Все
французы, которые участвовали в избиении, прятаться не стали, это не советские
граждане, с охотой дают интервью и возмущаются поведением спецслужб.
Итак,
у Сюрте провал. Абсолютно непрофессиональный захват на глазах у всех и среди
бела дня. Конечно, не они били ребенка и хватали женщину за волосы, может это
был “пятый”, а может и “шестой”…
А.Ш. Мне
все-таки непонятно, почему французы “купились” на этой женщине? Вы
говорили, что подготовка операции шла почти год. Французы могли разобраться,
что этот “агент” бесперспективный, слежка не дает результатов…
А.П.
Во-первых, мы создали ей имидж несерьезной бабы. Однажды она уже пыталась
передать другому человеку какое-то письмо, была вызвана в полицию, наш посол
даже получил представление по этому поводу. Сотрудники посольства или члены их
семей не имеют права передавать что-либо частным лицам. Но все это тоже было
разыграно нами. Чтобы заинтересовать французов этой особой.
Правда, после этой операции в кафе нам пришлось отправить ее в Москву вместе с
мужем.
А все же какой красивый скандал! Эта операция по тональности не уступала
истории с захваченной яхтой и журналистом, переправленным в Ленинград.
А.Ш. А чем завершилась эта ваша последняя четырехгодичная командировка? Почему
вас отозвали?
А.П. Не меня отозвали, а я отозвался. До меня доходили слухи, что большие
звезды хотят присобачить. В 63-м, в конце. Я вылетел в Москву и сказал:
“Дорогие товарищи, хватит с меня. Я один раз ушел потому, что понял, что я
перегорел. Сейчас, пока я еще не совсем перегорел, лучше будет, если я уйду. Я
устал.
А.Ш. Вы могли уйти генералом, получить звезды — и в отставку?
А.П. Дали бы генерала — меня бы не отпустили. А я сознательно хотел уйти. Я уже
многому не верил. Я ведь ушел в 56-м году. Думал навсегда. Я тогда сказал
близкому человеку: “не гожусь”. Мне ведь еще тогда хотели штаны с
лампасами дать. Но в 62-м еще “оттепель” продолжалась. Помните,
сначала эренбурговская книга, через несколько лет “Один день Ивана
Денисовича”… Так что в начале что-то мелькнуло…
Но когда я оказался в том же кресле и в том же амплуа, я понял, что ничто не
изменилось. Я не хочу изображать из себя борца. Нет. Перебегать я не хотел, но
и участвовать в этих делах тоже. Понимаете, я с детства знал о своих корнях. А
у дворян измена не в чести. Сколько мне не доказывай, но человек, не помнящий
родства — это не человек. Мне было восемь лет, когда я первый раз открыл
иллюстрированную летопись русско-японской войны, и мама показала — вот твой
двоюродный дядя — капитан 1-го ранга Бухвостов, потомок Бухвостова, что при
Петре служил в Преображенском полку. Это создает особое восприятие мира.
А.Ш. Ну,
вот завершилась ваша служба, вы вернулись в Россию. Привычный для вас западный
мир оставлен. Не было чувства опустошения?
А.П.
Нет, чувства опустошения не было. Но было недовольство, что старый дуралей
попался на провокацию и поверил, что Советская власть, может быть, изменится.
А.Ш. А
после возвращения вы не активничали в парторганизации или ушли в сторону?
А.П. Вы
что, идиотом меня считаете? Я не из тех ветеранов, что бьют себя в грудь и
стараются занять какое-то место. Я в эти игры не играл никогда.
Не
делайте меня героем. Я просто увидел, что вместо “оттепели” начались
заморозки. И я отошел. Не хотел снегом задницу посыпать. Извините за выражение.
Я не идиот. Когда я в 56-м вернулся и узнал все…Правда, еще в 46 узнал, что
Пилляр, Шпигельглас расстреляны. А сейчас сидят Судоплатов и Эйтингон… Мне все
стало ясно. Мое счастье, что я уцелел в 37-м. Я ручаюсь, что если бы большая
часть таких, как я, уцелела бы в 37-м, они тоже в 46-м, 52-м и 53-м начали бы
уходить. Понимаете, когда делают из нас подонков… Мы не были такими. Эти люди
не типа, тех, что перебегали и выдавали себя за больших патриотов. Перебежчики
умнее нас были, потому что через десятки лет после нас служить начали. И что,
не понимали куда влезли? Но бегать, простите.
Венгрия
в 56-м, Чехословакия в 68-м, Тбилиси в 89-м — это звенья одной цепи. На пустом
месте ничего не возникает. Поэтому мы с женой после апрельских событий в
Тбилиси пришли в ЦК и партбилеты вместе с наградами на стол швырнули.
А.Ш.
Александр Петрович, попробуем сделать ужасное, но возможное допущение. 37-й год.
Судьба играет человеком. Вас отзывают, и вы попадаете на совершенно другую
должность в карательные органы. Вам надо арестовывать людей, вам отдается
приказ расстрелять… Что бы вы в то время делали?
А.П. Это
исключено. Все-таки умные люди были. Столько затратить на мою подготовку, а на
новую должность любой мясник подойдет.
А.Ш.
Нет, вам все-таки предложили. В органах честные порядочные люди тоже нужны. Я
уверен, что шли в органы и те, кто верил искренне, что они исполняют свой долг,
среди них были порядочные люди.
А.П. Не
знаю. Не ручаюсь, но, кажется на 80 процентов, не пошел бы. Если бы я знал в
37-38-м, что делается в нашем разведотделе, я не знаю, что бы я сделал… Я знал
этих людей. Я смотрел на них снизу вверх. Не думайте, что у нас все мясники
были. У нас же умные и хорошие люди были.
А.Ш. Но
вы знали о том, что происходит в России в 37-38-м. Как вы на все это
реагировали?
А.П. Я
считал, что это немецкая пропаганда. Не верил. Когда я в газетах читал о
расправе над Тухачевским, я не верил этому вначале. Как я мог поверить, что
Пузицкий Анатолий Александрович, которого я до сих пор глубоко уважаю и люблю —
предатель и враг народа?
А.Ш.
Вернемся к мирной жизни. Знаю, что у вас дом, семья: жена, сын, дочь, внуки.
Кстати, когда вы встретились со своей супругой.
А.П.
Женился я в 45-м, моя жена Татьяна Кузминична была тогда старшим лейтенантом —
командиром роты связистов при штабе оккупационных войск в Германии. Осенью
46-го мне было разрешено съездить в отпуск, и я впервые за 12 лет поехал на
родину. Две недели был у родителей жены в Кемерово, а потом к родителям в
Тбилиси. Мои родители вернулись в 45-м. Отец был назначен Председателем
комитета по руководству сельскохозяйственными учебными центрами Грузии, а мать
продолжила преподавание в университете. Квартиру дали другую. В 37-м в нашем
доме было 6 семей, из них 5, кроме нашей, были репрессированы. Отец сказал, что
не хотел бы туда. Там были его друзья. На кладбище жить не хотел.
А.Ш.
Когда родители вас навсегда оставили?
А.П.
Отец умер в 61-м, мать — в 63-м. Отец умер по собственной глупости. Физически
он был очень здоровый крепкий человек. Он продолжал работать, и был директором
научно-исследовательского совхоза “Удобное”. Имел борзых, по-прежнему
охотился. В 81 год перенес операцию аппендицита, а через три недели после
операции сел верхом на лошадь и поехал на охоту. Швы разошлись. Пока от совхоза
до города, а это 50
километров, довезли — умер.
Мать
тоже прекрасно себя чувствовала. Она зав. кафедрой иностранного языка в
Тбилисском университете работала, пока не образовался институт иностранных
языков. Они с отцом почти 60 лет были вместе. Она с горя умерла. Она не могла
без отца.
А.Ш. Чем
вы занимались после первого ухода из органов в 56-м году?
А.П.
Совершенно случайно нашел работу. Март 56-го. Я еще в форме ходил. Зашел к
брату своего товарища Гиголашвили, он директором Тбилисской киностудии был. А у
него сидит режиссер мультипликатор Вахтадзе и жалуется, что несколько
художников не могут “самоделкина” сделать. Помните, такой мультик
был. А я сижу рядом, беру карандаш и набрасываю. Вахтадзе бросил взгляд:
“Да он же художник! Пойдете ко мне работать?”. В то же день я стал
художником-постановщиком на первом из фильмов сериала о Самоделкине. Мой
“Самоделкин” — все двенадцать серий. “Свадьба соек” тоже
моя. Я народным художником Грузинской ССР был.
А.Ш. Вы
не задумывались, почему вам удался “Самоделкин” в отличие от других
художников? Нет? А я вот сейчас, мне кажется, понял это. У вас образование и
художественное, и техническое, но одного воображения мало. Главное, вы как
разведчик увидели суть явления, поняли задачу.
Глава 10
Уважаемый
читатель, то, что я предлагаю вашему вниманию не связано временными рамками,
сюжетом, а носит характер зарисовок, коротких интереснейших историй, которыми
так полна жизнь моего героя. Многие факты рассказаны ему его товарищами,
знакомыми, но все истории неожиданны, новы, тем более что многое из рассказов
самого Александра Петровича так и остается “за кадром”.
В
немецком госпитале после войны
Случилась
со мной интересная история. Правда, это не относится к моей непосредственной
работе, но характеризует атмосферу тех дней. В мае 45-го я заболел, у меня
поднялась высокая температура. Я находился тогда в городе Оксенфурт. Там были
большие лагеря с немецкими пленными, еще не эвакуированные американцами в тыл.
И был там большой немецкий авиационный госпиталь. Меня без сознания мои
сотрудники вместе с американцами затащили туда. Трое суток я находился в
немецком госпитале. Причем американцы их по-настоящему не охраняли. Ну, куда
раненые в пижамах денутся. Война уже кончилась, они в плену, а я, русский
офицер, вместе с ними. Смех и горе. Я лежал на втором этаже в отдельной палате,
за мной ухаживала сестрица-латышка, имени не помню. Все звали ее:
“Швестер, ало”. Симпатичная, я с ней даже флиртовать начал. В первый
день она обратила внимание, что палата у меня с отдельным входом, а часового в
коридоре нет. Она из тех латышек, которые служили у немцев в госпиталях. Они
тоже считались пленными, но, по-моему, обслуга лагерей в Союз не вернулась. Так
вот я с летчиками в шахматы играл. Летчики смеялись: “Вместе с нами
русского полковника в плен забрали”. Отношение было очень
доброжелательным.
Как
Новотного сбили
Справка.
Вальтер Новотный (1921-1944), немецкий летчик-истребитель. Уничтожил 258 самолетов
противника, из них 255 на Восточном фронте.
Помните
у Симонова в “Живые и мертвые” эпизод, когда 9 “ТБ-3”
сбили. Это эпизод с Новотным. Шел он со своим напарником и увидел
“лихую” 9-ку “ТБ” — скорость 220 км.
Вы
знаете, каких говеных летчиков наши выпускали второпях. Ну, вот их немцы и
сбивали сотнями. Немцы же даже в 45-м году не выпускали в бой, если не было 100
часов летного времени, а у нас 3-4, максимум 10 часов и на фронт…
Новотного я с десяток раз видел своими
глазами. Классные летчики, как правило, за самолетами сами являются. Это были
особые люди. Вот он и прибыл в Регенсбург получать свой самолет. У Новотного
был свой особый опознавательный знак: на хвосте, как обычно, свастика, а на
бортах бубновый туз и кошка поперек. Перед получением самолета, сам видел,
малевали на моих глазах. Сбили Новотного случайно. Мне потом наши летчики
рассказывали.
Так вот,
шел Новотный обратно. С охоты. Вдруг навстречу наш самолет. И вот наш Ванька,
новый летчик, не знает, что если видишь эту кошку, надо тикать. А у Новотного,
видимо, горючее на исходе и боеприпасов чуть-чуть. А наш его увидел: “Ах
ты е…я кошка…” А у него второй или третий вылет — на шестом сбили.
Новотный, вероятно, посмотрел и внимания не обратил: не полезет один русский в
атаку. Знают все на этом участке фронта “кошку”. А этот подлец к
нему, дал очередь и — сбил. Прибыл наш домой: ” Братцы, я странного немца
сшиб. Понимаешь, он даже от меня уходить не стал. Я выхожу в атаку, а он идет
себе спокойно”.
Этот бедный
летчик, который сбил Новотного, умер под общий смех своих товарищей: никто ему
не поверил. Потом, когда обломки самолета Новотного были обнаружены, ему
посмертно орден Ленина дали.
Как
Ленин, Сталин, Каганович и Молотов Гитлеру помогли
Знаете,
за что Папанин вторую звезду Героя Советского Союза получил? За то, что вывел
Северным морским путем вокруг всей северной территории СССР в Тихий океан
тяжелый немецкий крейсер “Адмирал Шеер”. Это после пакта
“Молотов-Риббентроп” уже в 1940 году. Союз же во всем немцам против
Запада помогал. Немцы хотели в Атлантику прорваться, чтобы на морских
коммуникациях английские корабли топить. Решили долгим, но надежным путем
пройти туда. Немцы умные, в Тихом и Индийском океанах крейсер себя тихо вел.
Шел под чужими флагами. Только когда до Атлантического добрался, стал
англичанам пакостить. А в 1942
г. вновь по знакомым местам пошел. Почему он неплохо
действовал в наших северных районах? Потому, что хорошо изучил в 1940 г. всю акваторию
северного морского пути. Весь смех в том, что в 1940 г. его 4 наших ледокола
от Мурманска до Маточкиного шара вели. А ледоколы-то были: “Ленин”,
“Сталин”, “Каганович”, “Молотов”. В этом примере
вся политика наша.
Комментарий
27.
25
августа 1942 г.
советский ледокол “Сибиряков” в Карском море встретился с крейсером
“Адмирал Шпеер”. На требование о сдаче моряки под командованием
капитана А.А. Качаравы и замполита М. Элимелеха ответили огнем 2-х 76мм и 2-х
45мм пушек. Ледокол погиб в неравном бою, успев предупредить о появлении
немецкого корабля на Северном морском пути. “Адмирал Шеер” обстрелял
остров Диксон, потопил несколько советских грузовых пароходов и барж. Всем этим
мы обязаны И.Д.Папанину.
Справка.
Папанин Иван Дмитриевич (1894-1986), полярник, доктор географических наук,
контр-адмирал, Дважды Герой Советского Союза. В 1937 г. получил звание Героя
за руководство 1-ой дрейфующей станции “Северный полюс”. В 1939-1946
гг. начальник Главсевморпути. В 1940
г. вторично удостоен звания Героя за выполнение правительственного
задания особой важности. Теперь понятно, о каком задании шла речь.
Тайна
капитан-лейтенанта Митянина
Если
будете смотреть фильм “Адмирал Нахимов” обратите внимание, с чего он
начинается: “Дважды Герою Советского Союза капитан-лейтенанту Митянину
посвящается этот фильм”. Фильм, по-моему, вышел в 44-м году. Митянин был
командиром батареи на Малаховом кургане. Получил звание Героя. В бою был тяжело
ранен, потерял руку и попал в плен. Думали, что он погиб и наградили второй звездой
посмертно. А он три года пробыл в немецких инвалидных лагерях. Выжил, оказался
в фильтрационном лагере. А в 45-м привезли в Германию этот фильм и крутили в
лагерях для репатриантов. Смотрит, во-первых, узнает, что он дважды Герой,
во-вторых, что ему фильм посвящен. А он все годы плена под другой фамилией был.
Направился в СМЕРШ этот человек, с одной рукой и на костыле. А там сидят
выпившие товарищи. Он говорит: “Вы картину смотрели, товарищ майор? Я
Митянин”. Майор: “Ты что, ох-л? Иди проспись”. Выгнали его. Он
пришел в барак, перерезал себе вены. Похоронили.
Москва.
Сталин, как вы знаете, любил кино смотреть. Смотрит “Адмирала
Нахимова”. Сидят с ним некоторые товарищи. Товарищ Серов среди них. А
товарищу Серову не нравится товарищ Абакумов — начальник СМЕРШ.
Справка.
Серов И.А.(1905-1990) — с июля 1941г. по 1946 г. — зам. наркома внутренних дел СССР.
И когда
у Сталина вырывается: “Эх, жаль, что такой человек погиб!” А Серову
уже его доносчики все донесли. Серов говорит: “Он остался жив, но погиб
при странных обстоятельствах. Во время репатриации покончил собой”. Ну,
товарищи из другого ведомства встали за себя. А товарищ Сталин дал команду
найти близко знавших, установить обстоятельства смерти и наказать виновных. Все
было исполнено, и весь СМЕРШ второй ударной армии полетел. Причем, некоторые
офицеры, которые и знать ничего не знали, срока получили. А того майора не знаю
куда дели.
Комментарий
28.
Сегодня
в фильме “Адмирал Нахимов” посвящения нет. Среди Героев Советского
Союза капитан-лейтенант Митянин в официальных изданиях не значится. В
литературе об обороне Севастополя не упомянут. Все мои попытки узнать, что-либо
о Митянине окончились безрезультатно.
Удалось
только разыскать сведения о 111-й (с марта 1942-го — 701-я) морской
артиллерийской батарее, которой командовал ст. лейтенант, позднее
капитан-лейтенант А.П. Матюхин. Батарея была установлена на Малаховом кургане.
1 июля 1942 г.
последние защитники Малахова кургана, выведя из строя орудия, покинули курган.
Однако никаких сведений о судьбе капитан-лейтенанта А.П. Матюхина, о присвоении
ему звания Героя Советского Союза, о посвящении ему фильма у автора нет.
Вероятно, Александр Петрович мог ошибиться, назвав похожую фамилию.
Шведская
история
В годы
войны в Швеции оказалось достаточно много советских моряков, несколько десятков
бывших военнопленных, которым удалось пробраться на шведские корабли и таким
образом попасть в Швецию. Все они были интернированы. Проторчали там до конца
войны и катались, как сыр в масле.
Комментарий
29. Кроме того, что по отношению к интернированным соблюдались все
международные конвенции и соглашения, они жили в атмосфере доброжелательности и
любви в полном смысле этого слова. Советский резидент в Стокгольме 1944-1945
гг. Е. Синицын в своих воспоминаниях пишет, что в шведской печати появились
статьи о том, что “женщины из высшего общества Швеции снимают дачи вокруг
лагеря интернированных советских офицеров-моряков и под предлогом работы по
дому приглашают их для любовных дел”. Старший по лагерю в беседе с
Синицыным подтвердил подобные случаи. Посол Советского Союза “А.М.
Коллонтай не осуждала советских моряков за их интимную связь с женщинами,
считая последних виновниками в этом”. Е.Синицын. Резидент свидетельствует.
М.,1996, с.173-175
Кончилась
война, и они с полными чемоданами и в галстуках вернулись на родину. Встретили
их в Ленинградском порту и отвезли в “гостиницу”, которую они, по
советским понятиям, заслужили. Влепили им всем без суда 10 лет и 5 лет
поражения в правах.
В 48-м
или 49-м в западной печати просочились сообщения, что эти товарищи, которых
“в Швеции берегли и ласкали”, вместо того, чтобы попасть домой,
“во глубине сибирских руд” находятся. Что делать? Тогда у нас в
органах еще умных людей хватало. Собрали этих “шведов”, 2-3 месяца
кормили-поили, придали им такой вид: человек с курорта приехал! Потом надели на
них хорошие костюмы и устроили в Ленинграде пресс-конференцию, пригласив всю
западную сволочь, как мы говорим. Пригласили и сказали: Когда люди прочли ваши
гнусные домыслы, они на свои деньги из разных мест приехали, чтобы опровергнуть
вашу ложь.
“Вы
где живете?” “Я — в Сибири”. “Вы?” “На
Кавказе”. “А вы?” “Я на Украине”… Корреспонденты
смотрят: сидят ряшки, в галстуках, развалившись… Честным людям невдомек, что
могут в Союзе учудить. Словом — западные корреспонденты ушли оплеванными. А с
этих костюмчики содрали и обратно в зону.
Индюшки
Сталина
Сталин
любил, если можно говорить о любви Сталина, некоторых артистов. Своих любимцев
он приглашал к себе на дачу, где он выпивал со своими холуями. В число любимцев
входили Чиаурели и Верико Анджапаридзе. И вот Чиаурели рассказал мне, что во
время одной из таких встреч Сталин обратился к нему: “Миша, ну расскажи
обо мне какой-нибудь анекдот. На самом деле все анекдоты, которые я знал, я ему
уже рассказал. “Батоно, не могу рассказать”. “Тогда я тебе
расскажу, слушай”, — говорит ему Сталин. “Пришли ко мне министры и
спрашивают: “Товарищ Сталин, колхозники в разные стороны разбегаются. Не
хотят жить вместе. Что делать?” А я им говорю: “Дураки! Вы знаете,
как индюшек зимой держат, чтобы они не разбежались? Выщипывают грудь и живот.
Холодно будет — друг к другу прижмутся”.
Пленные.
“Микадо приказал…”
Приходилось
бывать мне в 1955-м в Анжеро-Судженске Кемеровской области. А там шахты,
стекольный завод. Еще химия какая-то. Там целый лагерь-городок вырос. Жили
бывшие власовцы, казачки, выходцы из России, бежавшие после Гражданской войны и
обманутые Сталиным после 45-го. До 55-го года работали там и военнопленные:
немцы и японцы. На большом стекольном заводе работали немки-эсэсовки. Зашел по
делам в горбольницу. Вдруг забегали красные фуражки. Привезли в больницу немку:
плохо ей в цеху стало. Мне интересно. Показал я вертухаю-лейтенанту свои
документы, меня к ней и пропустили. Зашел в палату, я в штатском был, конечно.
“Гутен таг фройлен и т.д.” Она из Мекленбурга оказалась.
Расплакалась: “Вы, наверное, немец?” Я успокоил ее, сказал, что их
скоро отпустят. Их действительно через пару месяцев отпустили.
Там же с
японцами приключилась история. Они с 45-го в угольных шахтах работали. Японцы
сразу же заявляли, что они не военнопленные: “Нам Микадо приказал положить
оружие — мы положили. Нам Микадо приказал отработать — мы отработаем”.
Они
хорошо работали. Но никаких процентов больше своей нормы, сколько им ни
предлагали, не делали. В шахтах смена заканчивается в 4 часа дня. В 6 часов
утра японцы спустились, в 11 часов поднимаются на гора — норма выполнена. Сколько
их не умоляли: “поработайте еще”. Нет, ни за что. Кормили их
продуктами, которые доставлялись из Японии, рисом в основном. Однажды вместо
риса привезли гречку — они отказались работать. Офицеров среди них не было,
только сержанты. Строили их и так и этак. Сказали — в лагерь отправят. Но ведь
рабочая сила в шахтах нужна — своих не хватало. Но нашлась среди них одна сука,
которая сказала: “Приведите хоть одного лейтенанта, но японского, все
будет в порядке”. Привезли, выстроили два батальона японцев, вылез из
машины лейтенант, поздоровался, потом приказал сержантам выйти вперед. Сержанты
вышли. Лейтенант прошелся вдоль строя, влепил всем сержантам пощечины, затем
приказал встать в строй и скомандовал: “В шахты!” И пошли. Забыли,
что гречка — это не рис. Вот она — психология послушания.
От Кубы
— до кладбища в Тбилиси
Был у
меня хороший знакомый Михаил Саркисов. Наполовину армянин, наполовину грузин.
Старые Саркисовы — это аристократическая фамилия. В 61-м году он капитаном 2-го
ранга попал на Кубу. А через год, помните, “карибский кризис”. Словом
приказали за 6 дней демонтировать. Мишка справился, поседел за эти дни, а через
неделю получил инфаркт. Он эти ракеты устанавливал, и он же командовал
демонтажем.
Капитан
2-го ранга сразу превратился в капитана 1-го ранга, а через 6 месяцев в
контр-адмирала. Почему? Да потому, что он спас нас от войны. Американцы
прилетели фотографировать — нет ракет. А то, что за 6 дней можно демонтировать,
рискуя взорвать весь мир, в Москве это они себе не представляли. Проходит еще
полгода, и Мишка уже вице-адмирал и начальник штаба Тихоокеанского флота —
самого мощного, если не считать Северный. А через 4 месяца Мишка умер от
инфаркта. Хоронить повезли в Грузию, в Тбилиси. На одном самолете летит
Мишка-покойничек и сопровождающие его офицеры — 28 человек, на другом —
полсотни человек — почетный караул морской. Прилетели в Тбилиси.
Я вам
сейчас нехорошие вещи скажу, но, что поделать, — это мой друг. Самолет
несколько раз тряхнуло. Мишка в гробу весь располосованный был. Вскрыли гроб,
он весь залит сукровицей. Пришлось гроб менять, его переодевать. Там рядом
слабонервные товарищи, которых тошнить начало. Я и его двоюродный брат и
несколько женщин, в том числе моя жена, всю войну прошла — крови не боялась,
обмыли его, переодели. Поставили гроб в Доме офицеров, почетный караул, а
кладбищенский директор рыть могилу не хочет. Справку о смерти забыли во
Владивостоке взять. Кинулся я к начальнику Тбилисского гарнизона. А им был
генерал-лейтенант Драгунский, да-да, тот самый. Так я с ним познакомился.
Встретил он меня настороженно, но когда я отрапортовал и доложил в чем дело,
сел он со мной в машину и прибыл на Тбилисское кладбище. Появился директор, а
Драгунский ему: “Сейчас я вызову караул и живьем закопаю тебя в могилу,
которую ты сам выроешь. Понял?” Директор все понял. Так мы Мишку и
похоронили.
Но от
Чукотки до Габона Красная Армия всех сильней
В 60-м
году французская колония Габон стала независимой республикой. Понятно, что
большевики сразу стали охмурять новое руководство. Инструкторов туда послали,
начали слать оружие, чтобы дрались с капиталистами. И вот, что мне рассказал
один из наших военных инструкторов. “Направили в Габон несколько десятков
советских танков. Правда, не новых моделей, а Т-44. Прибыл транспорт в порт
Жанет. Разгрузили контейнеры. Сняли с первого контейнера обшивку, гляжу: меня
чуть инфаркт не хватил — танки белого цвета. Почему? А все потому, что в конце
40-х, начале 50-х, то ли мы готовились Аляску завоевывать, то ли Чукотку от
американцев защищать, словом — выпустили 2-3 батальона танков специального
назначения для работы в условиях жесточайшего холода. Лет 15 они где-то
простояли, на Аляску мы не полезли, американцы к нам тоже не пришли, а тут
случай подвернулся сбыть старье. Представляете, мотор рассчитан на работу в
условиях до (-50) — в полярных условиях. Внутри все утеплено, каждое место для
члена экипажа с индивидуальным обогревом. Даже затвор пушки и тот обогревается,
чтобы пушка при такой температуре не отказала, и заряжающий случайно руки не
приморозил.
Намаялись
мы с этими танками. Обратно не пошлешь. Несколько месяцев всякие утеплители
снимали, переоборудовали, мотор переналаживали, а потом и танки перекрасили.
Правда, все это зря. Они с Францией, а не с нами дружить стали”.
(продолжение
следует)
Арон
Шнеер, http://berkovich-zametki.com