Поминальная

Существует мнение, что половину всех исторических событий мирового значения инициировали или реализовывали спецслужбы. А если даже это были не конкретные государственные организации, то обязательно люди, которые действовали таким образом, что их действия подпадают под определение методов спецслужб.

В том возрасте я пребывал еще в состоянии, когда своей жизнью непременно хочется оставить след. Среда, в которой я находился в последние годы учебы в средней школе, позволяла мне, так или иначе, чувствовать свою значимость. Наслаждаться тем самым любимым грехом Сатаны – тщеславием. Я хорошо учился, имел успех среди сверстников, постоянно вел концерты и разные коллективные мероприятия, меня награждали и ставили в пример. Мне было приятно находиться в этом состоянии и хотелось его продолжить.

Моя идея вступить на службу в СБУ подкреплялась внутренним осознанием элитности этой группы людей, которая оставалась бы таковой при любых изменениях в политической среде страны. Логические рассуждения убеждали в том, что в настоящее время страна без эффективной спецслужбы существовать не может. Оказалось, может. И именно существовать, а не жить. Знакомство с этой структурой традиционно началось с древнего мотива, который вечно будет ассоциироваться с этой деятельностью. Это страх. Пугали всем. Пугали тяжестью службы, неблагодарностью потомков, маленькой зарплатой и потерянным здоровьем. Естественно шестнадцатилетний человек, принимая все это за проверку стойкости, мрачно хмурился, но весело заявлял – «и хрен с ним со здоровьем, лишь бы страна моя цвела». На том и порешили.

Здоровье здоровьем – а образование получать надо и Академия СБУ – тому прекрасное место. К тому же это кратчайший путь к «мечте о спецслужбах». Так что, пока оно (здоровье) есть, туда неплохо было бы попасть. Но для того чтобы обрести пропускной билет во врата храма – нужны были жертвы. Учась в 10-м классе, я прошел отбор американского проекта годичной учебы в США. Меня пригласили ехать в штаты, жить в американской семье. Я отказался.
Следующим этапом было – войти в число избранных, которым будет дозволено попытать счастья вступить в этот храм знаний – Академию СБУ. Для этого надо было быть сыном или родственником действующих сотрудников или ветеранов СБУ. Поскольку я ни тем, ни другим не являлся, родители нашли другой выход, вернее вход. Если вкратце – это был комплекс мероприятий из лоббирования меня через знакомых, спонсорская техническая помощь Академии и дача взяток должностным лицам в виде продуктов, техники и т.д.
Ну и конечно. Дабы попасть в «омріяну» высшую касту, нужно было пройти чистилище. Два месяца Курса Молодого Бойца. Чудесная лесная прогулка, с элементами бега в противогазах, копания траншей на скорость, покраски травы и деревьев в правильный зеленый цвет и придания асфальтовому покрытию блеска с помощью отмывания последнего щеткой и шампунем.
Чудесное время. Не смотря на то, что подсознание пытается выбросить его из памяти, я его бережно храню.

Часть 2.

Мой выпускной выпал на день перед сдачей документов в Академию. Не ехать в Киев было нельзя. Не идти на выпускной тоже. Тем более, что я вел официальную часть вечера в неизменном качестве конферансье. Позже, просматривая видеозапись этого действа дома, мой друг сказал: «это не выпускной в школе, это – твой бенефис, блин». Около 12 ночи началась неофициальная часть. Я пребывал в напряжении от только что отработанных конферансов и от страхов следующего дня. В связи с этим достаточно быстро влил в себя почти бутылку шампанского, которое меня даже не опьянило. Часа в три ночи я ушел домой спать, а в пять утра уже стоял под холодным душем и собирался выезжать. Помню эту поездку на «Таврии». С похмелья я не мог спать в машине, меня сильно укачивало. Держась из последних сил и железно слившись с поручнем над задней дверью, в одной позе я просидел почти всю поездку.

И вот, наконец. Врата тайных знаний древних мудрецов. Конечно, они должны быть за забором с колючей проволокой. Только вот забор был, как потом выяснилось, предназначен больше не для препятствования попаданию посторонних людей вовнутрь, а для удержания от выхода наружу. Внутрь пускали только абитуриентов. Родители стояли за забором и с испугом глядели сквозь дырочки в ограждении. Все еще пребывая в сомнамбулическом состоянии, я отдал свои документы, забрал вещи, попрощался с мамой и сел с остальными гладковыбритыми и одетыми во все чистое «счастливцами» в старый потертый «ЛАЗ», который отвез нас в сосновые леса под Киевом. «Зеленая роща» — это название я буду помнить, что бы со мной не произошло.

Не так важно чему нас там учили. Не так важно как складывались отношения. Групповая динамика одинакова практически везде. Что меня удивило практические в первые часы знакомства, с такими же, как и я, абитуриентами – это действительно может быть названо как некая элитность. На экзамены приехало более 250 человек. Как я уже говорил, я окончил школу с золотой медалью, завоевывал первые места на олимпиадах, вел практически все концерты в школе, играл в баскетбольной команде, в общем, был далеко не последним учеником. Так вот, таких там было 80%. И набор достижений был практически тем же самым. Остальную часть составляли выходцы из войск, прослужившие уже определенное количество времени в сержантских званиях. Сегодня меня не удивляет, что именно эти люди нами командовали, а тогда удивило.

Командиры поделили нас на взводы, а те в свою очередь на отделения. Во главе каждого отделения был назначен вот такой сержантик, который мало разбирался в английском или истории, но умел правильно маршировать, отдавать честь и строить личный состав. Этот принцип выбора старшего в группе, с некоторыми вариациями, сохранился до конца нашего обучения.
Чего греха таить, для меня, который даже в пионерлагере был за всю свою жизнь от силы неделю, эти люди были уже столпами жизненного опыта. Они, в свою очередь, этот статус среди нас – гражданских – поддерживали, и тут же создали свой коллектив. Курили всегда вместе, старались ограничить общение своим кругом. Короче стандартная схема. Мы же вынуждены были им подчиняться.

Самым смешным для меня сейчас является то, что я искренне считал, что сдача экзаменов не займет больше недели. А если все решится за такой короткий срок, то какой смысл волноваться. Отстреляюсь и уеду домой отдыхать после тяжелых дней госэкзаменов в школе и вступительных. В действительности вступительные начались только через две недели, а после них начался Курс молодого бойца (КМБ). Известие о том, что я пробуду два месяца в незнакомом окружении, было для меня настолько неожиданным, что я даже не испугался. Да и некогда особо было над этим задумываться. Нас встретили радушные военные. Прапорщики и младшие офицеры, каждый с довольно приличным опытом службы в войсках. Уж они-то точно знали, как заставить человека не думать.

Около десяти дней, которые мы провели за учебниками прошли довольно быстро. Первыми мы сдали нормативы по физподготовке. За два дня до сдачи, на тренировке я потянул связки на руке. Я никогда не был сильным атлетом, но даже с поврежденной рукой вроде набрал проходное количество балов. Помогли и мои лоббисты, которых задабривали родители. Через три дня мы сдавали правоведение. Для меня, как золотого медалиста, это был проходной билет – в том случае если я сдам на «5». На остальные экзамены я не рассчитывал и на всякий случай подумывал о запасном варианте – ВУЗе в родном городе. Вопреки ожиданиям – экзамен не был лотереей или челленджем. Все места уже были заранее расписаны, но была группа и таких, на счет которых еще были сомнения. Я в нее попал, что, благодаря родительским потугам, уравняло мои шансы с детьми полковников. Короче, невесть как мне удалось сдать экзамен на «пятерку». До сих пор считаю это случайностью, даже не смотря на всю «подготовительную» работу родителей и полугодичную зубрежку.

Осталось дело за малым – попасть в приказ и отслужить два месяца КМБ. Через два часа после того, как стало известно, что фактически я уже курсант Академии СБУ, я уже косил траву, корчевал пеньки, носил кровати. На следующий день, мы носили матрасы на пятый этаж общежития. Чтоб забыться, я взял плеер (еще кассетный) и слушал музыку, вставив один наушник. Увидев это, наш прапорщик завопил, что это «не положено» и отобрал плеер, который я больше так никогда и не увидел. До сих пор не могу понять, почему я его отдал и до сих пор не могу забыть этот эпизод. Но, как оказалось, место, куда я попал, должно было отобрать у меня несоизмеримо большее.

Неправильно было бы говорить, что весь руководящий состав, состоявший на сто процентов из военных, которые имели смутное отношение к спецслужбе, был одинаков. Как и везде встречались очень грамотные и сильные духом, настоящие офицеры, которые вызывали уважение. Например, майор, бывший летчик, с удивительным чувством юмора, который грамотно умел поставить тебя на место или объяснить, что ты не прав, или капитан, который вместе с нами бегал по 5-7 километров так, словно для него это была вечерняя прогулка по барам. К несчастью такого нельзя было сказать о нашем начальнике курса. За первые 4-5 месяцев знакомства с ним, ни разу не видел, чтоб он был в добром расположении духа. Постоянно орущий на подчиненных, невысокого роста, невзрачный мужичонка с красным лицом, что свидетельствовало о периодических вливаниях горячительного. Встреть я его на улице, я бы даже не повернулся. Здесь он был для нас Зевсом, решающим судьбу каждого и поминутно метающим молнии. Мне вспоминается садистское удовольствие, которое появлялось у него на лице, когда он выкрикивал любимую угрозу — «трое суток ареста». В действительности же отправил на губу только двух человек, которые реально «залетели».

Нужно учесть, что те условия, в которых мы проходили КМБ, были еще шоколадными, по сравнению с возможными вариантами реальной срочной службы в войсках. А дальше, дни один за другим. Четырехкилометровая пробежка в берцах утром. Ледяной умывальник на улице с водой из большого бака над головой. Че-то поклевать на завтрак. Потом, шесть часов тактических учений. «Вспышка справа, вспышка слева». Пробежки с автоматами, рытье окопов, одевание ОЗК и противогазов.

К обеду ты грязный, мокрый, изможденный настолько, что даже курить не можешь. Сбитые в кровь ноги, постоянное желание поспать. Наряд по роте, который выражался в двенадцатичасовом стоянии по стойке смирно и тщательном выдраивании помещений, был своеобразным отдыхом.

Ну, вместе с тем были и положительные моменты. Научили обращаться с оружием, рассказали, как сделать так, чтобы не убили за первые 5 минут боя, если такой случиться. Один очень уважаемый полковник, ветеран Афгана, довольно доходчиво рассказал как пользоваться тротилом, пластитом и С4. Кстати, сейчас он глава СБУ.

Прикольными были праздники. «Если отдых – то активный, если праздник – то спортивный» — гласила старая военная мудрость. Самый главный праздник заключался в следующем: мы одевались по всей форме (х/б афганка песочного цвета и берцы), цепляли на себя подсумок с противогазом, подсумок для магазинов на пояс, саперную лопатку и автомат. В целом — около 6-ти килограмм. Выстраивались в колонну и бежали в лес. После десяти километров и часа с лишним бега мы возвращались.

Это был чудесный аттракцион. Марш-бросок на 10 км – это сильней чем Фауст-Гете. В настоящей военной подготовке – это было семечками. Но, время показало, что ребят, которые с полузакрытыми глазами проходили экзамен по физо, было немало. Я не был самым сильным бойцом, но меня никогда не носили. Бывало, что я нес чей-то автомат. Должен признаться, что лишние 3,5 кг – очень красноречиво дают о себе знать. Марш-бросок считался успешно пройденным, если добежали все и с разрывом не более полминуты между первым и последним человеком. Уже через месяц мы бегали на время. Конечно, добежать могли далеко не все.

Где-то после половины дистанции, человек просто падал навзничь и умолял, чтоб его пристрелили. Волшебными пенделями мы его поднимали. Снимали с него автомат, подсумки, ремень, снимали берцы с разбитых ног, разбирали, кому что попалось, давали ему в руки свои ремни и тянули за собой. Бедняга почти бездыханный переставлял ноги, но,…, бежал. Бежал босиком по просеке. Иногда даже принимались петь на бегу… Не оттого, что дури много, интуитивно пытались друг друга подбодрить.

Все-таки в этом пиздоватизме что-то было. Что-то настоящее. Эта тайная мужская мудрость армейской службы, о которой и словами-то не скажешь. Насколько я понял из рассказов младших курсов, больше таких праздников после нас не устраивали. Ибо как-то не гоже гонять сыновей уважаемых генералов и депутатов. Особым аттракционом была также вечерняя прогулка. Мы строились повзводно и маршировали по довольно большой территории нашего учебного центра. Изюминкой вечерней прогулки было то, что каждый взвод изо всех сил горланил свою песню, пытаясь перекричать сотоварищей. Мы пели «Ой на горі та й женці жнуть».

Это гениальное изобретение военных. С первого взгляда нам всем казалось, что после такого тяжелого дня, большего маразма, чем ходить по темени и орать патриотические песни, придумать было невозможно. Но с другой стороны, эти песни давали возможность выкричаться, что снимало психологическое напряжение. Ни о каком пении конечно речь не шла. «Когда поют солдаты – спокойно музы спят». Мы просто орали, кто громче.

Каждый отбой был отдельным счастьем. Это был самый лучший момент суток. Кто-то всегда громко говорил, обращаясь ко всем: «Духи – день прошел». И все хором выдыхали: «Ну и … с ним». Ты ложился на неудобную двухъярусную панцирную кровать, и последней твоей счастливой мыслью перед провалом во тьму без снов было «Блин, следующие восемь часов нифига не надо делать!»

Настал день присяги. До него я и представить себе не мог, что асфальт, в принципе, можно мыть. Заметать – да. Поливать – может быть. Но мыть мочалкой?!!! Да еще мыльной водой. Мыли, конечно, не весь плац, а белые линии разметки, но сама идея была уникальной.

Теперь я понимаю, что не будь тех двух месяцев до присяги, слова клятвы родине читались бы совсем по-другому. Назвали мою фамилию, я вышел из строя, взял текст, повернулся к шеренгам и вслух прочитал клятву. А потом слушал такие же клятвы своих товарищей. И, не знаю как у кого, но у меня было ощущение, что эти слова больше чем слова. И вряд ли кто-то из нас кривил душой, когда клялся отдать жизнь за свой народ. Да. Это прекрасно – верить во что-то.

Часть 3.

«А-камедия СБУ» или «альма-мачеха»

Именно так мы сразу и начали ее называть. Ибо поговорка «Кто в армии служил – тот в цирке не смеется» имеет колоссальный смысл. В первый день из приблизительно полутора тысяч дней, которые я провел в том месте нас расселили в комнатах общежития. Естественно в приказном порядке. Естественно никто не учитывал ничьих пожеланий. Все-таки на КМБ уже сколотились какие-то микроколлективы и заново притираться не хотелось. А мы и так смотрели друг на друга все 24 часа в сутки. 

Общеобразовательные дисциплины особого интереса не вызывали. Первый год я очень старался. Вообще-то старался все пять лет, но после трех четверок, полученных за первые семь экзаменов, почувствовал, что красный диплом мне вряд ли светит. Зато за все годы обучения получил лишь одну «тройку» — по статистике, которую преподавал маразматичного вида профессор, понять речь которого на лекциях было просто нереально. Запомнился он тем, что на семинарах, наплевав на всякие запреты, курил самокрутки или Беломорины прямо в аудиториях. Как и всегда, мне достаточно легко дался иностранный язык. В этот раз французский. Для того чтобы учить с нуля французский, а не терять время на английском, с которым я уже неплохо управлялся, я перешел в другую группу. Я даже пытался заниматься с преподавателем индивидуально. Помню, мы договорились по 20 гривен за занятие. Но вскоре я понял, что это дело довольно сложное.

Дело в том, что в Академии было решительно не возможно планировать свое время. Лекции и семинары были делом святым, и отсутствие на них жестоко каралось. Хотя спустя время их так же научились прогуливать. Было много курьезных ситуаций, но об этом потом. Остальное же наше время было полностью в распоряжении старших офицеров курса, которые щедро сыпали «вводными». «Вспышка справа, вспышка слева». И утром, ты никогда не знал, чем будешь заниматься после обеда.

Оно и не удивительно, все дыры и черные работы с удовольствием «затыкались» первокурсниками, младше которых, конечно, никого не было. А работа всегда находилась: уборка территории, разгрузка машины с капустой, перетаскивание сейфов, уборка в кабинетах, расчистка подсобок, уборка снега… Короче, было чем заняться. Поэтому планировать время было абсолютно не возможно. Тем более еще с кем-то договариваться. Сейчас это веселит, а тогда просто нереально выдрачивало. 

Не смотря на то, что офицеры строго следили за успеваемостью, и начальник курса усердно «трахал» двоечников, во время учебы все было, как и в любом другом вузе. Свои отличники, свои середнячки, свои шланги. Наша группа была всегда довольно дружной. Остальные нам в этом даже завидовали. Я бы сказал, что в нашей группе не было кастовости, которая часто складывается под воздействием влияния групповой динамики. Были конечно и претензии, но они преодолевались. Помню, как однажды все тридцать человек закрылись в одной аудитории и выясняли «кто кому Рабинович». Почти каждый встал и высказался, что он думает о других. После более полуторачасового обсуждения искренне пожали друг другу руки, пообнимались и разошлись.

Те рабочие повинности, которые на нас возлагались, мы делали очень организованно и не без творческого подхода. Будь-то весенняя уборка территории или чистка снега… Работа, как гриться, сближает. С тех учебных лет я не люблю зиму. Зима была снежная. А «снег на плацу» – это явление, которого не должно существовать в природе. Поэтому каждый день, дневальный в шесть утра будил командира дежурной группы, а он, в свою очередь, всю группу. Вставали, напяливали камуфляж, бушлат и зимние штаны на подтяжках, берцы и шапку ушанку. Воротник бушлата поднимали и застегивали таким образом, что видны оставались только глаза. Брали в руки лопаты и выходили на улицу, где было еще темно, ужасно холодно и ветрено. И часиков до восьми чистили снег. А он все падал и падал. На лекциях, конечно, спали, потому что конспектировать не было никаких мыслимых сил, а после пар снова одевались и шли убирать снег до ужина. Во времена сильных снегопадов проделывали эту процедуру и после ужина. И на следующий день все с начала. Об учебе думать как-то не хотелось. Любую свободную минуту использовали для сна. Ну и конечно было мало понятно, почему снег на бордюрах должен лежать именно кубиками, а не, скажем, параллелепипедами.

С самого начала в нас формировали стойкий страх перед командирами. Уже начальник курса был недосягаемым богом, с которым пообщаться можно было только через командира группы и то в письменном виде. Декана мы видели только в коридорах, стараясь при этом стать невидимками, а о проректорах или ректоре и мечтать не смели. Я и видел-то его несколько раз. О руководстве можно сказать отдельно. Большинство должностных лиц были, так сказать, «ну, очень военными» людьми. Уже тогда нам было прекрасно понятно, что на плацу они выглядят намного более уместно, чем в учебной аудитории. Посему, каждый из них пытался максимально приблизить аудиторию к образу плаца. По-крайней мере, сделать поведение в аудитории идентичным к поведению на плацу. Единственный военный человек, которого я стал глубоко уважать намного позже, чем познакомился с ним, и единственный, которого хочется назвать – это полковник Корниенко или как его ласково называли – «Корней».

Этот человек был легендой среди курсантов, эпическим образом, именем нарицательным, собирательным образом руководства. Он был заместителем ректора по строевой части. Кто не представляет себе, что это значит – это исполнительный менеджер, человек, который следит за порядком, чтобы все делалось правильно, вовремя и согласно правилам. Корней был невысокого роста, крепкий, всегда подтянутый с аккуратно подстриженными усиками, с очень громким голосом. Держал себя в прекрасной физической форме. Сам неоднократно видел его на брусьях и перекладине. Трахал он всех безбожно, не взирая на звания и ранги. Когда он появлялся на плацу или на построении, летали все как жареные веники. А если уж ему попадался провинившийся курсант… Живые завидовали мертвым. В то время, он был собирательным символом бессмысленного закручивания гаек. Сегодня же я понимаю, что это и был тот менеджер, на котором держалась вся организация. С его уходом, Академия развалилась полностью. 

Следует сказать, что этот процесс формирования страха и благоговения перед старшими офицерами был полной глупостью. Впервые эту мысль озвучил, очень уважаемый мною, наш курсовой офицер. Заключалась она в том, что какая-то часть выпускников Акамедии попадет в подразделения военной контрразведки, которая обслуживает общевойсковые части украинской армии. Этим выпускникам, в звании лейтенанта, жизненно необходимо будет завоевать авторитет и уважение полковников и генералов, которых они, грубо говоря, должны будут «строить». То же самое относится и к любым авторитетам, даже не военным. Выпускники Академии, в ходе службы, с первых дней должны будут на равных общаться с профессорами, высокопоставленными чиновниками, опытными профессионалами и т.д. А дисциплина возможна и без постоянного унижения своих подчиненных криком, замечаниями, претензиями и угрозами. Но кто ж в наше время слушает здравый смысл???

Вообще, честно говоря, я довольно плохо помню учебу в Академии. Хорошего там было довольно таки мало. Лекции, семинары, бесконечные построения, уборки, наряды, недалекие военные, которые пытались самоутвердиться за счет унижения курсантов, выход в город раз в неделю, а то и в месяц, если не повезет. Интересные предметы, а именно спецдисциплины, начались только с третьего курса. Именно они показали, что в Академии преподают довольно грамотные и опытные профессионалы. Конечно же, встречались исключения. Чаще всего, это были люди, у которых не сложилась оперативная работа, а для аналитической они подготовлены не были. Единственным решением для тех, кто не умел работать, было конечно идти учить работать других. В целом, по прошествии лет, можно сказать, что это были уникальнейшие знания, аналога которым в других ВУЗах просто быть не может. 

Для меня, учеба в Академии подтвердила тот факт, что в странах бывшего СССР существовало наследие кагебешной школы подготовки уникальных специалистов в области оперативной контрразведывательной и разведывательной работы. К сожалению, «декагебизация» обернулась для этой области человеческих знаний полной деградацией. Специально это было сделано или по непроходимой тупости «можновладців» рассудит история.

Часть 4.

Дисциплина творческих людей

В качестве очередного лирического отступления хочется вспомнить один случай. В то время я еще учился на первом курсе. Мы жили на седьмом этаже, занимая одно крыло общежития, второе крыло занимал пятый курс, практически выпускники. В холле стоял наш дневальный, но «охранял» он стенгазету пятикурсников, перечитывая по нескольку раз от нечего делать.
Однажды с этой стенгазетой произошел скандал, в котором пришел разбираться целый начальник факультета с заместителями.

Как я уже говорил, во время учебы в Академии, мне приходилось встречать среди курсантов абсолютно удивительных по своему интеллектуальному уровню и эрудиции людей. Большая же часть курсантов состояла из людей талантливых, каждый в своей отрасли, и довольно начитанных. И вот, в одном из выпусков стенгазеты, содержание которой готовилось, естественно, курсантами появляется отрывок из романа Эриха Мария Ремарка «На западном фронте без перемен». Как раз где-то в то время я его и прочитал.

И все бы ничего, литература как-никак, классика, если б не содержание этого отрывка.

Привожу его полностью: 

«…С тех пор как мы здесь, наша прежняя жизнь резко прервалась, хотя мы со своей стороны ничего для этого не предпринимали. Порой мы пытаемся припомнить все по порядку и найти объяснение, но у нас это как-то не получается. Особенно неясно все именно нам, двадцатилетним. Люди постарше крепко связаны с прошлым, у них есть почва под ногами, есть жены, дети, профессии и интересы; эти узы уже настолько прочны, что война не может их разорвать. У нас же, двадцатилетних, есть только наши родители, да у некоторых — девушка. Это не так уж много, — ведь в нашем возрасте привязанность к родителям особенно ослабевает, а девушки еще не стоят на первом плане. А помимо этого, мы почти ничего не знали: у нас были свои мечтания, кой-какие увлечения да школа; больше мы еще ничего не успели пережить. И от этого ничего не осталось.

Нам внушали, что начищенная пуговица важнее, чем целых четыре тома Шопенгауэра. Мы убедились — сначала с удивлением, затем с горечью и, наконец, с равнодушием — в том, что здесь все решает, как видно, не разум, а сапожная щетка, не мысль, а заведенный некогда распорядок, не свобода, а муштра. Мы стали солдатами по доброй воле, из энтузиазма; но здесь делалось все, чтобы выбить из нас это чувство. Через три недели нам уже не казалось непостижимым, что почтальон с лычками унтера имеет над нами больше власти, чем наши родители, наши школьные наставники и все носители человеческой культуры от Платона до Гете, вместе взятые. Мы видели своими молодыми, зоркими глазами, что классический идеал отечества, который нам нарисовали наши учителя, пока что находил здесь реальное воплощение в столь полном отречении от своей личности, какого никто и никогда не вздумал бы потребовать даже от самого последнего слуги. Козырять, стоять навытяжку, заниматься шагистикой, брать на караул, вертеться направо и налево, щелкать каблуками, терпеть брань и тысячи придирок, — мы мыслили себе нашу задачу совсем иначе и считали, что нас готовят к подвигам, как цирковых лошадей готовят к выступлению. Впрочем, мы скоро привыкли к этому. Мы даже поняли, что кое-что из этого было действительно необходимо, зато все остальное, безусловно, только мешало….»

В течение дня этот текст прочитал весь наш курс. Все конечно поняли послание «старших товарищей» и «зауважали» их находчивость. На следующий день прибежала целая комиссия разбираться, «кто это написал»?

Говорят ему: «Так,… это… Эрих Мария Ремарк, товарищ подполковник!!!» — «Старшина – объявить ему три наряда вне очереди!!!»

Это конечно шутка. Скорее всего, не в меру эрудированному редактору стенгазеты объяснили, что такое цензура, в достаточно доступной форме. Мы же радовались уже самому этому факту, посмеиваясь над таким решением начальства. Тем самым они признали, что имеют отношение к тексту, написанному великим немецким мэтром.

Часть 5.

В Акамедии, как и в любом ВУЗе «ходило» много эпических историй о похождениях курсантов, которые своими деяниями вписывали свое имя в вечность, и в объяснительные, по поводу этих деяний. Запомнилось, к сожалению, не много.

Когда я учился на втором курсе, на пятом учился парень с юга Украины. В 22 года он весил за 110 кг живого веса. Как любили говорить «альфовцы», — «боец, который пролезет в форточку или войдет вместе с дверью в руках». Он был прекрасным борцом и рукопашником.

Однажды, возвращаясь из увольнения у него возник некий конфликт с пожарными из соседней части. На сей конфликт, приехал, невесть откуда взявшийся, бобик с милицией. На следующий день и появился этот эпистолярный перл, достойный хрестоматий. Объяснительная по поводу происшествия, которую я и хочу частично зацитировать.

«…После непродолжительной беседы курсанта Иванова с оппонентами, целью которой было указать группе сотрудников пожарной службы (в составе шести человек) на их некорректное поведение, курсант Иванов пресек противоправные посягательства шести пожарников доступными законными методами. В это время на место инцидента приехал милицейский бобик, который вступил в конфликт без предварительного изучения ситуации. Вследствие чего, курсанту Иванову пришлось пресечь противоправные посягательства милицейского бобика доступными законными методами. В последствии, восстановив законность, курсант покинул место инцидента в связи с тем, что спешил на вечернюю проверку».

Ходили слухи и о такой былине, за правдивость которой, конечно, никто поручиться не может.

На мероприятия, которые проходили в ведомственном концертном зале на Владимирской, мы часто ездили со знаменем Академии. Естественно, по всем канонам, – оно считалось самой большой ценностью, которую можно было только отыскать в нашем учебном центре. Возили его обычно в автобусе со взводом охраны, который состоял из 20-30 курсантов, в парадной форме, при оружии. Командовал взводом охраны полковник Корниенко, дай ему Бог здоровья. 

Однажды, во время поездки, автобус попал в пробку. Мы реально опаздывали на мероприятие, на которое были приглашены высокие чины. Ситуация складывалась критическая. Когда ждать уже было просто невозможно, наш уважаемый Корней, в парадном кителе, фуражке и белых перчатках, выскакивает из автобуса, бежит в центр перекрестка и как дирижер начинает разруливать пробку. Взвод с открытыми ртами за всем этим наблюдает. Наконец настает момент, когда автобус может протиснуться в нужную улицу. Корней возвращается в машину, но тут за ним сломя голову несется гаишник весело матюкаясь. Уже, видимо, предвкушая ситуацию своего триумфа, бедный гаишник, вскакивая на подножку автобуса за Корнеем, вдохновенно начинает орать: «Кто вам, ###, тут….?»

В этот момент он видит тридцать удивленно глядящих на него лиц и столько же автоматных стволов. Гаишник икнул, что-то буркнул и, пятясь назад, выдавился из автобуса. Корней скомандовал водителю, и мы уехали.

Часть 7

«… и опасна, и трудна»

Как выяснилось по-настоящему и опасно и трудно делать только одну вещь. Это — спорить с начальством. Для тех, кто не знает суть процесса «обмен мнениями с руководством», сразу поясню. Заключается он в том, что ты заходишь к начальнику со своим мнением, а выходишь — с его.
Как оказалось, процент военных в руководящем составе нисколько не понизился. 90% всех начальников от майора и выше начали свой путь в войсках. Естественно эту ментальность, «ходить строем или так как я сказал», не возможно было вышибить ничем.
Слов «зачем» и «почему» в военном лексиконе нет. На такой вопрос обычно звучал ответ «потому что гладиолус» или просто «выполнять». Хотя, конечно, если в Академии это еще было смешно, то в этих условиях уже становилось страшно и тоскливо.
По какому-то негласно существовавшему правилу, 90% поступавших на службу оперативных сотрудников, не должны были служить в том городе, где они выросли и жили. Другими словами, как только в областное Управление СБУ приходил выпускник Академии, его тут же назначали на должность в пятидесяти, а лучше ста километрах от его родного города. Сермяжную истину подобного кадрового хода я так и не понял. Для меня это было нонсенсом.
Вообще, если вульгаризировать, то оперативная работа во многом походит на сетевой менеджмент, и вообще на менеджмент, но больше на сетевой. Это значит, что есть несколько человек из твоего близкого окружения, к которым ты обратишься в первую очередь, и общение с ними подскажет тебе правильное решение вопроса.
Это значит, что, решая поставленные перед тобой задачи, ты в любой момент можешь обратиться за помощью или советом к людям, которые знали тебя и до того, как ты получил грозное удостоверение, и по-прежнему считают тебя хорошим человеком.
Это значит, что у тебя есть у кого просить поддержку в случае чего.
В другом городе ты можешь надеяться только на себя.
Я так никогда и не понял этой кадровой традиции.

Во времена КГБ существовал удивительный по своей практичности институт «наставничества». Сегодня он практикуется средой профессионального менеджмента. Заключается он в том, что, поступая на работу, молодой сотрудник прикрепляется к опытному менеджеру и последний должен новичка всему научить, показать правильный стиль работы (пока новичок не найдет свой), объяснить цели и обычаи компании и отчитываться перед руководством за результаты новичка.

Наставники в оперативной работе – это просто неоценимый ресурс. Ибо все, о чем рассказывают в Академии это только теория, которая, как и везде, значительно отличается от реальной жизни.
Но… Со временем, «декагебизация» выбросила на помойку и это. К тому же, на сегодня в СБУ остались практически единицы рядовых сотрудников, стаж работы которых превышает 7-10 лет. Делиться опытом просто некому.

Ну, и, конечно же, самая главная особенность службы, давно ставшая притчей во языцах среди оперативного состава – «галки-палки» или показатель результатов работы.

Проблема достаточно объективной оценки результативности нефизического труда стоит испокон веков. Современная теория менеджмента постоянно изобретает все новые и новые концепции оценивания сотрудников и их деятельности. И это совсем не легкое дело.

Скажем рабочего можно оценить по тому, сколько деталей он сделал за день, сколько металла он выплавил, сколько скворечников состругал, сколько унитазов починил… Здесь вроде просто.

А как, например, оценить работу охранника склада с боеприпасами? Если он не взорвался – то работа удовлетворительная? Но ведь он и не обязательно должен взорваться, если тот вдруг будет спать где-то в подсобке.

Как оценить работу пожарника? По количеству потушенных пожаров? А если гипотетически предположить, что ничего не загорается? Это что ж? Пожарник получает деньги за то, что спит на работе? Непорядок.

Конечно, оценить работу контрразведчика проще… Сколько шпионов поймано за день? Не поймано? Хорошо. А что ж в Украине тогда и шпионов-то нет? А зачем тогда зарплату платить? Давайте тогда будем платить зарплату за то, что они этих шпионов будут выдумывать и выдуманных ловить. Ну, а коль не поймали – тут уж не обессудьте, старались изо всех сил. Играл, но не угадал ни одной буквы.

А сколько, позвольте спросить, вы предотвратили диверсий и терактов? Киевская ГЭС еще не взорвалась? А, может, ее никто и не взрывал? Так вы наверно там «груши околачиваете» нужными предметами?

А сколько коррупционеров нужно посадить в тюрьму, чтоб работа была оценена позитивно?

Все это, конечно, бредовые идеи!!! Эту работу не возможно измерять в количественных показателях. Все это прекрасно понимают. Но, может быть, не все понимают то, что человеку абсолютно далекому от оперативной работы, например, президенту или депутату, очень сложно объяснить, что работа на самом деле ведется и серьезная. Ее на самом деле не видно, но это нормально.

А если объяснить это человеку «далекому» практически невозможно, то, как тогда удержаться в кресле Председателя? А удержаться катастрофически необходимо. Значит нужно объяснить так, чтоб он понял. По аналогии с деталями, металлом, скворечниками и унитазами.

«От тогда видно, шо спецслужба у нас трудится в поте лица и не даром есть свой хлеб. А значит и я не зря свою жопу в высоком кресле держу. А то, что 80% этой работы – мусор. Так кто ж это поймет. Она ж и опасна и трудна, и на первый взгляд не видна. А если написать побольше бумажек, то видна. А потом их аккуратненько сжечь и написать новых. И опять видна. И я кросавчег!!! А это быдло в погонах должно не отрывая голову писать эти бумажки. Главным образом, потому что – быдло, и должно делать, как я сказал.»

После Академии, которая стала полным разочарованием, это был самый сильный удар по самолюбию, по вере, по мечте и по внутреннему духу. Внутри что-то надломилось. В своих «Записках из мертвого дома» Федор Михайлович Достоевский назвал два самых жестоких моральных наказания для человека, одним из которых было – «делать никому не нужную работу».

Миф о раздаче бесплатного жилья в СБУ быстро развеялся. Во-первых, на очередь не ставили не женатых сотрудников, ибо однокомнатные квартиры не давали в принципе, а двухкомнатные им было не положено. Во-вторых, квартиру могли дать скорее в областном центре, где руководство управления лично курировало этот вопрос и контролировало движение квартирной очереди. На периферии, даже на очередь стать было полуреальной задачей. В-третьих, если ты прописан у родителей (даже в однокомнатной) и метража хватает, то квартиру тебе не положено. Если ты не прописан нигде, на очередь тебя не поставят. 
За время моей службы, живого шпиона я так и не увидел. Как сказал один мой начальник, большинство контрразведчиков за всю свою карьеру их так и не видят. Но интересные случаи на работе были.
Пару раз ездил в дипломатических машинах послов. С десяток раз участвовал в приеме высокопоставленных иностранных делегаций.
Однажды изучал одного гражданина Израиля, который хотел начать в Украине бизнес, связанный с перепродажей технологий из государственных НИИ. Была женщина-украинка, которая за деньги отправляла людей в турпутевки в Польшу, а потом их перевозили в багажниках через границу с Германией, где они нелегалами и оставались. Был один авантюристского склада мужик, который имел обширные связи среди иностранцев и при случае пытался прихвастнуть, что имеет контакт с СБУ. Был один случай, когда прямо на дороге, в движении, захватывали контрабандные автомобили и вытаскивали водителей. Был случай, когда несколько дней просидели в кустах, ведя оперативную съемку незаконных операций с металлоломом.

Но сказать, что было что-то действительно интересное и стоящее, я не могу.

А осенью 2004 года были выборы Президента

Часть 9

«За что боролись…»

Для того чтобы понять ситуацию, сложившуюся в преддверии выборов президента Украины 2004 года, нужно понимать задачи, которые стоят перед спецслужбой в такой период.

А заключались задачи в следующем. Как и всегда, в период предвыборной гонки, подразделения СБУ должны владеть информацией о тенденциях в социально-экономической жизни конкретного региона, как те или иные явления отражаются на политической ситуации, и чего следует ожидать от действий функционеров политических партий направленных на публичный резонанс. Делается все это исключительно с одной только целью — избежать социальной напряженности в обществе, которая могла бы привести к силовым противостояниям, или же к любым негативным последствиям для региона или страны в целом.

В период проведения самих выборов, спецслужба должна следить за тем, чтобы любые влияния извне на волеизъявление людей и донесение этого волеизъявления до самого высокого уровня (Центризбирком) были исключены.

А влиять хотелось бы очень многим. Иностранным спецслужбам, олигархическим кланам, корпоративным группам, ну, и, конечно, политическим партиям. Другими словами, основной задачей спецслужбы является способствование проведению спокойных, цивилизованных, законных и демократических выборов.

Для нас, рядовых сотрудников, эти выборы выглядели немного комично. С одной стороны – косноязычный непрезентабельный здоровяк, который к тому же и сидел. Короче – как ни крути, а бывший ЗЭК. Да к тому же, обладающий поддержкой бывшего чекиста Путина. Тут уж и два плюс два складывать не нужно. А с другой стороны, щупленький интеллигент-размазня, который к тому же «обоснованно подозревается в связях с иностранными спецслужбами». А самое главное, нужно бдительно охранять их обоих.

Короче, было смешно, если б не было так грустно. Казалось бы, романтическая история… Он летел в самолете. Она оказалась на соседнем месте. Эмигрантка, но по-прежнему патриотка. Прекрасно разбирается в искусстве, государственной службе, геополитических вопросах… Тоже без ума от вышиванок, Шевченка и «пасіки у дворі за хатою». И тоже недолюбливает москалив. Ну, чудо, а не женщина… Как же ж тут не влюбиться.

В Одессе бы сказали «Изя не смешите, таки, мои тапочки»… Таких историй за времена взаимной работы ЦРУ против КГБ можно, наверное, насчитать сотнями. Это хрестоматия… Учебник. Это букварь разведки. Можно конечно говорить, что так думают, повернутые на своей работе, фанатики и параноики, везде усматривающие заговор. Но так можно говорить, если б ситуация была не так важна. Даже если это полный бред, право на ошибку отсутствует напрочь. Малейшая вероятность, которая может стать реальностью – и мир перевернется безвозвратно.

Но кто об этом думал всерьез? Да просто было некому. Леонид Данилович после майора Мельниченко никому кроме ментов не доверял. Янукович, вообще, наверное, всех считал «мусорским отродьем», потому что по понятиям – все «погоны» — это низшая каста.

Мы смотрели на эту ситуацию с ужасом. В аналитической работе есть такой прием как моделирование дальнейшего развития ситуации. Так вот – мы пытались ничего не моделировать, потому что модели были настолько ужасны, что даже думать об этом не хотелось. Причем в обоих вариантах. И все-таки, выбрать президентом бывшего зэка…?! У того хоть лицо поинтеллигентней (оказалось не надолго). Хоть в Европе можно будет показываться. А жить хотелось именно в Европе. В европейской Украине с высоким уровнем жизни, с культурными парламентариями, с шенгенской зоной, с международными саммитами, с большими и современными университетами, с «Манчестер Юнайтед» и «Валенсией» в конце концов. 
С ходом выборной компании напряжение естественно возрастало. По очереди приезжали кандидаты между ними звезды шоу-бизнеса. Хлеба и зрелищ было предостаточно.
Виктор Андреевич и Виктор Федорович приезжали тоже.
Близился день выборов. 
Согласно закону, сотрудники СБУ не имеют права состоять в политических партиях. Более того, хоть это и не закреплено нормами закона – но из этических соображений, они не могут выражать свои политические взгляды ни при каких условиях. Все слова, сказанные сотрудником, могут тут же быть истолкованы как официальная позиция всей службы. Именно поэтому мы должны были быть супернейтральными. На людях мы такими и были.

В определенный момент стала довольно активно приходить информация о том, какие планы строили отдельные бизнес-круги, которые поддерживали Януковича. Целесообразности вступать в околополитическую полемику я не вижу. Поэтому скажу только, что я лично и некоторые мои коллеги (которых все-таки было большинство) очень не хотели, чтоб эти планы осуществились.

Часто звучало слово «беспредел», значение которого особо не раскрывали. Но внутренне многие понимали последствия реализации тотального донецкого влияния на всю страну.

Сначала выдумка с оранжевыми ленточками выглядела достаточно смешно. Потом первая ленточка в нашем отделе появилась у моего коллеги. Он был достаточно экспрессивным человеком, но очень образованным. Редкая умница, чудесный исполнитель, с непревзойденным чувством юмора… Единственным его недостатком в этой структуре было то, что он часто говорил при руководстве то, что думал. Увидев оранжевые ленточки уже у нескольких человек, начальник отдела выказал свое недовольство. Вернее даже не недовольство, а замечание по поводу того, что негоже сотруднику выражать свои симпатии и то, что «неизвестно еще кто выиграет»…

Мы же отвечали, что симпатии наши видны только в наших личных кабинетах, не выходя за пределы отдела, а также эти симпатии не зависят от того «кто победит». В конце концов, в одну из проверок, заместителя начальника управления, он случайно увидел эти оранжевые символы. Гвалт поднялся неимоверный. Основным аргументом было в принципе то же, что сказал и начальник отдела. Отвечали мы примерно так же, пытаясь заикнуться о том, что тоже имеем право на свою точку зрения, при том условии, что никому ее не демонстрируем. В результате, ленточки были сорваны все до одной, замнач управления лично, а начотдела получил нагоняй и личное указание эти ленточки изничтожить. В принципе, сама ситуация была довольно комичной. Если не брать во внимание серьезность вопроса.

Наши обязанности в день выборов заключались в предотвращении каких-либо поползновений к массовым беспорядкам, которые, в принципе, были возможны при том накале страстей. Нас инструктировали, чуть ли не каждый день. Осуществить мы это должны были следующим образом. Из более 100 избирательных участков в городе каждый опер получил около десятка в свое обслуживание. Конечно, их географическое размещение по городу опять же никто не учитывал. Об обеспечением транспортом можно было даже не мечтать.

Как и остальным, мне «нарезали» около двенадцати участков, которые я должен был предварительно обойти, познакомиться со всеми председателями избирательных комиссий, милиционерами на участках, и попутно наладить поступление от них информации о нештатных ситуациях в день выборов. Где-то за день я всех обошел. Кто шел на встречу, кто мягко посылал нах, но телефоны записывали все и обещали «звонить в случае чего»… Сам я, в день выборов, еще раз обошел «свои» участки, а потом засел на одном из них, в центре города и принимал звонки. Периодически приходил в отдел обменяться информацией с руководством и коллегами.

До обеда я уже узнал от коллеги о том, что с самого утра, при непосредственном руководстве главы одного из предприятий (по совместительству главы территориального штабы «Партии регионов»), в город приехали более двух десятков автобусов с людьми из Донецкой и Луганской областей.
Об этом немедленно доложили начальнику отдела, который в это время безвылазно сидел в своем кабинете и просматривал новости по телевизору. На резонное замечание, что, мол, нужно бы доложить начальнику управления и начать что-то предпринимать, он отвечал либо молчанием, либо указанием продолжать мониторить обстановку. «…Та, может, посмотрим, как будут события развиваться…»

Так мы и смотрели…

Около трех часов дня мне позвонил председатель одного избирательного участка. Он был одного со мной возраста. Говорил уверенно, но было заметно, что сильно волнуется:
« — Здравствуйте. У меня тут ситуация. На участок зашли где-то 80 человек с открепительными из донецкого региона. Что мне делать?»

Я, честно говоря, не ожидал, что сотрудник СБУ будет первым к кому он обратится с такой проблемой. Но видимо именно эта структура внушала ему доверие и нейтральностью, и интеллектуальным уровнем, и возможностью решить конкретную проблему. Как я потом узнал, такие случаи происходили десятками. Представители и той и другой стороны аппелировали к эсбеушникам в конфликтных ситуациях. Для меня это было очень знаково. Я считал это показателем того, что даже в такое время служба все же сохранила свой авторитет среди простых людей. И сохранила его только благодаря профессионализму абсолютно конкретных простых оперов. Их уверенности и эрудированности. Их умению внушить доверию собеседнику.

Выслушав суть сложившейся ситуации, я попросил пять минут на то чтобы посоветоваться с начальником отдела и получить указание, что делать. Начальник отдела меня взволнованно выслушал и как-то нервно стал вещать, что, мол, это не наша компетенция, пускай обращается в Теризбирком, прокуратуру и так далее.

Я прекрасно понимал, что именно такими действиями, отфутболиванием проблем, мы сами подрываем доверие к себе. На лицо был факт нарушений избирательного права. Нужно было что-то делать. Информация в течении дня лилась в кабинет начальника отдела просто рекой. До обеда опера, ответственные за линию политических движений и охраны конституционного строя, подготовили в общей сложности до двух десятков документов, информация, изложенная в которых, должна была немедленно передаваться руководству управления и дальше Председателю.

Все эти документы так и останавливались в кабинете начотдела, который из него за день и выходил только пару раз и то по нужде. После обеда опера начали готовить документы в двух экземплярах, один из которых отдавали руководству, а второй прятали у себя. Все прекрасно осознавали чем вызвано такое поведение, но, тем не менее, чувствовали себя преданными.

А какого тогда хера мы мотаемся в пене по городу и выбиваем из источников все новые сведения. И кто поверит нам завтра, если сегодня мы ничего не сделаем. В конце концов, после того как я вышел от начальника с предложением мягко послать, звонившего мне председателя избирательного участка, я отправился советоваться с коллегами.

Единственным выходом мы посчитали на абсолютно законных основаниях отправить всех граждан с открепительными талонами в суд и только после решения суда позволить им проголосовать. Такое количество людей не сможет за короткое время получить решения суда. И к тому же решение судебной власти – это уже очень весомый аргумент, чтобы его оспаривать. Не будем кривить душой – так мы снимали с себя моральную ответственность за происходящее. Именно это я и порекомендовал председателю участка.
А начальник отдела так и просидел, не выходя из кабинета, весь день. Ближе к вечеру у него прятался и мэр города. Они ждали первоначальных результатов голосования вместе.

Информация об автобусах с «донецкими», о каруселях, о нарушениях, об утраченных бюлетнях, так никуда и не пошла. Умерла на столе у начальника отдела. 
Как мы все помним, на выборах одержал победу Виктор Федорович Янукович. Потом начался «Майдан». Автобусы с людьми ехали и из нашего города. Отправляли автобусы с работниками предприятий. Были и люди ехавшие самостоятельно и бескорыстно. Я знал очень много таких. И ехали, конечно, за «обе стороны». Два мои друга заработали на этой поездке по 300 гривен каждый. Ездили, правда, «за Януковича». Мой близкий друг-киевлянин рассказывал, что привел домой ночевать 14 человек.

Самому съездить очень хотелось. На пару дней, на выходные. Не из идейных соображений, а потому что понимал, что такой атмосферы как «Майдане» не почувствуешь больше нигде и никогда. Подышать этим воздухом и побыть с этими людьми очень хотелось. Не поехал только из-за опасений, что транспорт парализуют, и я не успею вовремя вернуться на работу. А это уже расценивалось бы как дезертирство. Из былин про «Майдан» мне особенно нравиться история о черном автомобиле «Хаммер» с коряво нацарапанной на борту оранжевыми буквами надписью «ГОРЯЧИЙ ЧАЙ», который медленно разъезжал по Хрещатику.

Когда Конституционный суд принял решение о проведении повторных выборов, все-таки появилось ощущение того, что справедливость восторжествовала. Ющенко таки стал президентом. Чем это закончилось — уже известно

Писать еще можно очень долго и об очень многом. Но после уже изложенных случаев и явлений, это уже не важно. Первые лица страны, в течении долгого времени, тщательно и методично разрушали структуру спецслужб своей страны.

Разделение на СВР и СБУ, логичная, казалось бы, идея, ослабила и одну и другую стороны. Нереальное количество генералов, которые продуцируются руководством страны со скоростью конвейера, донельзя обесценило это звание. По экономическим законам, их обильное количество настолько нивелировало старшие офицерские звания, что послать не хер полковника стало обычным делом. «Дежурный, ну-ка вызови мне двух толковых майоров, нужно стол переставить!»

В результате, разведка и СБУ сегодня не умеют и не могут сделать ничего. Отсутствие конкретных задач разучило структуры их решать. Они бесцельны, безобидны, безвредны и бесполезны.
Погубив свою спецслужбу, единственный действенный в сегодняшних условиях механизм защиты от влияний извне, эта страна погибнет вместе с ней.

“Субъективная аналитика объективной правды”