Во время блатной сходки в Одессе на Александра Кротова по прозвищу «Бекон» было совершено покушение из ракетницы. Ему повезло, сигнальный заряд лишь слегка задел челюсть. Теперь же в шахтёрском городке на летней площадке бара «Шапито» он отдыхал от трудов неправедных с двумя местными кокетками.
В ночи плавно скользила мелодия, нежно трогая слух. От мангала исходил аромат жареного шашлыка. Шутки «Бекона» перемежались визгом девиц. Для полноты идиллической картины не доставало только взморья и чистого воздуха.
У барной стойки скучал молодой официант Алексей Лямин. Поигрывая цепочкой от ключей, он наблюдал за посетителями. Как истинный самец Лямин любовался смазливыми самочками. Мачо же с повреждённой щекой вызывал в нём раздражение.
После службы во внутренних войсках Алексей отработал полгода на оптовой базе, где за тяжёлую работу платили мало. Бывшему омоновцу числиться в грузчиках было не престижно, и он устроился официантом в недавно открывшийся бар. Новая работа ему сразу понравилась. Вскоре он был поощрён «за добросовестное отношение к своим служебным обязанностям». Так выразился по-совковому хозяин бара, торжественно вручивший вместе с 20 долларами бутылку «Слынчев Бряга». Новоиспеченный официант, будучи по совместительству ещё и вышибалой, задержал и уличил двух субтильных посетителей, пытавшихся уйти без оплаты. Болгарский бренди сделал его неотразимым в собственных глазах, а 20 долларов вдохновили на романтическое знакомство. И он провёл целую ночь с умопомрачительной, по его разумению, девушкой. Постепенно мнение о её сексапильности стало охладевать из-за того, что лобок всё чаще напоминал о себе неприятным жжением, — рука постоянно тянулась к причинному месту.
Окрылённый быстрыми премиальными, Лямин уверенной походкой подошёл к шумному столику и со стальными нотками выдал: — Что-то вы засиделись, ребятки! Молодой человек, вы думаете расплачиваться?
Отповедь Сани «Бекона» была мгновенной и однозначной: — Халдюга косоротый, сделай так, чтобы я тебя больше не видел!
Девчонки одновременно прыснули заливистым смехом.
От возмущения у Лёхи спёрло дыхание, глаза налились кровью как у бычка перед броском во время корриды. Роняя блокнот с карандашом, он кинулся заламывать милицейско-простецким приёмом руку обидчика.
Но не тут-то было. Саня «Бекон» слыл в местной округе лихим бойцом. Знания восточных единоборств не раз выручали его во время конфликтов в колонии, где он отбывал наказание за вымогательство. И через несколько секунд официант-вышибала уже бороздил носом жесткое покрытие площадки бара. В следующий момент он вскочил во весь рост перед противником и, захлёбываясь от негодования, выпалил: — Ну, козёл, я тебя сейчас урою!
Это были последние слова бедолаги в его жизни.
Блатные понятия сильно изменили Кротова. Хотя раньше в нём ещё проглядывалось что-то человеческое, после зоны моральные барьеры ушли в сторону и к чужому горю он перестал относиться сочувственно.
Дабы не уронить честь своей колоритной личности, «Бекон» посчитал соразмерным ответить на «козла» убийством. Схватив около мангала огромный нож, он резко всадил его снизу вверх в живот жертвы. Конец клинка пришёлся в правый сердечный желудочек. Лямин как бы натолкнулся на преграду, ноги его подкосились, из левого края перекошенного болью рта змейкой сползла ленточка крови и он рухнул навзничь.
С признаками массивной кровопотери пострадавшего доставили в больницу.
В машине «скорой помощи» в результате проведённых реанимационных мероприятий состояние улучшилось, но говорить он не мог. На вопросы врача отвечал то горизонтальным, то вертикальным поворотом головы. Но потом состояние резко ухудшилось и Алексей, не приходя в сознание, скончался на операционном столе.
Даже те из преступников, кто не раз побывал в заключении, для кого тюрьма – дом родной, испытывают потрясение, когда слышат приговор суда. Кротов не был исключением. Узнав о смерти официанта от своего меньшего брата Николая, посланного в больницу пробить ситуацию, Саня сразу же скрылся из города.
В действиях Кротова имелась достаточная совокупность признаков умышленного убийства. Однако в нарушение требований уголовно-процессуальных норм о подследственности, собранные оперативным путём материалы по факту причинения смерти Лямину местная прокуратура передала в следственный отдел милиции с указанием о возбуждении уголовного дела об умышленном тяжком телесном повреждении, повлёкшем смерть потерпевшего.
Владимир Петрович Мыцык имел десятилетний стаж следственной практики. От Натальи Холенко и Жанны Карцевой ему удалось получить веские доказательства умышленного убийства официанта Кротовым Александром. Сразу же после допроса очевидцев происшествия Владимир Петрович принёс дело в прокуратуру. Но заместитель прокурора дело не принял и любезно попросил продолжить расследование в пределах вменённой ранее статьи УК. Будучи недовольным отказом принять дело, следователь ушёл восвояси.
Около горотдела он увидел Николая Гулия, которого уже ранее допрашивал по настоящему делу.
— Я к Вам, Владимир Петрович,- учтиво поздоровавшись, обратился Гулий,- и полушёпотом предложил отойти в сторону…
На следующий день они вдвоём приехали на «девятке» в условленное место за городом и старший брат подозреваемого Василий Кротов передал Мыцыку 7 тысяч долларов. Всего же по уговору должны были передать 15 тысяч в качестве взятки за прекращение уголовного дела о смерти Лямина «по реабилитирующим основаниям». «Будет шесть пункт два…»,- заверил бывалый следак. Но братья всё же решили передавать указанную сумму частями, так как опасались обмана со стороны опытного правоохранителя.
Во время описанных событий я расследовал два уголовных дела об убийствах в другом шахтёрском городе с небольшой по донбасским меркам численностью населения. Здесь происходили частые конфликты между противоборствующими группировками, нередко сопровождавшиеся стрельбой, из-за чего местные острословы стали называть свой городишко «Чикаго» по аналогии с американским гангстерским центром. Каждый день я засиживался в городской прокуратуре до ночи, не замечая, как бежит время. Как-то перед уходом с разрешения местного следователя я взял из кабинета нож с выбрасывающимся лезвием, не признанный криминалистами холодным оружием.
Утром я забрал из морга три тюка с одеждой потерпевших. Входившие в следственно-оперативную группу старшие оперуполномоченные отдела по борьбе с бандитизмом Сапожок С.Н. и Черногузов Н.П. пришли помочь мне в составлении протокола осмотра одежды, повреждённой пулями, калибра 7,62 мм, выпущенными убийцей из автомата Калашникова.
Кабинет следователя пропитался запахом крови и дымом табака. Старый коричневый шкаф был набит свёртками с окровавленной одеждой зарезанных, зарубленных и пострелянных людей. Рядом со шкафом громоздились еще четыре тюка с одеждой, перетянутые шпагатом, на которых виднелись бумажные бирки с указанием фабулы дела.
Двое понятых понуро смотрели на наше следственное действо. Я печатал на старой «Листвице» протокол осмотра. Клавиши и каретка постоянно заедали. Сергей Николаевич Сапожок, несмотря на свою сравнительную молодость, успел многое повидать на сыскной работе. Он разложил окровавленную одежду и, почти ползая по полу, измерял линейкой расстояние от одной пулевой пробоины до другой. Николай Петрович Черногузов недавно перевёлся в «бандитский» отдел УБОПа. Ранее он работал начальником местного ОБГСБЭП (ОБХСС). Он стоял с насупленным видом у приоткрытой входной двери и, зажимая нос рукой, монотонно повторял: «Ой, бля..! Ой, бля..!» Пренебрежительно-надменное поведение бывшего обехаэсесника меня раздражало. Хотя я старался сдерживаться. Шатко-валко, но мы с добросовестным опером закончили осмотр одежды. Я поблагодарил понятых за оказанное содействие и проводил их к выходу. Сразу же вынес постановление о проведении судебно-медицинской экспертизы. Уставший ждать Черногузов жалостливо простонал: «Василий Иванович, у меня уже в животе сосёт. Прямо сил нет терпеть! Пора бы и перекусить маленько!..». Я хотел сэкономить и купить сигарет. Но отказаться от общего застолья посчитал неудобным, к тому же, постоянные недоедания отражались
нудной болью в моём желудке. Решили перекусить в общаге, куда меня поселило местное милицейское начальство. Купив в продмаге бутылку водки, кольцо колбасы и буханку хлеба, мы расположились в моём спальном жилище. Лишь только Сапожок разлил в пластмассовые стаканы водку, как толстяк Петрович схватил колбасное кольцо и смачно откусил от него здоровенный кусок. Я достал из кармана нож, забрал у толстяка оставшуюся часть колбасы и стал резать её на мелкие кусочки. «Ух ты! Откуда такой мессер? — спросил, жуя, Петрович. Он напомнил мне директора дома престарелых из знаменитого произведения Ильфа и Петрова.
Взяв стакан с водкой, жестом приглашая вмазать и одновремённо желая подразнить Черногузова, я ответил: «Да, одного мента этим ножом замочили…Я его из шкафа с вещдоками в следственном кабинете взял… Надо же было чем-то колбасу и хлеб резать».
На середине моего ответа Петрович, широко открыв рот, стал выдавать остатки колбасы обратно из желудка. «Такому правоохранителю нельзя доверять охрану даже собачьей будки», — подумал я. В общем, застолье наше было смазаным, в чём Серёжа Сапожок не преминул меня упрекнуть. Петрович вдруг неожиданно быстро оправился и предложил проехать к нему домой на своей машине.
Долго уговаривать нас не пришлось и минут через двадцать мы уже сидели в квартире гостеприимного хозяина, где его уютно-домашняя жена умело накрыла стол на кухне. Мы, как говорится, оттянулись по полной. Правда в конце этого чудесного застолья, окончательно разговевший Петрович спросил у меня, мол, нравится ли мне такой отдых и какова моя оценка его гнёздышка. На это я искренне, не помышляя об обиде, ответил, что отдых такой и его жена мне очень нравятся, а вот если делать в «хатынке» обыск, то он будет долгим: уж слишком много всякого барахла (я имел в виду изрядное количество дорогостоящих вещей).
Потом Серёжа Сапожок незлобиво корил меня за неосторожность, так как Петрович больше нас к себе уже не приглашал, его явно обидела моя откровенность.
Ранее до областной прокуратуры я работал следователем в районной (примерно 80 тыс. жителей) прокуратуре областного центра. За последний год я закончил производством 24 уголовных дела, большая часть из которых была об умышленных убийствах. Почти через день приходилось выезжать на осмотры трупов. И мёртвые тела мне так примелькались, что однажды ночью я проснулся от кошмарного сна и мозг легко выдал рифмованные строчки:
«Я ночью проснулся от страха, — сон жуткий приснился мне.
Слышалась музыка Баха, я в морге лежал на столе.
Визгливо рыдала старушка, склонясь над моей головой.
Мне тоже хотелось плакать, — ведь я же лежал живой.
Плавно скользила мелодия, нежно трогая слух.
Девушка в белом халатике в морге гоняла мух.
Рядом лежали трупы, тела их были бледны.
Косо падал из окон свет желтоватой Луны».
Сняв гитару со стены, я взял простецкие аккорды, и озвучил этот бред в ритме Высоцкого. Как маятник бегал по полу кот Найс, в окно бил порывистый ветер. Грохот холодильника на кухне перемежался сипением воды в туалете. «Дур-р-р-дом!»-подумал я. И до утра уже заснуть не смог…
Вернувшись из командировки, в своём служебном кабинете я анализировал собранные в местном «Чикаго» материалы. Без предупреждения пришли начальник внутренней безопасности УВД области Иванов В.Е. и начальник криминальной милиции Комсомольского ГОВД Маленко А.В.. Они были возмущены отказом областного прокурорского начальства принять действенные меры в отношении взяточников. Дали мне посмотреть документы, собранные в порядке дознания, и сообщили об имеющейся у них аудиокассете с записью разговора в момент передачи 5 тысяч долларов следователю Мыцыку за прекращение уголовного дела о причинении смертельного телесного повреждения официанту Лямину. Прочитав оперативные материалы, я возбудил уголовное дело о получении взятки в особо крупном размере должностным лицом, занимающим особо ответственное положение. И произвёл выемку вещественного доказательства…
Классик Х1Х века Василий Капнист возмущался чиновничьим произволом: «Законы святы, но исполнители лихие супостаты».
Дело было трудным, но интересным. Для подстраховки все важные следственные действия я проводил с видеокамерой. И «супостат» с десятилетним стажем следственной практики, как ни изловчался уйти от ответственности, всё же был повержен.
Правда, меня до сих пор будоражат обстоятельства, каким-то образом связанные с этим делом:
женщина адвокат, защищавшая взяточника, на стадии ознакомления с материалами этого дела попала в психиатрическую больницу;
второй защитник на стадии рассмотрения этого дела в областном суде был арестован за мужеложство в отношении несовершеннолетних и впоследствии приговорён к 4 годам лишения свободы;
третий защитник, которого я предупреждал о странности нашего дела, вскоре после судебного разбирательства по этому делу был убит, получив от какого-то блатного кореша 11 ножевых ранений;
на Александра «Бекона» ещё два раза покушались и в четвёртый раз его всё же застрелили, когда он отдыхал за игрой в карты;
судья, рассмотревший это дело, несколько лет назад погиб в автомобильной катастрофе.
Бывший начальник внутренней безопасности областного УВД Иванов теперь служит в церкви священником, отпуская грехи покаявшимся. А бывший начальник городской криминальной милиции Маленко сделал головокружительную карьеру на выборочно-показательной борьбе с преступностью. Теперь он генерал, работающий в МВД на ответственном посту. Но в последнее время за какие-то неблаговидные дела его самого прессуют. Правда, это только слухи, распространяемые в Интернете.
Судьба! Или чёрт его знает…
(Ф.И.О. изменены)
Василий Татовцев, специально для «ОРД»