«Закон о пробации» поможет красиво замылить глаза европейцам

«ОРД» продолжает исследовать тюремную тему и влияние войны на положение заключенных в нашей стране. Поговорим об изменениях в законодательстве, которые по идее призваны уменьшить количество тюрем и помочь обрести второй шанс тем, кто за время «отсидки» утратил жилье, родственные связи и профессию, а значит – вынужден совершать повторные преступления.

Истек срок, после которого в Украине должен быть введен в действие принятый в феврале закон «О пробации подсудимых и осужденных».

Похожий закон о пробации есть в цивилизованных странах. В США осужденный должен пройти обучение или лечение, посещать церковь, не менять место жительства, не встречаться с определенными людьми. Чиновник в любое время может проведать его на дому. В некоторых штатах используется электронный мониторинг перемещения осужденного к пробации. Свобода такого человека ограничена домом, он может выходить только на работу. В Швеции назначают пробацию, когда считают, что наказания в виде штрафа не достаточно для исправления. Там пробация может предполагать общественные работы до 240 часов. Осужденный должен возместить ущерб и сообщать о смене места жительства и работы чиновнику. Во Франции осужденного могут обязать пройти лечение или обучение, могут запретить водить авто и посещать места продажи спиртных напитков.

А как на практике будет выглядеть украинский «Закон о пробации»? Об этом рассказывает юрист столичной ЮФ «Астерс» Вольга Шейко.

— Какие задачи должен решать наш, украинский, «Закон о пробации»?

— Предусмотрены три вида пробации – досудебная, пенитенциарная, наблюдательная. При санкции о мере пресечения все данные о личности должен собирать орган пробации. Собрав данные, я надеюсь, орган будет ходатайствовать перед судом о том, чтобы оставить человека на свободе до вынесения приговора.

Затем есть такое понятие, как наказание, не сопряженное с отбытием срока в местах лишения свободы – существует масса наказаний, альтернативных тюрьме. И орган пробации будет иметь в качестве одной из областей своего применения сопровождение таких людей.

Еще орган пробации должен сопровождать вышедших из колонии людей, заниматься социальной адаптацией тех, у кого заканчивается срок в местах лишения свободы, и у кого уже закончился срок. Представители органа пробации будут готовить осужденных к выходу в мир, так сказать. И, конечно, будут комиссары, к которым вышедшие на свободу люди всегда смогут обратиться за помощью. С бывшими заключенными будут вести беседы и предлагать различные социальные программы — для того, чтобы эти люди повторно не совершали преступлений и понимали, что они попадают в социум.

— А будут комиссары способствовать трудоустройству? Каким образом они убедят работодателя взять на работу освободившегося из тюрьмы человека, если тот не хочет судимых работников?

— Да, они должны помогать и в трудоустройстве. Но давайте начнем с главного. Орган пробации делают на основе криминальной инспекции. То есть пробацией займется не вновь созданный орган, а фактически старый орган.

Мне было интересно, прочитав закон, понять — какие будут в органе пробации работать специалисты. Юристы? Психологи? Социологи? Какие дипломы потребуются для желающих поступить туда на работу. Прочитала в Законе, что это будут работники криминальной инспекции – обычные милиционеры… Которые по сути представляют карательный орган – орган, который посадил этого человека за решетку, он же будет оказывать социальные услуги? А тогда — в чем будет разница — между новым органом пробации и той криминальной милицией, которая у нас и так уже имеется? Ведь на так называемой «химии» и сейчас в Украине люди «сидят» и ходят отмечаться в милицию, и им, якобы, там оказывается некая помощь… Работники милиции якобы участвуют в жизни бывших осужденных… Какая же будет новая суть этого органа? Мне не ясно, откуда новая суть возьмется.

Отвечая на ваш вопрос о трудоустройстве, хотелось бы затронуть тему дискриминации осужденных. Последнее принятие поправок в КЗОТ в Верховной Раде выпукло показало, что и высшие эшелоны власти не готовы к изменениям – не говоря о том, чтобы убедить работодателя взять на работу бывшего заключенного.

— А не может ли этот новый закон (если исходить из того, что он лишь переименует инспектора в комиссара) – быть привязан к новой амнистии, которую готовят для террористов? Может, подспудной целью внедрения органа пробации станет перевоспитание «Л-ДНРовцев»?

— Думаю, что это может быть и с амнистией на востоке Украины связано. Закон был подписан в феврале, а сейчас уже должен был принести изменения на практике… Возможно, логика состояла в том, чтобы подготовиться к «прощению» пособников «Л-ДНР». Чтобы не просто простить, но и присматривать за ними. Только снова вопрос – кто это будет делать?

Органу пробации на востоке Украины будет работы очень и очень много. И в таком случае опираться стоило бы не на тех работников милиции, которые есть в восточных областях. А набрать таких сотрудников, которые совсем по-другому настроены — которые настроены проукраински. Иначе – как они смогут перевоспитывать антиукраинцев?

В Европе работники органа пробации имеют функцию воспитателей в качестве своей главной функции. Грузия — тоже тому пример. Мы сейчас идем во многих вещах по грузинскому сценарию, пытаемся воплотить все хорошее… И в самой пробации ничего плохого нет. Особенно она необходима для людей, которые были заключены на большие сроки. Потому, что их условия содержания приводят к тому, что заключенные совершенно отвыкают от социума и попадают в ситуацию героя фильма «Побег из Шоушенка». Когда человек всю жизнь просидел, выходит, и не знает — как перейти дорогу, не знает элементарных правил дорожного движения, и, в конце концов, он погибает на свободе – потому, что привык находиться к тюрьме.

И потому я говорю, что первое и основное — надо смелее использовать альтернативные методы наказания — расширять применение наказаний, не связанных с лишением свободы. Чему так же должен способствовать институт пробации.

— Какие, например, вы видите возможности для более широкого применения альтернативных наказаний?

— Например — общественные работы. Здесь можно использовать городские администрации. Хотя сразу возникает еще одна проблема – то, как у нас к выполнению таких работ осужденными относятся. Примерно 2 — 2,5 года назад в Донецке вывели «зэков» подметать улицы, убирать дворы… И что устроили горожане в ответ? Подняли возмущение: «Ах, зэки метут! А если он побежит? А если в него будут стрелять? А он мне сейчас квартиру ограбит! А у нас дети гуляют…». Тут возникает проблема, что обществу надо тоже получить определенную подготовку – информационную, воспитательную. Ведь мы знаем, что у нас заключенных привлекали на строительство домов в прошлом.

— Есть стигма изгоя на осужденном?

— Я постоянно сталкиваюсь с этим в своей адвокатской практике. Когда я защищаю в суде людей и слышу в коридоре от обывателей: «Ведут убийцу», я только диву даюсь: разве у нас других статей нет? Все, кого ведет конвой — они почему-то убийцы в глазах общества. Хотя я занимаюсь защитой людей по экономическим преступлениям и мои подзащитные, которых тоже иногда ведет конвой – это обычно люди. Достаточно интеллектуальные, с высшим образованием и иногда интеллигентные. Но народ реагирует стереотипами.

— Почему судьи норовят всех засунуть в тюрьму до приговора и неохотно применяют альтернативные наказания?

— И среди судей сильны стереотипы. С этой старой психологией надо бороться. Мы приняли новый прогрессивный УПК, но как деревья корнями в землю – вросли в старый – совковый УПК. Юристы единодушны в том, что действующий УПК более прогрессивен, а судьи заточены на то, чтобы по старинке посадить каждого, кто к ним попал.

Аналогично и все задержания проходят с нарушением Европейской конвенции о защите прав человека — по упрощенной схеме. Согласно Конституции, задержание должно быть мотивированным. Никого нельзя заключить под стражу, кроме как по мотивированному решению суда. А у нас в определениях судей все прописано одной фразой: «Есть основание считать, что такой-то будет скрываться от следствия и суда». Но какие основания? Чем они подтверждены? Какие доказательства принес следователь? Нет ничего.

По Михаилу Криворучкину (задержанному за участие в беспорядках под ВР 31 августа, который просидел 2 месяца, а затем был отпущен под домашний арест – прим.ред) написали: «Есть основания считать, что он будет скрываться в Донецке» (он имеет донецкую прописку). Хоть он в «Азове» служил, и ни один блокпост «ДНР» не проедет. Но на это внимания не обращают. По “упрощенному” определению об аресте, где мотивировка сведена к нулю – так у нас отправляют в СИЗО, как правило. А по идее начальник следственного изолятора, если он хочет выполнять УПК, должен сказать: «Эй, ребята, нет мотивировки, вы меня толкаете на преступление, ведь определение суда должно быть обосновано. Я не буду это выполнять». Но по факту – держат в тюрьмах месяцами и годами по любым необоснованным определениям, держат без приговора. Потому, что просто так захотела карательная “машина”. А еще — вопрос очень маленького процента оправдательных приговоров крайне остро стоит на сегодняшний день и является предметом важной и отдельной дискуссии.

— Можно сделать вывод о том, что сам институт пробации хорош, но пока внедрить его не получится?

— Я думаю, что пока рано. Не получится у нас ввести этот институт в том виде, в котором он должен быть внедрен. И общество не готово. И соответствующие органы не готовы.

Закон останется декларативным документом, который позволит красиво отчитаться пред европейскими наблюдателями о том, что мы проводим реформы, внедряем европейские модели в работе с правонарушителями.

Кстати, о том, что этот закон будет сложно внедрять написано и на сайте Минюста. Он еще не вступил в силу, а сайт Минюста уже сомневается. Говорит, что будет крайне сложно применить этот, в сущности, довольно красивый закон.

Беседовала Татьяна Заровная, «ОРД»