Сегодня Уголовному розыску Украины исполняется 90 лет. По этому случаю в Министерстве внутренних дел уже прошли торжественные мероприятия, открыли памятник киношным героям Глебу Жеглову и Владимиру Шарапову, раздали памятные знаки. Все как всегда. За кадром остались «сущие мелочи». Что зарплата простого украинского сыщика – 1200-1300 грн., в то время как у чиновника в центральном аппарате в 5 раз выше, да и премия не 10% от случая к случаю, а все 300% и регулярно. Что розыск – элита советской милиции, о котором снимали фильмы и писали книги, на который раньше работали все остальные службы МВД, сейчас кланяется за каждую подпись. А звания и повышения обходят его сотрудников стороной…
Во время юбилейных торжеств министр внутренних дел Юрий Луценко сообщил, что с начала 2009 г. работники розыска раскрыли свыше 40 тыс. преступлений, в том числе 12 тыс. тяжких и особо тяжких преступлений, 400 преднамеренных убийств, 10 тыс. краж, 3 тыс. грабежей, 500 незаконных завладений автомобилем. Но он даже не представляет, как трудно дались эти цифры людям на местах.
Дабы понять, что мешает работать розыску сейчас, нужно оглянуться на 30 с лишним лет назад, во времена расцвета этой службы МВД, и сравнить с днем сегодняшним. В 70-е годы уголовный розыск Украины насчитывал 5 тыс. сотрудников по всей системе. В центральном аппарате работали 27 человек оперативного персонала и 7 – канцелярия. И эти люди отвечали за все вопросы: борьбу с наркоманией, профилактику преступлений, тяжкие, имущественные, так называемую «аморалку». Сюда же входил контроль за деятельностью участковых, которые тогда были в подчинении у розыска.
В горбачевские времена началось дробление службы. Участковых присоединили к общественной безопасности. Наркотики и «аморалку» постепенно превратили в отдельные подразделения. Раньше в розыске один человек отвечал за все те темы, которые теперь ведет Департамент по борьбе с преступлениями, связанными с торговлей людьми и проституция: структура – сопоставимая по аппарату управления с розыском.
То же самое касается и всего остального. Вот взять собаководов. Они подчинялись розыску, и по кинологии в центральном аппарате был тоже один человек. Нынче это целый отдел, начальник, заместитель, своя канцелярия. А у рядовых кинологов зарплаты крошечные. И собакам часто жрать нечего.
Аналогичная ситуация по несовершеннолетним: был отдел, теперь Департамент во главе с генералом. И сказать, что по детской преступности мы справляемся лучше, чем в старые добрые времена, значит погрешить против истины.
В 1988-ом, когда развитие кооперативного движения породило такое новое явление в преступном мире, как рэкет, из отдела по групповой преступности забрали самых опытных сотрудников и перевели в новосозданную структуру – УБОП. Через несколько лет, именно УБОП будут считаться «белой костью» всей правоохранительной системы. Иметь лучшие кабинеты, самые высокие зарплаты и первыми стоять в очереди на техническое переоснащение.
И не важно, что рэкет давно отмер, как массовое явление. Что в криминальном мире сейчас активизировалась именно уличная и «спонтанная» преступность. УБОП по-прежнему раздувает щеки и штаты. Только в центральном аппарате МВД борцов с оргпреступностью свыше 400. Сидят, на компьютерах играют, в то время, как сбившиеся с ног розыскники на местах ищут то человека, то фирму, то угнанную машину, то свидетелей, то воров, то убийц.
При этом, если раньше сотрудники розыска могли прямо из своего кабинета позвонить хоть в Москву, хоть в Ереван, то сейчас проблема выйти даже на междугородку: набирать приходится по коммутатору, а он то не набирается, то не соединяет… В общем, мучение, а не связь.
Но самое большое мучение для оперативного работника – бумажная волокита, диктатура министерской канцелярии и перебор с «верхушкой» в ущерб низам. В современном центральном аппарате угрозыска трудятся 160 чел. Одних руководителей – человек 50. Начальник департамента, 5 замов, 4 или 5 начальников управлений, начальники отделов, он же замначальников управлений, заведующие секторами, две канцелярии – одна по секретной переписке, вторая – по жалобам граждан. Если раньше один офицер отвечал за секретность переписки розыска по всему министерству, то сейчас это целый штат людей.
В кабинетах центрального аппарата – как на бесплатном приеме у профессора: теснота и духота. Приходится сидеть по 7 человек в кабинете. В командировки сотрудников не посылают – нет денег, квартиры не дают – на всех не хватает, телефоны перегружены, бензин по лимиту. Руководство меняется с такой скоростью, что подчиненные не успевают записывать имена начальников. Бывают курьезы: кто-то из работников центрального аппарата звонит в район, а там не только начальник поменялся, но и телефоны изменились. В результате «ой, простите, ошиблись номером!».
В то же время на местах дефицит кадров. При штате около 15 тыс. сотрудников некомплект составляет 3 тыс. «единиц»: почти такой же, как был штат всего розыска в советские годы. О том, как тяжко им работается, мы расскажем ниже, а пока зарисовка из ежедневных трудовых будней центрального аппарата.
Вот, например, как выдумаете, сколько времени нужно потратить, чтобы составить ответит на запрос народного депутата? Минимум сутки, и это при условии, что вы будете вертеться, как юла, и проявлять незаурядные дипломатические качества в общении на всех «щаблях» системы.
Во-первых, чтобы написать что-либо, нужен бланк. Бланки номерные, учетные, их заполнение – целая наука. Нужно нанести текст так, чтобы расстояние от верха, от низа, по бокам, до полей и так далее соответствовало стандарту, установленному ЦЕНТРАЛЬНОЙ КАНЦЕЛЯРИЕЙ (или другими словами Департаментом документального обеспечения). Мы не случайно написали эти слова большими буквами, потому, что канцелярия правит бал в министерстве, постепенно подчиняя законам каллиграфии всех, кто должен стоять на страже закона в прямом смысле слова.
В общем, если с 35-ой попытки вам удалось правильно отступить от слова Многоуважаемый, то можно нести документ в ДДО. Предварительно, дав вычитать своим девочкам-корректорам, и собрав 5-8 виз. В ДДО вычитывают местные девочки, ставят печать, расписываются. Дальше нужно идти в правой отдел, потом опять собирать подписи (это сложное дело – кого-то на месте нет, кто-то занят), наконец, штаб и снова – ДДО.
Не удивительно, что при такой системе министерство запаривается отвечать на запросы депутатов, не говоря уже о жалобах простых граждан. Возникает замкнутый круг «неизлечимого парадокса»: чем хуже система работает, тем больше жалоб; чем больше жалоб, тем больше аппарат канцелярий; чем больше аппарат канцелярий, тем запутанней система документооборота; в результате все работают еще хуже и число жалоб растет. Министр нервничает, замы – паникуют, а УБОП продолжает играть на компьютерах.
Но было бы неверным валить все беды розыска на диктатуру канцелярии. Одна из серьезнейших проблем в том, что названные Юрием Луценко цифры не отображают реальной картины преступности. Раскрываемость считается по возбужденным делам. Дела же возбуждают по одному из 10 заявлений. Остальное – отказы.
По данным, которые публиковала газета «Киевский телеграф», количество так называемых отказных материалов в прошлом году достигло 2,9 млн. В советские годы по заявлениям возбуждалось почти 100%. И уже от этих 100% считали раскрываемость.
С одной стороны отказы в возбуждениях неофициально поощряются начальством, которому хочется хоть бы год посидеть в одном кресле, без встряски, перетряски и очередной ротации. С другой – низкий поклон депутатам-умникам, которые в 2005 году пролоббировали изменения к Кодексу Украины об административных правонарушениях (КоУАП). С тех пор, согласно статье 51-й, если стоимость похищенного на момент совершения правонарушения не превышает трех необлагаемых минимумов доходов (НМД) граждан, а это на сегодня составляет 907.50 грн, то квартирная или уличная кража, мошенничество, присвоение или растрата считаются мелким, и уголовное дело не возбуждается. Исключение составляет разбой с нанесением телесных повреждений
Основным противником понятия «мелкий ущерб» уже много лет является генерал Геннадий Москаль. Будучи замминистром внутренних дел он жестко критиковал новацию, заявляя, что милицию фактически лишили возможности защитить
право граждан на собственность, которое им гарантирует 41 статья Конституции Украины. Став народным депутатом, Москаль подал законопроект, согласно которому при хищении личной собственности ограничений в возбуждении уголовного дела по стоимости похищенного не будет. Законопроект уже прошел первое чтение, но у депутатов не доходят руки, чтобы проголосовать его окончательно.
Впрочем, есть и третья причина, почему розыскник не хочет быть сыщиком. К сожалению, чем старательней работаешь, тем больше шансов – получить по шее. Мало того, что достижения информационных технологий почему-то не доходят до низов и не облегчают «полевую работу», так еще и необходимых баз данных нет, база ГАИ работает кое-как, то и дело выключается, а современная система телефонизации позволяет фирме располагаться, скажем, в Донецке, а номер городского телефона иметь киевский. Мало кто знает, что в стране около 300 тыс. городских телефонов – липовые. Только приставьте, какой это пласт дополнительной работы.
Ко всему прочему, чтобы получить дополнительную информацию, розыскнику нужно писать, например, в УБЭП. Запросы сначала рассматривает начальник, потом на них нужно ждать ответа, ответ приходит не всегда полный и своевременный, так что приходится звонить и просить.
Эта активность может стать заметна третьим лицам. И эти лица в свою очередь вполне могут «настучать» подозреваемым. А те либо договориться с начальством, либо пойти в прокуратуру. О прокурорской вертикали в розыске стараются, как о покойнике – ничего не говорить, чтобы не сказать недоброе. Отношения между двумя правоохранительными системами на низовом уровне явно не складываются. Прокуратура считает своим долгом затормозить все, что только можно. Среди работников милиции сейчас популярна история, как крымский ГАИшник осмотрел машину прокурора, сверил номера, и предположил, что она краденая. И прокурор против этого милиционера возбудил уголовное дело.
Вообще, для прокурорских возбудить дело – раз плюнуть. Если хорошо подмазано, могут придраться к чему угодно: то укрытие от учета, то насилие к задержанному. Никто не спорит – в милиции время от времени бьют. Но нельзя отрицать и того, что под видом рукоприкладства нередко устраняют неугодных сотрудников. Причем, за синяк под глазом у рецидивиста человека могут выгнать с работы и даже отдать под суд, а за отказ в возбуждении дела по миллионным аферам еще и поощрить. Естественно, при коррупционных обстоятельствах.
При этом, в министерстве существует управление по внутренней безопасности, там трудятся 300 человек. Они должны объективно разбираться по каждому факту, проводить внутреннее расследование, и только после этого отдавать материалы в прокуратуру. На практике же никакой защиты в лице этого управления милиционер не получает. Очень часто, вместо тщательного расследования выискиваются недостатки у чересчур активных сотрудников. И потом собранные материалы используются против человека.
Не удивительно, что текучесть кадров в розыске, как и в милиции в целом, колоссальная. Если в советские времена начальник райотдела работал на одном месте в среднем 10 лет, замы по оперативной – по 15-18 лет, они знали людей, местность, имели агентуру кругом, то в настоящий момент 60% сотрудников – в возрасте до 30 лет. В 21 год парень приходит в райотдел – он уже следователь. Никто не спорит, свежая кровь нужна. Но как работать, не разбавляя ее опытом, наработками, знанием старших товарищей?
Ребят, которые уходят, можно понять. Профессия перестала быть киношно-заманчивой, отношение к милиции в народе, мягко говоря, не очень, материальные условия работы, как мы уже сказали, не выдерживают критики. Высок риск напороться на неприятности, и при всем этом уголовный розыск традиционно «снабжается» званиями и наградами по «остаточному принципу».
Даже взять «высшие слои», руководителей уголовного розыска Украины и Украиснкой ССР: сколько из них ушло полковниками. Василий Пилипчук, Михаил Задояный, Иван Григоренко – генералов не получили. Евгений Мельник уже пришел на розыск с УВД в генеральском звании. И в том же чине ушел. Александр Чеменко и Владимир Бабенко, правда, до лампасов, правда, дослужились. Но, как Виктор Король и Эдуард Фере, получили свои звания уже после ухода из розыска во время дальнейшего продвижение по службе. Относительно Ярослава Кондратьева в «ветеранских кругах» споры: когда он стал генералом – до, после или во время работы в угро? Из последних руководителей Департамента генеральское звание имели Владимир Евдокимов (нынешний замминистра) и Василий Паскал (теперешний начальник уголовного розыска). А вот предшественник Паскала – Игорь Адамчук – ушел на область полковником. И для бессменного заместителя начальника Департамента Сергея Редька генеральская звезда за много лет так и не упала на погоны. Может, в связи с праздником, наконец-то повысили трудягу Редька, но на основной наш вывод это не влияет: уголовный розыск, увы, не место для карьерного роста.
Тем более, что при каждой кадровой чистке именно розыск страдает первым. Первые массовые увольнения начались еще при Кучме. Тогда порядка 70 тыс. сотрудников в год уходили добровольно и «добровольно-принудительно». В первый приход Луценко насчитывается 73 тыс. уволенных, в том числе – много еще остававшихся в строю ветеранов уголовного розыска.
Кстати, чтобы эта статья не походила на плач Ярославны, да еще и в праздник, хочется сказать добрые слова коллегам, и в первую очередь поздравить ветеранов, для которых работа приравнивалась к жизни. Первое слово, конечно, в адрес легенды столичного розыска – Бориса Ивановича Хряпы. Это корифей сыщиков, ходячая (уже с палочкой) энциклопедия, журналисты любят брать у него интервью. Возможно, имена Григория Павловича Потипко (38 лет стажа, полковник в отставке, до сих пор в строю, помогает молодым) или Ивана Васильевича Викторова меньше раскручены, но и их вклад в борьбу с преступностью бесценен.
Вообще, очень жаль, что пресса утратила интерес к ярким страницам жизни уголовного розыска. Знать свою, как сейчас модно говорить, корпоративную историю просто необходимо, иначе на чем должна базироваться профессиональная гордость сыщика?
Причем, прошлое полезно не только для аутотренинга, но и может оказаться весьма поучительным для настоящего. Не мешает припомнить, что в советские времена раскрывали практически все преступления, если было известно лицо преступника. Не важно: напал ли он на квартиру, или это разбой на улице, или кража в магазине. Сразу составлялся фоторобот (причем, раньше, это делалось проще, он был более точный, а не на одно лицо, как нынче), давалась команда, и вся милицейская вертикаль включалась в работу. Искали в паспортных столах, использовали оперативные возможности участковых. Если розыск говорил «надо!» (то ли подворный обход осуществить, то ли прочесать и оцепить территорию), остальные отвечали «Есть!». Райотдел был одной семьей (что не удивительно – люди работали там много лет). Все службы помогали розыску, в то время как сейчас он сам вынужден кланяться на все стороны, о чем, впрочем, мы говорили выше.
Мне могут, конечно, возразить: в советские годы преступный мир был другой, и преступлений меньше, и раскрывать их было легче. А вот и не так. Магазины грабили регулярно. Сигнализации не было, строили как попало. Преступники проламывали потолки, все выносили. В Днепропетровской области как-то подряд за не очень продолжительное время ограбили 120-130 магазинов. Следов не оставляли. Розыск поднатужился и…преступники были найдены.
В Киеве была история. Вечером в Шевченковском районе неизвестный напал на женщину, изнасиловал и ограбили. Примета преступника была известна только одна – импортная (немецкая) шуба. Установили, куда были завезены шубы, где их продавали, кто мог купить. И за неделю «перетрясли» всех владельцев этих самых шуб. Последний по счету и оказался преступником.
Да, в те времена не грабили банки. Не помню случая, чтобы нападали на сберкассы. Потому, что был один районный банк, там на видном месте сидел милиционер, а второй его коллега располагался в «секрете», и если что имел полномочия открывать огонь. Потому преступники в основном выбирали кассы в колхозах, которые охраняли не милиционеры, а сторожа. Ну, и ничего – раскрывали, ловили.
Не обошлось в истории розыска и без маньяков. Этой «нечистой силы» хватало даже в стране, где официально секса не было. Печально известный пологовский маньяк вышел из советских времен (20 лет ловили – поймать не могли).
В Днепропетровске был маньяк, который насиловал женщин. В Макеевке ошивался насильник, «специалист» по девочкам. Все понесли заслуженное наказание.
Не было ОПГ, но имелись преступные группировки. Одна из таких группировок – братев Гноевыех из Запорожья – могла бы заткнуть за пояс любую современную банду. При задержании преступники и гранаты бросали, и из автомата стреляли. Это в советские-то годы.
Так что легко розыску не было никогда. Трудно ему и сейчас. Хотя бы потому, что нет главного стимула – удовлетворения от проделанной работы. Как сказал один опытный сотрудник, умысел определяется показаниями преступников, а не материалами дела. Удалось ему отвертеться или договориться – вся работа летит к чертям.
И все-таки мы заслужили этот праздник. 90 лет – внушительная дата, солидный юбилей. Он дает надежду, что «курилка жил и будет жить». А там, глядишь, рано или поздно система изменится и очистится, сыщику начнут доверять, на него опять станут работать остальные службы (а не мешать, засасывая в трясину бумажной волокиты). И у каждого, кто придет завтра, уже не будет навязчивого желания сбежать через год-другой на более спокойную и престижную работу. Потому что и платить будут достойно и поощрять за каждое заслуженное достижение регулярно. Не знаю, поможет ли нам в этом экономический кризис, но что-то должно произойти и поставить систему с головы на ноги. Ибо так дальше жить нельзя. Нужно жить и работать по-другому. Думаю, Жеглов и Шарапов с этим уже согласились. Иначе вор не будет сидеть в тюрьме…
Со слов ветеранов и действующих сотрудников уголовного розыска записано верно!
Подготовила для ОРД Юлия Белкина
P.S.Ответ форумчан:
Спасибо за поздравления.
Только праздник со слезами на глазах.
Работал в Угро с 2001 года. В штатном расписании было 20 человек(райотдел города милионника). Реально 15 человек, 5 числилось, получали надбавки, в лицо их даже не видел. Из этих 15 человек сейчас работает человек 5. В этом райотделе 3, и молодых телков с годовым стажем человека 4. 10 человек уволилось,притом не самых худших, с головой ша плечах, и Вышкой за спиной. Оставшиеся — не самые лучшие, у каждого свои интересы, у кого денежные(взятки и т.п), одного больше никуда не возьмут — ничерта не умеет, сидит замом нач.отдела угро, ведет бумажную работу.
О каких опытных работниках можно говорить. Поуходили, потому что гнобили постоянно,возбудить УД-плати следакам, в отпуск пойти-плати Зампооперу. Не будешь платить-будешь участвовать в охране порядка на всех футбольных матчах, ходить на все комендантские патрули, ездить на все городские ЧП. Для получения очередного звания плати в кадры и своему начальнику,иначе постоянно будешь с выговорами. Доплат за секретку распределяют в зависимости от того, носишь руководству деньги или нет. У меня такие выплаты были чисто символические, не носил руководству.Еще начальник попался в те времена,последняя сука, драл со своих за все, проверка какая-то приезжает со всех своих соберет сука, 10-ю часть отдаст, остальные в карман ложит. Сотрудник в больницу попадет, весь райотдел скинется на лекарства, часто вообще не донесет до болезного, тупо в корман ложит. Щас пидор на пенсии, начальник в какой-то охране.
И кто-то говорит жалуюся и плачутся менты. Хер вам, там где я работал уже лет 5 нет номальных людей. Только подонки и остались. На убийство раньше всем отделом выезжали, а щас и выехать некому, 5 калек соберут и все. Прохерило государство весь Угро. Может и остались где-то нормальные пацаны, если с руководством повезло, так и их бумажной работой добьют.