агрессии извне, другими словами — в условиях войны на два фронта; что он должен сделать такого, чего не сделал ни Богдан Хмельницкий, ни Степан Бандера?!

Выбор, в таком случае, не велик.

Национал-революционеры, должны либо уйти на вечный покой, до некоего подобного “счастливого и чудесного” кратковременного возвращения; должны согласиться с фатальной ролью “вечно вторых”, что лишит их статуса национал-революционеров, либо…

Либо, они должны будут пойти на нечто — неординарное, врагом не предсказуемое, но — возможное.

Вселенная, как мы знаем, постоянно ставит субъекта в одну и ту же ситуацию, пока он не найдёт из неё нужного выхода. Только после, он столкнётся с вопросами иного уровня.

Мы возвращаемся к задаче, озвученной нами в главе первой — “Fatum и Воля”:

“Непреложное внешнеполитическое условие нашего нечастого и краткого существования, звучит так:

Мы Есть, Только Тогда, — Когда Их Нет. Когда Они Есть, — Нас Нет.”

Они Снова Начинают Быть, и С Нашим Быть, сразу Возникают Проблемы. Мы теряем территории. Теряем тысячи или десятки тысяч своих. Мы живём в ожидании вторжения”.

“Вопрос, который стоит перед нами, звучит так:

Что Именно Мы Должны Сделать, Чтобы Впервые Суметь Остаться Тогда, — Когда Они Снова Будут?

И из него, обязательно следует вопрос второй:

а не потребует ли в таком случае, наше наличие — их обязательного отсутствия, то есть позиции: Когда Мы Есть, — Их Нет?!”

3

Итак.

Для того, чтобы Украинская Национальная Революция победила, достигла своих суверенных, государственных, экономических, культурных целей, она должна, не больше и не меньше, как, за счёт одного из своих врагов, — набрать в необходимом геополитическом весе и масштабе, и более того, она должна это сделать, возможно, ещё до своего торжества и прямого прихода к власти в своём доме, в экстремальных условиях внутренней революции и внешней войны.

Её герой, национал-революционер, сумеет из “вечного второго” стать “первым”, только — особым образом, с помощью некоего “секретного оружия”, асимметричного удара, в условиях войны на два фронта, — победив своего восточного врага, выведя его из строя, и усилившись за его счёт, одновременно с этим и благодаря этому, — расправившись с врагом внутренним, либерально-олигархическим.

И при этом, апеллируя в своих решениях и действиях к “революционной целесообразности активного меньшинства”, так как демократический инструментарий — годен только для граждан сознательных, гордых, волевых и независимых, но в случае наличия широких масс, потенциально способных “голосовать за гречку”, — данный инструментарий способен узаконить только рабство.

Невозможно…

Но, необходимо.

Если Украина не способна осуществить революцию по причине агрессии, и не способна противостоять агрессии не осуществив революции, — она должна суметь сделать и то и другое одновременно.

Сведение революции и войны в одной задаче, требует сделать революцию секретным оружием войны, а войну, необходимым условием доведения революции до конца.

Первое, означает сделать войну государств и наций, войной укладов, войной — Свободы против Рабства.

Второе, говорит о том, что осуществить это по фронту, можно только — осуществляя у себя в тылу.

Война, дело сложное. Она требует строгой и безотказной организации, требует дисциплины, подчиняющей себе всех, от последнего солдата до главы государства, требует монолитности, прочности, безотказности институтов армии, государства, экономики, социума. И ничто не может быть менее всего к ней пригодным, чем государство в состоянии революционной ситуации, раздираемое вырвавшейся из-под опеки закона социальной стихией.

Это государство обречено. Если…

Только если не сделает свой недостаток — своим оружием. Только если целенаправленно не трансформирует войну государств, в войну — Революции против Государства.

Только революция есть его последний шанс и его “секретное оружие”. Больше ничего.

И в таком случае, это должна и обязана быть, не та “революция”, что останавливается на полпути, чтобы “хоть как-то” противостоять своему рациональному, организованному имперскому противнику, оправдывая им свою внутреннюю остановку, надеясь, наскоро слепленной картинкой своей легальности, конституционности и законности вызвать сколько-нибудь сносные условия мира;

 но та Революция, что целенаправленно и экстренно доводится до конца, имея сознательной целью — победу внутри и вовне.

Итак, тактический внутриукраинский уровень рассмотрения задачи, ясно сказал, что украинская национальная революция способна достигнуть своих целей — внутри государства, только, каким-то образом, синхронно решению этой задачи — выведя из строя своего могущественного Восточного врага.

Этим способом, оказался только один, — “революция на экспорт”. Что являет собой задачу уровня более высокого — стратегического.

Да, задача набирает обороты, становясь всё более тяжёлой, кажется бесконечной и безнадёжной. Знаю мотивы и чувства большинства, — “зачем нам всё это нужно?”, “нельзя ли просто, предоставить “работу с Россией” нашим западно-европейским и заокеанским союзникам?”…

Но ведь они — “за океаном”. Ещё “вчера и позавчера”, они ничем не могли помочь Украине; сегодня кое-как могут, но что будет “завтра”  — неизвестно. Ведь они тоже входят в очень серьёзный кризис. К тому же, в свою очередь, их центрально-европейские партнёры повели себя иначе чем они, более лояльно по отношению к России, и как поведут себя “завтра”, неизвестно. Впрочем, у истории есть хорошие аналогии на этот счёт.

Никто не может выглядеть глупее того, кто пытается основать свою долгосрочную суверенность — на расположении заокеанского покровителя.

Фундамент этой, долгосрочной и уверенной суверенности может быть основан только на той почве, что у тебя под ногами. Насколько сложной и рыхлой бы она не была.

Да, в экстремальных обстоятельствах опираешься на всё, что предлагает свою помощь и может спасти, и даже лишняя соломинка не является лишней, но ведь это не более второй, страховочной верёвки альпиниста, помимо которой у него есть первая, — основная и несущая.

“Если ты не интересуешься политикой, политика заинтересуется тобой.”

“Если Украина не интересуется Россией, Россия принципиально интересуется Украиной”.

Огромный сектор внутренней политики Украины, есть не более чем, продолжение сектора ряда внешнеполитических ведомств России.

И если Украина хочет быть свободной страной, то мало, всего лишь пытаться ограничить влияние внешнеполитических ведомств России на внутреннюю политику Украины. Но необходимо, жизненно важно, добиваться того, чтобы достаточно большой сектор внутренней политики России — был продолжением внешнеполитических инициатив институтов Украины.

А это означает, наличие и создание там своих колонн, поддержка субъекта революции в РФ, интересы которого сходятся с интересами Украинской Национальной Революции.

“Так как было”, уже не будет.

Да и то, что было, никогда не было чем-то фиксированным, остановившимся, статус-кво. Это всегда было Влияние, которое постепенно и необходимо приходило к невыносимой диктатуре, которая, по причине невероятно свободолюбивого и пассионарного народа, необходимо приводила к Восстанию, которое, после своей первой победы, всякий раз оказывалось в трагическом тупике и проигрывало.

То, что было, не было стоянкой. Это было процессом; процессом замкнутым, как замкнутый круг, безвыходным, как бермудский треугольник.

Историческая задача — выбраться из него и победить.

 4

Каждая революция имеет своего революционного субъекта.

На какого, социального, национального, культурного субъекта РФ, украинская национальная революция может сделать свою ставку?

Возможных субъектов три.

Первый, это Ислам. На данный момент, по большей степени северо-кавказское сопротивление в РФ.

Второй, это либеральный лагерь России.

Третий, это враждебный Путину русский национализм, как авангард наиболее активной и сознательной части русского народа.

Опыт взаимодействия украинского национализма с сопротивлением на Северном Кавказе уже есть. Вот только с того времени там произошла очень серьёзная трансформация.

Тот субъект, который сражался там тогда, — сражался за идеалы самопровозглашённой и суверенной национальной республики. Тогда как сейчас, борьба там идёт за ценности радикального, фундаменталистского Ислама. Что делает это отличие принципиальным.

Ислам, есть пассионарный, беспощадный и смертельный враг Европы. Его взаимодействие с ней, всегда, от начала и до конца, есть — нацеленность на уничтожение и ассимиляцию Европейской культуры. Он противостоит не Европе актуальной и либерально-демократической, но Европе как таковой, Европе какой бы то ни было, до тех пор, пока она не станет Европой исламской. И переступать через это, забывать, во имя локальной, узконациональной, внешнеполитической выгоды, есть метафизическое предательство; которое, в истории часто и справедливо заканчивается тем, что платит предателю “по старинке”, сведя однажды его лицом к лицу с тем, на кого он, не подумав, сделал свою ставку.

К тому же, угроза в версии радикальной, террористически исламской, более служит сплочению силового и репрессивного аппарата РФ, ставя ему на службу общественное мнение, чем наносит ему ущерб.

Либеральная колонна России, не может быть союзником серьёзным, основательным, стратегическим.

Во-первых, по причине присущих себе, так называемых “универсальных ценностей” она идейно беззуба и слаба для революционных действий, тем более в условиях РФ.

Во-вторых, она не более чем призрак, тень субъекта западной культуры или, если точнее, антикультуры, что уже практически ушёл на покой, не выдержав испытания временем. По крайней мере, его уход происходит на наших глазах. Она была в своём времени и на своём месте во времена Союза; тогда, когда иллюзия “прав человека” ещё не была цинизмом, а идея конца истории ещё не стала ошибкой.

Когда мир вернулся к неотменимой классике состязаний живых культур и цивилизаций, глупо делать ставку на призрака или тень того, что было временной политической модой и исторической ошибкой. К тому же, сама Европа, либо сегодня вспомнит о цивилизации своей, либо войдёт в чужую. Третьего не дано.

Да и сама либеральная колонна России, подобно либеральной колонне Украины, не имея пассионарности в себе, может только опираться на пассионарность кого-то иного.

Этот “кто-то”, — Русский Национализм.

Как представитель и авангард русского народа, он есть сильнейший и наиболее перспективный антагонист Кремля и системы нынешней РФ в целом.

События на юго-востоке Украины были для него серьёзной проверкой на вшивость. Что имело своим результатом его раскол.

И к его чести, нельзя не заметить, что целый ряд авторитетных и известных его представителей и вождей подвергся давлению и репрессиям за свою открытую проукраинскую позицию, определяя и раскрывая тем самым мотив целых движений, организаций, партий.

Помимо прочих, у него, с украинской национальной революцией есть одно, самое принципиальное общее.

“Украинский взрыв”, оказался возможен только тогда, когда нация была поставлена перед самым важным для себя выбором:

Восток — Запад, Евразия или Европа.

Душа нации, есть её культурная идентичность, и когда президент решил переступить через это, самое главное, что у неё есть, произвольно отнеся её к Евразии, — произошёл взрыв, антиконституционный, но справедливый, расставивший всё не свои места.

Русский национализм, а конкретнее Русский Народ, который он представляет, есть, также — субъект Европейской Судьбы. Его европейская идентичность, есть самый главный знак и повод его непримиримого антагонизма с Кремлём. И когда, возможно очень скоро, генеральная линия власти, в интересах почвы, перешагнёт через кровь, в интересах империи, перешагнёт через народ; тогда, когда она максимально остро сведёт его с перспективой Евразийской, а без фальши — Азиатской судьбы, он также решиться на свой взрыв. Перед реваншем, перед началом новой жизни, или перед конечной аннигиляцией.

Видео лекции:

Игорь Гаркавенко, философ, доброволец

для ГЕНПЛАНа

Продолжение следует…