Правозащитница Анна Литвин: «В Украине есть колонии, где осужденным платят 1 гривну за месяц каторжного труда»

Представитель «Харьковской правозащитной группы», адвокат Анна Литвин два года занимается правами заключенных в связи с изменениями в статью 24 Уголовно-исполнительного кодекса, которая разрешает посещение колоний «проверяющим» из числа правозащитников и общественных активистов. За это время побывала в двух десятках мест лишения свободы в Житомире и Черновцах, Хмельницкой, Харьковской и Днепропетровской областях.

— Расскажите о вашем первом впечатлении.

— Представители администрации нам были однозначно не рады, осужденные — напуганы и не хотели идти на контакт («Вы приехали-уехали, а нам оставаться»).

— Как можно охарактеризовать ситуацию с правами людей в колониях?

— Как очень сложную. Продолжаются манипуляции: ведешь себя хорошо, разрешим сделать положенный по закону звонок близким, не устраиваешь администрацию – нет. Питание остается на ненадлежащем уровне. В день нашего визита всегда давали предусмотренный по закону объем хлеба, но мы уезжаем, и пайку урезают. Бывало даже: пока мы в столовой, дают нормальный кусок, выходим — режут пополам. Нарушения огромные в плане работы: люди работают по 6-7 дней, полный рабочий день, а платят им за это в месяц 30 – 40, иногда 10 гривен в месяц. Есть женская колония, где 1 гривну выплатили заключенной за месяц каторжного труда.

— Разве в Украине такая зарплата возможна?

— В законе прописано, что колония имеет право взыскивать с осужденного денежные средства на содержание. И поэтому есть заключенные, которые работают днем и ночью, им показывают заниженную выработку, чтобы платить меньше (сколько кто реально сделал изделий — никто не знает), и работник реально получает мизер.

Получается, что 300 человек работают, с них все высчитывают и оставляют на счету 1 – 40 грн.. Но есть и много таких, кто не работает, и у них ничего не высчитывают. Я обращалась по поводу дискриминации: «Почему некоторых полностью содержит государство, и они имеют от родственников ананасы-колбасы, а с других дерете три шкуры, они обречены на рабский труд и не могут себе даже чая купить из зарплаты?».

— Нарушения трудового законодательства носят системный характер?

— Там огромный пласт нарушений: на 80% производство в колонии нелегальное и идет на карман начальству. Часто начальник, уходя из колонии, даже забирает с собой производство.

Рабочий день может продолжаться на таком тайном производстве и 10, и 20 часов. А травма на производстве вообще не фиксируется. До идиотизма доходит: потерял руку на производстве, а оставшейся рукой пишет, что сам себя поранил, нечаянно, и претензий не имеет – подумаешь, одной рукой стало меньше…

Есть и такая проблема: у заключенных нет трудовых книжек, и все годы, которые они проводят в заключении, работая с утра до ночи, им не засчитывается трудовой стаж.

Однажды мы зафиксировали ночной труд. Фиксировали, и как осужденные без специальной одежды с нарушением условий безопасности работали в цеху гальваники (без перчаток покрывали металл — это вредное производство).

Оформлены они хитро: есть договор между промышленной зоной колонии, и колонией — на поставку заключенных для работы. Поставляют рабочих, как товар, на «левые» производства, и никто это не контролирует. И их не стремятся выпускать по УДО (условно-досрочно), ведь бесплатные рабочие руки — это ресурс. Чтобы выйти раньше, надо или полностью покориться администрации, или дать взятку.

А есть у них еще такое понятие, как «отработка» — это вообще бесплатно. Не хочешь — сразу идешь в одиночную камеру, за «отказ от законных требований администрации». На таких «отработках» занимаются благоустройством территории. В одной колонии, когда руководство приезжает, заключенных выставляют в ряд перед начальством и приказывают мести: «Царь идет!». Это уже с целью унизить. Там все на том построено: не хочешь унижений – плати, или сдавай товарищей…

— А что вы думаете о внезапной смерти 26-летнего Макара Колесникова в Лукьяновском СИЗО под новый год?

— Чаще всего в местах лишения свободы люди умирают от внезапного сердечного приступа. А помощи невозможно допроситься. Если в праздники кому-то станет плохо — это самое опасное время. Потому, что звать врача можно сутками и за это время не раз умереть…

В условиях следственного изолятора нет возможности лечиться. Там могут дать таблетку парацетамола, или прислать померить температуру, в редких случаях вызовут «скорую». К заключенным могут приходить врачи со свободы за деньги их родственников.

Многое зависит от статуса заключенного: если близких нет, денег нет, то, по меркам контролеров — это не человек, к нему отношение, как к пустому месту.

— Но по поводу смерти этого парня проводят акции, он причислен к политузникам, а родственники не верят в сердечный приступ…

— А в Хмельницком СИЗО забили насмерть молотками Андрея Данилюка – если бы его тело жена не сфотографировала, и эти фото не оказались в соцсетях, тоже сошло бы за смерть от сердечного приступа. Прошло больше 2 месяцев — никого не посадили ни за убийство, ни за превышение полномочий. Никто не несет ответственность и после того, как это вышло в СМИ. Теперь тиражируют версию, что он напал на сотрудников, а те себя защищали молотками!

А в Бердянской 77-й колонии Николай Молоков и еще 12 осужденных были избиты по местной «традиции». Молоков – единственный, кто согласился об этом рассказать и снять побои. Осужденный весь синий, а превышения полномочий нет. А чему удивляться – если за убийства на Майдане не сажают, кто посадит за избиения и убийства в колонии?

— Назовите три самых кричащих проблемы украинской пенитенциарной системы, пожалуйста.

— Первая, на мой взгляд – это проблема профессиональной деформации людей, которые там работают: многие из них просто потеряли человеческие черты. Есть сотрудники с огромными комплексами и страхами, которые готовы издеваться над другими людьми, повышая свою самооценку. И так же есть желающие идти туда на тысячу гривен зарплаты в расчете на коррупционные доходы.

Проблема № 2 – коррупция: там миллионные обороты и не только незаконное производство. Каждый запрет – на водку, на мобилку, и тп. (точнее – платное нарушение запрета) дает СИЗО в месяц до 2 миллионов гривен прибыли.

А как делаются ремонты в колониях? «Нагинают» родственников осужденных, а то что из госбюджета поступает на ремонт — обналичивается, и идет в карман. Если копнуть, то и медикаменты закупаются на колонию, но их нет… Вот чем надо прокурорам заниматься, а не зарабатывать себе на очередную машину.

Третья и главная, на мой взгляд, проблема – это медицина. Мы не можем сказать, сколько людей умирают из-за отказа в медпомощи, но я считаю – большинство. Родня (у кого она есть), понимая риск для жизни, готова отдать последнюю гривну, и это тоже на руку сотрудникам пенитенциарной службы.

Я знаю человека, умершего в СИЗО от ВИЧ, по которому Европейский суд по правам человека признал нарушения («Кац против Украины»). Подали в его интересах жалобу, Евросуд вынес компенсацию, а поздно — человека уже нет, умер.

И дело онкобольной женщины с ВИЧ, по которой рассмотрение в Евросуде еще идет. Мы обратились с заявлением, чтобы ее освободили по заключению врачебной комиссии. Пришли к судье — судья занята. Потом судья в отпуске. И плевать, что речь идет о жизни и смерти… СИЗО пишет справку о том, что человеку грозит смерть, ряд серьезных заболеваний и надо рассмотреть поскорее, в сжатые сроки, а суд не торопится. Год ее катали по стране, после привезли в онкологию для заключенных, и там уже все-таки мы добились, что ее освободили.

Система такая: когда человек болен, колония по нему посылает заявку в Киев, там месяц рассматривают – решают, куда бы его отправить лечиться. При этом не парятся: лечит ли учреждение такие заболевания или нет. Сколько случаев, когда человек 8 месяцев болеет в ожидании и скитается по этапам – из одного учреждения в другое… И в это время никто не собирается его лечить. Наконец, учреждение дает заключение: «А мы не лечим такое», его обратно везут туда, откуда прибыл. И снова в Киев отправляют заявку, и снова месяц бедолага ждет — куда ж его теперь…

— Генпрокуратура, кстати, подтверждает, что ненадлежащий уровень оказания медпомощи – главная причина смертности в местах лишения свободы.

— У нас есть в Днепропетровской области колония № 45, куда привозят умирать, где есть свое кладбище и трактор, чтобы копать могилы. Она известна на всю страну, как колония инвалидов. Там люди без рук и ног, есть лежачие после инсультов. Они не совершат преступлений, даже если очень захотят, но почему же их не освобождают? Тут есть нюансы: не хотят хлопотать. К тому же на каждого получают из бюджета деньги и медикаменты. Наконец, часто такого человека некуда деть — у него нет ни детей, ни родителей…

Я была в той страшной колонии — там сами делают гробы и хоронят с помощью трактора. Руководство рассказывало, что самое краткосрочное пребывание осужденного у них длилось два часа. То есть, человека привезли, как собаку выкинули, и он умер. Привезли фактически мертвого… Весь дух той колонии насыщен смертью.

— И это при том, что смертной казни в стране нет. Департамент по исполнению наказаний не боится статистики смертности?

— Повторяю: если за человека никто не беспокоится, если некому за него замолвить слово… То он будет просто умирать, и руководству за это ничего не будет. Боятся смерти публичных людей, а смерти простых людей… – даже не стесняются.

Скажут, что заключенный не обращался и внезапно умер. То, что он сутками добивался медпомощи — это нигде не фиксируется, а словам осужденных нет веры.

Много случаев смерти диабетиков из-за того, что не приносят инсулин. Потом фельдшер скажет: «А я приношу — он отказывается», и никто не обратит внимания, что акт не составлен ни разу. Знаю случай, когда человеку отказывали в праве держать лекарство-«брызгалку» для астматиков и человек умер в результате приступа астмы.

— Психические заболевания распространены в местах лишения свободы?

— Нередко в местах лишения свободы люди становятся душевно больными. Но прокуратура, которая осуществляет надзор и руководство колоний не подают документы для направления таких людей в психиатические больницы.

Иногда удивляешься: он на свободе еще был безумен — как его могли признать вменяемым, и посадить в одну камеру к здоровым? Но и такое происходит. Знаю случай, когда полгода шизофреник гонялся за девушкой, преследовал, убил, и сделал из ее черепа пепельницу. Из черепа очень якобы любимой! Этого больного шизофренией признали вменяемым и посадили к нормальным людям. Осужденные боятся рядом с ним находиться, и я их могу понять. Особенно в условиях пожизненного заключения, где камера мала — это вообще кошмар. Таких надо содержать в специальных учреждениях.

Тут еще беда, что у нас в уголовном праве нет такого понятия, как ограниченная дееспособность, а есть только «дееспособный» или «не дееспособный». И в итоге бывает, что осужденного вывели в промзону, а он внезапно начал гоняться за другими осужденными с топором.

— 20 лет назад заключенные чаще всего страдали от туберкулеза. А сейчас?

— У меня был знакомый юрист, достойный человек, который заразился туберкулезом в СИЗО, и умер уже после того, как его освободили. Там же все в плесени, там страшные условия. Но старые, давно известные проблемы, они все-таки решаются. Сейчас много людей занимаются программами для наркозависимых, программами борьбы с туберкулезом, с ВИЧ (идет борьба на госуровне, закупаются медикаменты)… Но есть заболевания такие, как, например, гепатит, по которым нет госпрограммы. И заключенный с гепатитом брошен на произвол судьбы.

Кожные заболевания относятся к таким, которые не лечат, да и нет возможности за решеткой заниматься их лечением (нет условий просто исходя из внутреннего распорядка).

А самое страшное – что человеческая жизнь не стоит и гроша. В СИЗО, где содержатся люди, по которым нет и, возможно, никогда не будет приговора (так как вина не будет доказана), условия значительно хуже, чем в колониях для уже осужденных.

Те издевательства, через которые люди проходят в СИЗО, можно приравнять к пыткам. У меня был подзащитный, который почти 8 лет без приговора просидел, прокуратура 6 раз меняла обвинительное заключение, после того как судьи возвращали им дело на доработку. А максимум по статье был 10 лет. То есть, он 2 раза имел возможность выйти на свободу условно-досрочно, если бы был осужден. Его выпустили на том основании, что отсидел ¾ возможного максимума.

— Новый закон «День за два», который позволяет приравнять сутки в следственном изоляторе к двум суткам в колонии – прорыв?

— Я думаю, что этот закон справедливый и правильный, а система содержания людей, в отношении которых не вынесен приговор, является недопустимой. В следственных изоляторах и в изоляторах временного содержания часто унижают человеческое достоинство невиновных. Человека отправляют в СИЗО, чтобы уничтожить его, как личность, надавить на него, и тому подобное.

— Новый УПК предполагает альтернативные заключению меры пресечения и меры наказания. Довольно широкий спектр. А какова тенденция — сокращается «население» тюрем и колоний?

— Сокращается, так как многие судьи применяют Европейскую конвенцию о защите прав человека. Но вместе с тем и преследование неугодных продолжается. Таким, например, дают нереальный залог — как бойцу из батальона Кульчицкого с зарплатой 2 тысячи грн. суд определил залог в размере 1 млн. 300 тыс. грн. (больше, чем министру МЧС).

Хорошо, что с введением закона «День за два» начали больше освобождать осужденных, потому что им теперь пересчитывают сроки с учетом уже отсиженного в СИЗО. И тут возникает новая проблема – не работает социальная адаптация этих людей. Бывает, что человека отпустили, он на одном вокзале, на другом переночевал, и вот он на улице…

Так не должно быть. Должны быть центры для бездомных и помощь таким людям на первое время. Выход на свободу человека, который долго находился в колонии — огромный стресс. У меня недавно освободился человек, который ничего не видит дальше 20 метров и ему надо привыкнуть к открытой территории, к людям…

Очень радует то, что осужденные, которые освободились, организуются в сообщества по защите своих прав и прав тех, кто сейчас находится в колониях. И я надеюсь, что это поможет обратить внимание на проблемы, как-то изменить ситуацию. Но Система не просто сильна, она мстит.

Пример — история из колонии № 58 (Хмельницкая область). Там был большой скандал в прошлом году: незаконная вырубка леса, нелегальное производство. А недавно подставили человека, который поднял эту проблему и добился снятия руководства. Он сейчас сидит в СИЗО, подозревается в хулиганстве. Якобы напал на сотрудника прокуратуры. А на самом деле – виноват тем, что помешал кому-то зарабатывать.

Беседовала Татьяна Заровная, «ОРД».