Государство непосредственно не может вмешиваться в хозяйственную деятельность субъектов права собственности.»
(Приговор военного суда Центрального региона Украины от 30.01.98 года).
То, что задача следствия состояла в игнорировании положений законодательства Украины, элементарной логики и доказательств, достоверно свидетельствующих о правах “Нового поколения” на эту технику, понятно. Но почему Кравчук так настойчив в своих суждениях, зная в деталях от меня и В.Шмелева всю историю поступления “спецтехники” в Центр содействия Президенту Украины? Если человек не помнит, — так и говорит. Ничего предосудительного в этом нет. Остается предполагать, что государственный муж, почти три года руководивший страной с пятьюдесятью миллионами жителей, добросовестно заблуждался. В противном случае стоит вопрос о даче ложных показаний, совершенно иных мотивах и ответственности.
«Питання: Яке рішення щодо спецтехніки приймалося після президентських виборів 1994 року і ким конкретно? Які вказівки при цьому отримав від Вас Паливода?»
Этот вопрос следователя содержит указание времени рассматриваемого события – после президентских выборов (июнь 1994 года). Не так сложно определить статус участников процесса и их отношение к “похищенному” имуществу на тот период времени. Согласно п.20 Положения “Центр може бути реорганізовано або ліквідовано розпорядженням Президента України за погодженням з Генеральним директором Українського фонду “Нове покоління”. 8 июня 1994 года Кравчук подписал Распоряжение № 61/94-рп о ликвидации Общественного координационного Центра содействия Президенту Украины. Центр прекратил свое существование, а я перестал быть его Уполномоченным распорядителем. Результаты выборов 1994 года уже никакого значения не имели. Ни Кравчук, ни кто-либо другой не имел оснований принимать решения или давать мне какие-либо указания в отношении имущества Центра. Тем не менее в ходе следствия Леонид Макарович утверждал обратное.
«Відповідь: Паливода одержав доручення діяти у відповідності з Положенням. Він мені доповідав, що діятиме саме так.»
Потерпев поражение на выборах, Кравчук перестал быть моим руководителем. Президентом Украины и прямым начальником УСО стал Леонид Данилович Кучма. Поэтому никаких поручений или указаний от Кравчука я не получал и не мог получать, так же как не мог ему о чем-либо докладывать. Но вопрос дальнейшего пользования имуществом Центра оставался открытым. На это я неоднократно обращал внимание следствия.
Распоряжение имуществом Центра было моим гражданским правом, а не обязанностью. В моем распоряжении находилось и другое имущество Центра, но прокуратура не обвинила меня в том, что я его не передал в СБПУ или другому лицу! Почему? Если уж выдвигать абсурдные обвинения, то даже в этом следует быть последовательными. Более того, игнорируя права собственника, руководство УГО и его сотрудники пользовались “спецтехникой” даже тогда, когда шло следствие, а я находился под стражей якобы за нанесение ущерба государству (УГО).
Но вернусь к реакции Кравчука на элементарно простые вопросы следователя.
«Відповідь: Деталі я не пам”ятаю, але наголошую, що Паливода мав вказівки діяти у відповідності з Положенням про Службу безпеки Президента України.» (Протокол допроса свидетеля Кравчука Л.М. от 14.01.97 г., том №8, лист дела 24-28, произвел руководитель. следственной группы Бейкун Л.А.)
То, что Кравчук не помнит детали событий более чем трехлетней давности, вполне естественно, но зачем настаивать на том, чего не было и быть не могло?
Как Леонид Макарович мог указать мне в 1994 году действовать в соответствии с Положением об СБПУ, если в июле 1993 года я был уволен из СБПУ и возглавил им же созданное Управление специальных операций МО Украины? При этом я по-прежнему оставался Уполномоченным распорядителем и руководствовался Положением о Центре, а это совершенно другой характер правовых отношений, не предусматривавший какие бы то ни было действия по указанию Президента Украины.
После такого «невмешательства» Кравчука в ход следствия я провел в СИЗО еще один год. Прокуратура была уверена в своей победе. Кто же станет опровергать мнение Президента Украины, пусть даже бывшего? На тот период времени я еще не знал об этих показаниях, но изменения в поведении членов следственной группы ощутил сразу. Целый год я терялся в догадках, строил предположения, пока перед самим судом лично не ознакомился с ними. Мое состояние сложно передать словами. Первый вопрос был «почему?». Если бы эти показания появились сразу после моего ареста, было бы понятно, что Кравчук боится моих «откровений» и стремится как можно дольше руками прокуратуры продержать меня в изоляции. Но прошло полтора года с момента моего ареста. За это время предполагаемый скандал не разразился, никто из-за меня арестован не был, никто не был помещен в соседнюю камеру. Я вообще отказался от участия в каких-либо следственных действиях. Мое молчание было очевидно!
Второй вопрос, буквально провертевший мне дырку в голове, — «зачем?» Ответы на эти и другие вопросы может дать только сам Кравчук. А он не делал этого ни после моего выхода из СИЗО, не делает он этого и сейчас.
С такими мыслями и настроением я шел на суд. После 2,5 лет пребывания за решеткой я не рассчитывал на объективный подход и готовился к худшему, — правовому беспределу. Страшен не суд и не предательство вообще, страшно разочарование в близких тебе людях и неверие в правосудие, справедливость. Возможно ответ на вопрос «что есть добро?» существует, но не на нашей грешной Земле.
«Когда же начался суд, то я, как законопослушный гражданин, выступил на нем свидетелем и охарактеризовал полковника Паливоду объективно – исключительно положительно.» (Интервью Л.Кравчука, «МК» 14-21 мая 1998 г.)
Действительно, суд дал должную оценку происходящему. На нем Кравчук, как «законопослушный гражданин» наконец признал, что я действовал в отношение «спецтехники» как Уполномоченный распорядитель Центра, а не воинское должностное лицо.
«При ликвидации Центра содействия Президенту Украины он (Кравчук) вместе с Вакуленко, Лобанем и Паливодой решал вопрос о судьбе имущества, находящегося в Центре. При этом он, свидетель, не уточнял кому необходимо передать спецтехнику, однако полагал, что Паливода, как Уполномоченный распорядитель Центра, поступил в этом случае в соответствии с Положением о Центре.»
(Приговор военного суда Центрального региона Украины от 30.01.98 года).
Не могу утверждать, что в данном случае вывод суда соответствует действительности. Ни Вакуленко, ни Лобань никогда не принимали участия в решении вопросов о судьбе имущества Центра. Они к этому просто не имели никакого отношения. С Леонидом Кравчуком еще до ликвидации Центра обсуждалась возможность передачи аппаратуры на баланс компанией «Слід і К», что позволяло решить вопрос ее дальнейшего технического обслуживания. Сотрудники СБПУ и УГО пользовались этой спецтехникой безоплатно, но кто-то же должен был ее обслуживать, ремонтировать, покрывать расходы на ее содержание и т.д.?
Почему сразу Кравчук не сказал, что я действовал не как воинское должностное лицо и что государство к этому имуществу не имеет никакого отношения? Несоответствие показаний в суде и ходе предварительного следствия Кравчук попытался объяснить тем, что неправильно понимал значение слова «спецтехника».
«В заключении свидетель Кравчук Л.М. заявил, что под спецтехникой, о которой ему докладывали Вакуленко и Паливода, он, как гражданский человек, понимал какое-то специальное вооружение (пистолеты, автоматы) и поэтому считал, что она не может передаваться в коммерческие структуры.» (Приговор военного суда Центрального региона Украины от 30.01.98 года).
Какая наивность. Я, Шмелев и Вакуленко докладывали Кравчуку о поступлении радиостанций (индивидуальных и мобильных), металодетекторов, фонарей, солнцезащитных очков с задним обзором, обнаружителей взрывных устройств и прочей технике. Все это Леонид Макарович видел в работе сотрудников СБПУ каждый божий день! Об этом имуществе неоднократно писалось в прессе. Как в таком случае Кравчук вообще мог рассуждать о назначение имущества, суть которого ему была не известна? Еще допустимо, если такое происходит на страницах газет, но в суде… .
По этому поводу уместно привести выдержку из статьи «Киевских ведомостей» от 28 октября 1997 года «ЛЕОНИДА КРАВЧУКА ВЧЕРА ДОПРАШИВАЛИ КАК СВИДЕТЕЛЯ»:
“… — маловероятно, чтобы и тогда, и сейчас Леонид Макарович слабо себе представлял, что “спецтехника от Глобал Технолоджи Интернешнл Инкорпорейтед” – это не оружие, не пистолеты какие-то особые, а аппаратура, предназначенная совсем для других целей. По крайней мере не для стрельбы.”
Наверное нужна веская причина, чтобы солнцезащитные очки, радиостанции, электрические фонари и металодетекторы считать каким-то специальным вооружением.
После оправдательного приговора 30 января 1998 года я еще пытался себя убедить, что Кравчук просто добросовестно заблуждался. Думалось «вот встречусь и все сразу прояснится». Спустя несколько месяцев состоялась наша первая встреча. Мы встретились в кабинете Леонида Макаровича в здании Верховного Совета Украины и продолжили разговор во внутреннем дворике Парламента. Проинформировав Кравчука о некоторых «пикантных» подробностях, интересовавших следствие, я не услышал ни одного вопроса о своем здоровье, семье или планах на будущее. Передо мной сидел Кравчук, но совершенно другой. Не этому человеку я посвятил 4 года своей службы. Этого человека я не знал, не понимал и ничем ему обязан не был. Кравчук с трудом скрывал свое раздражение, отсутствие интереса к моей персоне и обсуждаемым вопросам. Все происходило так, будто я только вчера вернулся из отпуска в Швейцарии, а не пережил арест в Венгрии, два суда и почти три года пребывания под следствием в СИЗО СБУ. Как будто не было показаний Президента в суде и оправдательного приговора. Кравчуку опять что-то мешало. Что на этот раз?
Вопрос: Какие отношения связывают Вас с Л.Кравчуком сегодня?
Последний раз я общался с Леонидом Макаровичем лет шесть назад. Речь шла о некоторых проектах в Федеративной Республике Германии. Кравчук выслушал мое предложение и никак не отреагировал. С тех пор у меня не возникало желание видеть этого человека. Не потому, что такие встречи обоюдно неприятны, а потому, что сегодня нас ничего не связывает. Служить живым укором кому-то, обязанному тебе своей жизнью и благополучием, в том числе семейным, — не легко. Лично я от этого никакого удовольствия не испытываю.
В 1992 году, когда вновь всплыло дело «Стрешинский + 8», возникло достаточно предпосылок встретиться с Леонидом Макаровичем еще раз. О таком развитии событий я предупреждал еще в 1998 году во время нашей первой «беседы» после моего освобождения. Но угроза очередного политического скандала не заставила Кравчука переступить через свое «я». Вынужден же был со мной общаться г-н Е.Марчук. Хотя ни ему, ни мне удовольствия это не доставляло.
Повторю еще раз. С Президентом Украины Л.Кравчуком меня связывает 4-е года чрезвычайно насыщенной жизни. Но с гражданином Л.Кравчуком меня ничего не связывает. О каких отношениях можно говорить после стольких лет забвения?
Вопрос: С Леонидом Макаровичем понятно, но неужели от Вас все отвернулись, и Вашей семье некому было помочь?
Я этого не говорил. Помощь бывает разной, в зависимости от того, в чем человек нуждается. После ликвидации УСО я и личный состав Управления, нуждались в трудоустройстве. Уровень профессиональных качеств сотрудников был хорошо известен в Вооруженных Силах, правоохранительных органах и специальных службах не только Украины. Но на Банковой решили по-своему. Вокруг Управления создался вакуум. Это почувствовали не только мы, но и руководители тех государственных органов, которые выразили готовность забрать в свой штат личный состав УСО. Дольше всех в таком стремлении «продержался» начальник Штаба гражданской обороны Украины В.Ф.Гречанинов. Еще в 1993 году мы с Виктором Федоровичем неоднократно обсуждали перспективы использования возможностей УСО в мирное время, в том числе в спасательных операциях. Не удивительно, что в сложившейся ситуации я обратился именно к нему. Были согласованы должности и поименный состав, подготовлены соответствующие распоряжения и … Финал был предопределен заранее.
В Венгрию я приехал тоже не на пустое место. За несколько лет знакомства с руководителями американской компании «IBE Trade Corp.» господами А.Ровтом и И.Паком у нас сложились приятельские отношения. В Будапеште компания имела свое представительство. Там меня и «взял» венгерский ИНТЕРПОЛ.
В Черкассах жил и продолжал службу в территориальном органе СБУ друг нашей семьи, который не поменял принципы на служебную карьеру. В течение всего периода моего нахождения за решеткой он испытывал давление со стороны своего руководства. Александра пытались заставить дать показания против меня. В связи с этим он решил написать рапорт об отставке с указанием причины. Отставку не приняли.
Весной 1995 года в Будапешт не побоялся приехать с женой и сыном еще один мой хороший знакомый. Мы провели вместе целый день. Он привез последние новости и предупредил о возможных намерениях правоохранительных органов Украины. Я и без того знал, что тучи над моей головой сгущаются. Андрей предложил посильную помощь, но в сложившейся ситуации это означало подставить и его под удар украинской Фемиды. Я поблагодарил и отказался. Судьба этого человека связана с одной историей, характерной для развития «металлического» бизнеса Украины и России начала 90-х годов. С появлением АГ «Украина» связаны попытки монополизации не только украинского рынка производства минеральных удобрений, но и металлопродукции. Главную роль в этом бизнесе тогда, как и сейчас, играл донецкий регион. Если помните, в то время разборки между конкурентами часто заканчивались трагически. В конце 1993 года к процессу производства нашего металла и выходу Украинских предприятий на мировой рынок стали проявлять повышенный интерес спецслужбы России. Были попытки поделить сферы влияния, но с россиянами сложно договариваться не только сегодня. В это время в одном южном городе под прикрытием сотрудников ФСБ России состоялась встреча, на которой решалась судьба особо активных участников этого бизнеса: кого оставить, а кого «убрать». Как ни странно, но многое происходило именно так, как это показано в телевизионных боевиках. Мне случайно (благодаря профессиональному интересу к деятельности АГ «Украина» и «SЕABECO») удалось получить доступ к «убойным» спискам и исключить из них Андрея. Большего я сделать не мог. Его партнер по бизнесу был убит в родном городе с характерным выстрелом в голову. Когда я попытался установить заказчика, ниточка привела в Россию. Последовал предупредительный звонок. Мне однозначно дали понять, что погибший не являлся объектом моей профессиональной деятельности. С этим нельзя было не согласиться. Уровень осведомленности звонившего не оставлял никаких сомнений в причастности к этому специальных служб. Может сложиться впечатление, что Андрей приехал в Будапешт и встречался со мной исключительно из чувства благодарности. Такое предположение было бы справедливо, если бы не одно «но». Андрей не знал тогда и не знает сейчас о моем участии в его судьбе.
Эти примеры говорят о том, что поведение людей зависит не только от сложившихся обстоятельств, но и жизненных принципов, которыми они руководствуются на практике. Каждый, кто принимал участие в моей судьбе (друг, приятель, сослуживец, сосед или незнакомец) ставил под угрозу свое будущее, карьеру, семейное благополучие. Они не занимали высоких государственных постов, но от этого степень риска не была меньше. Потерять близкого человека одинаково больно как для главы государства, так и слесаря-водопроводчика. Должностное положение или социальный статус при этом не играют никакой роли. Подлецом может быть не только водитель …
Вопрос: Сложилось впечатление, что некоторые люди играли в Вашей жизни особую роль. Я имею виду г-на Бергельсона.
Сказать, что это так, все равно, что ничего не сказать. Мое знакомство с г-ном Бергельсоном относится к началу 1992 года. В то время Борис Яковлевич представлял немецкую финансово-строительную компанию «DYWIDAG» (Dyckerhoff &Widmann AG) из Франкфурта на Майне. Компания выразила готовность инвестировать в Украину значительные средства для строительства офисных и жилых объектов в г.Киеве. Тогда эта тема в Украине была в зачаточном состоянии. Как должностное лицо, я рассматривал знакомство с г-ном Бергельсоном как не совсем случайное. Косвенные данные указывали на его возможную причастность к деятельности спецслужбы одного государства, но доказательств этому получено не было. Несколько раз в шутливой форме Борис Яковлевич сам поднимал этот вопрос, но никогда не переходил грань, порождающую настороженное внимание.
После провозглашения независимости и признания Украины самостоятельным государством, встал вопрос о создании необходимых условий для деятельности в Украине иностранных представительств. Речь шла о посольствах, представительствах крупнейших международных финансовых и торговых организаций, всемирно известных компаниях. Во времена существования СССР все эти представительства находились в Москве. К середине 1992 года большинство посольств стран, признавших независимость Украины, ютились в гостиницах (уровень нашего постсоветского гостиничного сервиса всем известен), частных квартирах и довольствовались сомнительной арендой. Министерство иностранных дел Украины постоянно ставило этот вопрос перед высшими органами исполнительной и законодательной власти так как он был непосредственно связан с открытием наших дипломатических миссий за рубежом, авторитетом государства и возможностью осуществления внешней политики. Украина стала «сползать» к категории стран с неблагоприятным внешнеполитическим и экономическим климатом. Одно дело заявлять во время официальных визитов или с трибуны Верховного Совета о стратегическом партнерстве и совсем другое – создавать для этого необходимые условия. Россия искусственно затягивала решение вопроса по разделу имущества за рубежом, и нам приходилось рассчитывать исключительно на собственные силы.
Несколько встреч с г-ном Бергельсоном и ряд проверочных мероприятий подтвердили серьезность намерений немецкой компании. Речь шла о нескольких млрд. DM, что само по себе являлось колоссальной суммой. Компания «DYWIDAG» рассчитывала на желание крупнейших западных коммерческих фирм приобрести в Киеве недвижимость под офисные и жилые объекты. С иностранными дипломатическими представительствами и их финансированием было несколько сложнее. О появившейся возможности я не мог не доложить Президенту Украины. По понятным причинам Леонида Макаровича в первую очередь интересовал вопрос размещения дипломатических представительств. Он попросил выяснить готовность г-на Бергельсона начать именно с этого. После некоторых сомнений Борис Яковлевичь согласился, но при условии получения реальной государственной поддержки. Состоялось знакомство г-на Б.Бергельсона с Президентом Украины, а мне были вменены функции контактного лица и координатора этого процесса от Администрации Президента Украины (инициатива наказуема).
Вот тогда мне пришлось столкнуться с полным отсутствием земельного кадастра, какого-либо механизма и законодательства по земле, оценки ее стоимости и механизма предоставление в аренду физическим и юридическим лицам-нерезидентам Украины. До этого момента я понятия не имел о подобных вещах, а тут пришлось инициировать совещания в киевской городской администрации, присутствовать на них, влиять на административно-правовые механизмы работы мэрии и МИДа. Все делалось впервые. Больше всего пришлось общаться с А.Омельченко. Он тогда занимал должность заместителя главы Киевской городской администрации, отвечал за строительство и курировал эти вопросы. На некоторые совещания я так и приходил с оружием и диктофоном. МИДы, в том числе Украины, забрасывали органы власти письмами, и Президент требовал результатов.
Рождалась концепция работы с представительствами иностранных государств, возникла Генеральная дирекция по обслуживанию иностранных представительств (ГДИП), которую возглавил П.Кривонос. В качестве механизма реализации программы, фирмой «DYWIDAG» было создано баварско-украинское совместное предприятие „BUB GmbH“ (с украинской стороны партнером выступила компания “Студиотехника”). Пилотным проектом в Киеве стало строительство совместно с ГДИП первого высотного здания на бульваре Леси Украинки. СП „BUB GmbH“ было признано участником программы строительства иностранных представительств на Украине.
За сравнительно короткий промежуток времени у меня сложились очень теплые отношения с г-ном Бергельсоном. Имелась возможность общаться с Борисом Яковлевичем не только в служебной обстановке, но и в быту. Не смотря на значительную разницу в возрасте (около 20-ти лет), я никогда не замечал с его стороны даже намека оказания давления своим богатым жизненным опытом или финансовым положением. Г-н Бергельсон родился в морозовском доме вблизи киевского университета и питал к молодой независимой Украине сложные чувства. Это был достаточно богатый человек, чтобы уже не заботиться о своем личном благополучии. Жизненный путь Бориса Яковлевича был нелегким, как и у многих евреев его поколения. Одно то, что ему пришлось пройти путь полковника Красной Армии, Войска Польского и офицера израильской армии, говорит о многом. В том же году я познакомился с семьей г-на Бергельсона. Не все в жизни Бориса Яковлевича было легко и гладко. Жил он во Франкфурте на Майне в небольшом, но очень уютном доме. Его жена Мария, в результате тяжелой болезни долгое время была прикована к постели и требовала постоянного ухода. Сам Борис Яковлевич говорил, что это его крест, который предстоит нести до конца дней. Так потом и случилось. Дети (две дочери) давно выросли, имели свои семьи, вели самостоятельную жизнь и уже не нуждались в отцовской опеке. Среди друзей и знакомых г-на Бергельсона было много польских евреев — бывших узников нацистских концентрационных лагерей. С некоторыми из них мне довелось познакомиться в Германии и Швейцарии. Борис Яковлевич поражал своей эрудицией, неугасаемым оптимизмом, юмором и простотой в общении. Думаю, что родным языком для него был польский, но он также владел немецким, русским, украинским и идиш. Занятие общим проектом создавало соответствующие возможности для более продолжительного общения. Большую часть времени г-н Бергельсон стал проводить в Украине, но это его не тяготило. Постепенно программа строительства дипломатических представительств становилась его «лебединой» песней.
Посещая Киев, Борис Яковлевич иногда наведывался ко мне в гости. По такому случаю Валентина готовила традиционный украинский борщ. Со временем в моей семье за ним закрепилось ласковое обращение «Борюсик». Оно не носило отпечатка фамильярности или пренебрежения. Наоборот. Это был признак дружеского расположения и теплого неформального отношения. Естественно в глаза Бориса Яковлевича так никто не называл. Он не терпел обращения «Вы» и умел сделать незаметной разницу в возрасте. Не было случая, чтобы направляясь в гости он не побеспокоился о цветах для женщины. Делалось это естественно и от всего сердца, что дамы тонко чувствуют и особенно ценят.
Г-н Бергельсон был готов оказать посильную помощь Украине, но никогда не вмешивался в политику своими советами или рекомендациями. Его общение с Л.Кравчуком и его семьей носило ненавязчивый характер. Будучи гостем Президента Украины в Крыму, Борис Яковлевич умудрился свести свое присутствие к нескольким непродолжительным встречам и содержательным беседам. Его деликатное отношение к личной жизни Президента заставило меня взглянуть на некоторые вопросы другими глазами.
(продолжение следует)
«ОРД»
