Евро-1812 Часть первая: неудавшийся блиц-криг

Двести лет назад Европа с большим интересом следила за «чемпионатом»: походом Grande Armee Наполеона на Москву. Грандиозная кампания самого выдающегося полководца и администратора своего времени окончилась грандиозным разгромом. И главной причиной поражения стали не так войска противника, как неналаженный тыл. Самое интересное, что Наполеон хорошо понимал, какие опасности ему грозят. И планировал ход кампании так, чтобы избежать этой опасности. Однако вскоре он изменил свой первоначальный план и тем обрек свою армию на уничтожение.

Накануне вторжения в Российскую империю (24 июня 1812 р.) Наполеон контролировал почти всю Европу. Сопротивлялись только Англия и поддерживаемые ею Испания и Португалия. Впрочем, на Пиренеях были и лояльные французскому императору силы. К тому же, 15 июня 1812 г. началась война между США и Англией. Так что не только Франции, но и Англии пришлось воевать на два фронта.

В составе 600-тысячной Grande Armee были контингенты почти всех европейских государств (хотя Австрия и Пруссия были ненадежными союзниками поневоле). Одним из наиболее надежных союзников стало созданное по инициативе Наполеона Великое герцогство Варшавское, выставившее 36-тысячну армию (среди командиров корпусов был лишь один нефранцуз – поляк Понятовский). Вообще, Наполеон называл кампанию 1812-го войной за освобождение Польши и рассчитывал, что поляки и литовцы, находящиеся под властью царя, перейдут на его сторону.

Также он рассчитывал, что воевать будут Швеция, у которой Россия в 1809-м забрала Финляндию и Турция (российско-турецкая война 1806-1812 гг. окончилась за несколько дней до французского вторжения). Но и без них Наполеон собрал огромную армию против врага, которого он и его маршалы уже неоднократно громили. Не удивительно, что в Европе все предрекали России поражение. Однако Наполеон вполне трезво оценивал ситуацию и поначалу не рассчитывал на быструю победу. Он предвидел, что русские будут отступать, заманивая его вглубь своей территории, а поэтому собирался преследовать противника только до определенного момента.

«Мое предприятие принадлежит к числу тех, решение которых дается терпением, – говорил он австрийскому канцлеру Миттерниху в мае 1812-го. – Торжество будет уделом более терпеливого. Я открою кампанию переходом через Неман. Закончу я ее в Смоленске и Минске. Там я остановлюсь. Я укреплю эти два города и займусь в Вильне, где будет моя главная квартира в течение ближайшей зимы, организацией Литвы, которая жаждет сбросить с себя русское иго. И мы увидим, кто из нас двух устанет первый: я от того, что буду содержать свою армию на счет России, или [царь] Александр от того, что ему придется кормить мою армию на счет своей страны. И, может быть, я сам уеду на самые суровые месяцы зимы в Париж».

На вопрос, что он будет делать, если потеря Литвы не принудит Александра І к миру, Наполеон ответил: «Тогда, перезимовав, я двинусь к центру страны, и в 1813 году буду так же терпелив, как в 1812-м».

Турецкий эндшпиль и отмена «стоп-приказа»

Поначалу события развивались наилучшим образом. Русские армии отступали, стремясь объединиться. В Вильно народ с энтузиазмом приветствовал наполеоновские войска, в авангарде которых шли польские части. Было воссоздано Великое княжество Литовское, началось формирование литовской армии.

В Витебске Наполеон сказал своему адъютанту генералу Филиппу де Сегюру: «Тут я остановлюсь! Осмотрюсь, соберу армию, дам ей отдохнуть и обустрою Польшу – кампания 1812 года окончена!». Началось проектирование необходимой для армии инфраструктуры. Наполеон не забыл и о развлечениях, выписав из Парижа театральную труппу.

«Две большие реки [Западная Двина и Днепр] очертят нашу позицию, – объяснял он маршалу Мюрату. – Устроим по этой линии блокгаузы…, внутри построим бараки и магазины. 1813 год увидит нас в Москве, 1814-й – в Петербурге. Война с Россией – трехлетняя война!». Тогда же он приказал интенданту: «Позаботьтесь о том, чтобы прокормить нас здесь, потому что мы не повторим ошибки Карла XII». Зная историю разгрома шведской армии, Наполеон понимал, как опасно углубиться на вражескую территорию, оторвавшись от своих баз снабжения.

Тем временем, стало известно о мирном соглашении между Россией и Турцией. Понимая, что теперь российская дунайская армия может оказаться у него в тылу, Наполеон задумался о необходимости разгромить две российские армии, которые отступали перед ним. Маршалы и штабные генералы отговаривали его, уверяя, что французскую армию заманивают вглубь России, чтобы вымотать, оторвать от баз снабжения и заставить истратить припасы. Император саркастично отвечал, что слишком их разбаловал, и они теперь только и думают об охоте и поездках по Парижу в дорогих экипажах. Наполеон уверял: он хорошо понимает, что русские заманивают его, но до Смоленска в любом случае надо дойти. И тогда весной 1813-го, если Россия не подпишет мир – добить ее! «Смоленск – ключ двух дорог: на Петербург и на Москву», – объяснял он.

Генерал де Коленкур (посол в России в 1807-1811гг.) возражал: ни в Смоленске, ни даже в Москве мир не станет ближе, чем в Витебске, а уходить так далеко, рассчитывая на верность пруссаков, очень рискованно… Наконец, неудача французской кавалерии, преследовавшей отступающего противника, стала окончательным поводом для наступления: кампанию надо было завершить победой.

Ненадежные союзники и не патриотичные кони

К этому времени ситуация стала развиваться не в пользу французов. Русские отступали, проводя удачные арьергардные бои и опустошая местность. Grande Armee испытывала большие трудности со снабжением. В сильную жару солдаты часто вынуждены были пить стоячую воду и массово болели. Долго не получая снабжения, войска все чаще мародерствовали из-за чего сильно упала дисциплина. Местное население становилось все более враждебным…

После тяжелой битвы за Смоленск Наполеон, вступив в захваченный город, заявил, что «кампания 1812 года завершена». Вскоре он так охарактеризовал ситуацию и обозначил план действий: «Теперь моя линия отлично защищена. Остановимся здесь. За этой твердыней я могу собрать свои войска, дать им отдых, дождаться подкреплений и снабжения из Данцига. Польша завоевана и хорошо защищена; это результат достаточный. В два месяца мы пожали такие плоды, которых могли ожидать разве в два года войны. Довольно! До весны нужно организовать Литву и снова создать непобедимую армию. Тогда, если мир не придет искать нас на зимних квартирах, мы пойдем и завоюем его в Москве».

Однако вскоре политика спутала стратегические расчеты великого полководца и заставила отказаться от первоначальных замыслов.

«Зима страшна не одними морозами, она сулит нам бесконечные дипломатические интриги в нашем тылу, – размышлял Наполеон. – Не опасно ли дать всем этим союзникам – которых удалось склонить на свою сторону, но которым, вероятно, не по себе в наших рядах – время размыслить об неестественности их положения? Зачем бездействовать восемь месяцев, когда в двадцать суток мы можем достигнуть цели. Опередим зиму! Мы рискуем испортить все дело, если не нанесем быстрого решительного удара!».

Своему окружению Наполеон привел и такой аргумент: «Моя армия устроена так, что при дезорганизации только движение поддерживает ее. Во главе ее можно наступать, но не останавливаться и не отступать. Это армия нападения, а не защиты». К тому же солдаты, наслышанные о богатствах Москвы, стремились захватить город.

Император исходил из того, что для защиты Москвы противник наконец даст генеральное сражение и будет разбит. Падение Москвы заставит царя заключить мир. В случае же упорства Александра І, Наполеон рассчитывал найти в Москве ресурсы достаточные для того, чтобы перезимовать.

Однако расчеты эти оправдались лишь частично. Действительно, общественное мнение и моральный дух армии заставили фельдмаршала Кутузова дать генеральное сражение. Но, дойдя до бородинского поля, уставшая французская армия уже не смогла разгромить противника. После битвы Мюрат упрекал генералов, что атаки кавалерии были недостаточно энергичны, на что генерал Нансути ответил: «Во всем виноваты лошади – они недостаточно патриотичны. Наши солдаты воюют блестяще, если у них нет даже хлеба, но лошади без сена не трогаются с места».

К тому же на Бородино Наполеон не стал рисковать своим последним резервом – старой гвардией. Взятие Москвы конечно было большим успехом, однако московский генерал- губернатор Ростопчин, сжег город, поставив крест на всех расчетах… Дальнейшая грустная судьба Grande Armee и самого французского императора хорошо известны.

Как видим, Наполеон трижды менял план кампании в силу ряда довольно субъективных причин. Между тем, когда в Смоленске экспрессивный Мюрат на коленях просил наполеона остановиться и не идти на Москву, не мне экспрессивный Понятовский просил отправить его корпус в поход на Киев…

Дмитро Шурхало, для «ОРД»

(окончание следует)