Самоубийцы из Донбасса: что толкает в петлю?

Самоубийства переселенцев, которые не вынесли новых жизненных обстоятельств, не получили помощи от государства и впали в отчаяние, становятся привычным явлением.

Донетчанина Ярослава похоронили на прошлой неделе. Он уехал практически сразу – не захотел переходить на работу в милицию «ДНР». Больше года снимал для семьи квартиру под Киевом – в Броварах. Там и убил себя, шагнув в окно, накануне своего 38-летия. В последнее время он много курил и пил. Не спал по ночам. Говорил жене, что не хочет быть обузой. На работу в МВД редко берут людей с донецкой пропиской – так бывший милиционер Ярослав объяснял очередную неудачу в поиске работы.

Вернуться домой мужчина не мог из-за принципиального неприятия идей «русского мира». У него осталась беременная жена (на восьмом месяце) и 3-летняя дочка. Проводить в последний путь мужчину помогли друзья – семья испытывает крайнюю нужду. Теперь вдова не сможет оплачивать аренду квартиры. И рассматривает возможность возвращения в Донецк, где, по крайней мере, у нее есть крыша над головой и родственники.

27 октября в Киеве повесился бывший житель села Березовка (Попаснянского района Луганской области) Виктор Аркадьевич Гайворонский.  Об этом случае «ОРД» рассказала родственница покойного Наталья Николаевна Царенкова, переселенка из Донецка:

«Моя дочка вошла в кухню и увидела его повешенным. Виктор – мой сват — он был человеком скрытным, переживания и боль держал в себе. Дети думали, что ушел на работу, и не сразу заметили. Он еще был теплый. Ресницы Виктора были влажные от слез. Как видно, спонтанно принял такое решение, записки не оставил. Виктор Аркадьевич приехал в Киев в июле. Устроился на работу дворником. Оформить пособие не успел. До пенсии далеко – ему еще 57 не исполнилось. Понял, что не потянет материально. Не хватало — ни за жилье заплатить, ни покушать купить. Сперва жил в общежитии  — не потянул, перешел к детям. Они тоже снимают, а Виктор не хотел быть им в нагрузку. Понял, что сам не сможет встать за ноги, а привык быть самодостаточным. До войны он вел неспешный образ жизни – пас коз, обеспечивал им запасы на зимовье, продавал молоко, выращивал на участке, в три раза большем, чем у соседей, овощи, ходил на рыбалку, мастерил. У него была очень основательная и аккуратная мастерская. В результате военных действий пришлось продать коз, а на огороде вместо овощей оказались снаряды. Чтобы выжить после переезда, он должен был немедленно устроиться на работу. Только после этого он мог получать 442 гривни на проживание от государства. Все необходимое для жизни он вывезти из зоны АТО не мог. Всякие мелочи — начиная от зонта, сезонной одежды, постели, тапочек, утюга, ножа, кастрюли, чашки, тарелки — это все надо было заново покупать. Мы все переселенцы — я многодетная мама, дети со мной живут, взрослые – отдельно, один из сыновей ушел на фронт добровольцем. Денег на похороны не было — помогли похоронить волонтеры с Фроловской».

По мнению Натальи Николаевны, чем дольше человек находился в зоне АТО, чем позже он оттуда выехал, тем больше такому человеку нужна психологическая помощь. Но государство, по словам этой женщины, бросило своих граждан на произвол судьбы

Больше года назад украинские СМИ облетела новость о первом громком трагическом случае двойного суицида переселенцев. Семейная пара из Луганска, взявшись за руки, прыгнула под вагон столичного метро. Официальным объяснением трагедии стали «личные проблемы» и «проблемы с психикой». Журналисты даже сообщали, что супруги выжили, получив «повреждения средней тяжести». На самом же деле в живых остался только один из пары (мужчина умер в больнице). 

В Луганске у семьи был частный бизнес (реабилитационная клиника). До войны это были обеспеченные люди, которые в одночасье стали нищими бродягами. А годы (обоим был 51) сделали их наиболее уязвимыми. В Украине предпенсионный возраст – это клеймо, которое лишает возможности найти работу и дотянуть до пенсии.

За минувший год с момента самоубийства на станции метро «Крещатик» государство не продвинулось в вопросе цивилизованного подхода к проблеме переселенцев.

Фактически правительство предлагает «беженцам» из Донбасса выживать по законам джунглей. Пережить стресс и начать все с нуля помогут здоровые нервы, стальной характер и, конечно же, денежные запасы. Больше шансов у молодых и здоровых.  А кто стар и слаб?

Неимущим и хилым государство не обеспечило даже организованной эвакуации из зоны АТО. И увеличило трудности самоэвакуации сложной процедурой оформления пропуска. А вместо организации временного жилья и помощи в трудоустройстве чиновники Минсоцполитики отделались финансовой подачкой (442 грн. для работающих, и вдвое больше для пенсионеров и детей), оформить которую удается далеко не всем. 

Многие переселенцы гордятся тем, что отказались и от «справки беженца», и от так называемой «компенсации», чтобы не унижать себя преодолением бюрократических капканов. Тем более, что денежной помощи все равно не хватит для оплаты даже самого скромного угла. 

До сих пор (за более чем 1,5 года войны) в Украине не существует ни одной государственной программы и внятной политики по отношению к переселенцам. А последняя избирательная кампания продемонстрировала, что существование проблемы внутренне перемещенных лиц (так презрительно чиновники нарекли вынужденных переселенцев) признается только самими внутреннее перемещенными лицами. Которых, лишь по официальным данным – 1,6 миллиона, а фактически – больше трех миллионов. 

Правозащитники отмечают, что во внутренней политике намечается новая тенденция: «ненавязчиво»  выталкивать донбассцев назад, в так называемые «республики». Последние месяцы фиксируется рост потока людей, которые возвращаются в серую зону. 

Комментирует Оксана Ермишина, создатель общественной организации «Комитет по делам вынужденных переселенцев»:

« Отсутствие госпрограмм по адаптации внутреннее перемещенных лиц подталкивает людей к тому, что они возвращаются в «Л-ДНР». Западные доноры готовы помогать, но только в том случае, если работает государственная система. Они готовы создавать рабочие места, но только если увидят работу местной власти. ОБСЕ предлагало Киеву 2 млн. евро еще в 2014 году, а Киев не взял. Наши чиновники, чтобы не ошибиться, предпочитают не делать ничего. Но есть хороший пример – в Северодонецке (там по официальной статистике 120 тыс. местных и 50 тысяч зарегистрированных переселенцев) сделали программу обучения чиновников составлению бюджетных запросов. Наши чиновники привыкли так: «Дайте денег, мы построим тут школу». А нужно работать по правилам конкретным и понятным Западу. Когда правильно составили бюджетные запросы по адаптации вынужденных переселенцев (там и здравоохранение, и строительство жилья, и образование, и создание новых рабочих мест – то есть, все права, которые должны быть защищены), тогда бюджет Северодонецка вырос с 300 млн. грн. до 3 миллиардов. Доноры сказали: пусть 10% берет бюджет Украины, а остальное мы берем на себя. Наша проблема не в том, что нет денег на переселенцев, а в том что их не эффективно используют».

Татьяна Заровная, «ОРД».