Леонид Данилович, похоже, наконец вспомнил библейскую заповедь о том, что “блаженны милостивые ,ибо они помилованы будут”. И решил начать “восстанавливать справедливость” в отношении тех, кто по его же указанию был в свое время несправедливо осужден. “Гарант” видимо надеется, что и его когда-нибудь помилуют.
На прошлой неделе Кучма своим указом помиловал Сергея Иванченко, человека, который получил 15 лет заключения за “террористический акт” в отношении “прогрессивной социалистки”” Натальи Витренко. Примечательно, что Иванченко отсидел практически весь второй президентский срок Леонида Кучмы. И вот, в конце этого срока у президента то ли проснулась совесть, то ли, что вероятнее, проснулся страх, что придется отвечать еще за несколько поломанных судеб.
Напомним, что Сергей Иванченко и его брат Владимир обвинялись в том, что в 1999 году в Кривом Рогу организовали и исполнили покушение на Наталью Витренко. Якобы Владимир Иванченко бросил в нее боевую гранату, в результате чего серьезно пострадали несколько людей. Сергей Иванченко в это время был помощником и руководителем криворожского штаба Александра Мороза — основного соперника Леонида Кучмы на президентских выборах. Провластные СМИ моментально и массированно начали раскручивать версию о том, что за покушением на Витренко стоит Мороз. Причем, первые сюжеты на телевидении появились уже через пол- часа после покушения! Что не могло не вызвать подозрения о тщательной “режиссуре” этой спецоперации. Сам “гарант Конституции” 4 октября 1999 года заявил в Николаеве о том, что Сергей Иванченко — преступник и что выгодно это было А. Морозу, и тем “расставил все точки” над “i”.
Во многом, именно благодаря этой спецоперации, Мороз потерял часть голосов своих избирателей.
Следствие по делу “криворожских террористов” велось в духе 37-го года. Сначала подозреваемых избивали убоповцы, затем они были переданы следователям СБУ. На суде братья Иванченко неоднократно рассказывали о тех пытках, которые применялись к ним во время следствия. Доказательств вины подсудимых практически не было, однако суд дал братьям по 15 лет лишения свободы. Также получили тюремные сроки знакомые Иванченко Андрей Самойлов, Александр Афанасьев, Ивана Недвига.
Сейчас материалы этого скандального, позорного дела рассматривает Суд по правам человека в Страсбурге.
В 2000 году становятся известны некоторые фрагменты разговоров в кабинете Леонида Кучмы ,которые касаются непосредственно “дела Иванченко” и доказывают, что покушение на Витренко было тщательно подготовленной спецоперацией по дискредитации Александра Мороза.
Цитируем:
“ДЕРКАЧ: По делу на Иванченко. Все там идет согласно плану. Пока никаких заторов нет.
КУЧМА: Заторов нет и результатов нет.
ДЕРКАЧ: Не, ну как. Когда он сидел (в следственном изоляторе СБУ — Ред.), и нам всем начал говорить, что его вроде бы облучают (Иванченко заявлял о применении против него психотропных препаратов — Ред.). Я говорю: переведите его в следственный изолятор МВД. Посадили туда, там 20 или 30 человек (имеется в виду в одной камере — Ред.), он через 15 минут попросился, давать уже показания (на первом судебном заседании Иванченко заявил, что все показания, которые он давал следствию, вырваны под пытками — Ред.). И все. Говорю: не хочет там сидеть, — отправляйте в МВД (милиция практикует выбивание показаний из задержанных путем помещения их в камеру с самыми опасными уголовниками — Ред.). Сейчас дает показания.
(Общий смех).
КУЧМА: Так дает он уже показания?
ДЕРКАЧ: Подписывает все.
КУЧМА: Когда заканчиваете?
ДЕРКАЧ: Ну, в апреле (2000 года -Ред.) должны закончить.
КУЧМА: И нам надо в очередь все — и под товарища Мороза.”
Следует отметить, что все эти годы Сергей Иванченко своей вины не признавал и ходатайство о помиловании было подано его супругой Инной Иванченко. По мнению известного украинского адвоката Андрея Федура, помилование Иванченко “является прямым доказательством того, что этот человек не совершал того тяжкого преступления, которое ему инкриминировали. Но возникает много других проблем. А нужно ли самому Иванченко такое помилование? С точки зрения чисто человеческой, это конечно хорошо, выйти наконец на свободу после стольких лет заточения. Но ведь акт помилования не освобождает человека от обвинения в преступлении. Человек остается виновным в совершении преступления. Но я не думаю, что такой выход устраивает самого Иванченко. И я думаю, что на свободе он продолжит борьбу за свое честное имя. И единственным правильным выходом из этой ситуации будет пересмотр судом этого уголовного дела. И я думаю, что суд должен будет вернуться ко всем тем проблемам, которые возникали по поводу доказательства виновности Иванченко. И наказать виновных в фабрикации этого дела.”
По мнению самого Сергея Иванченко “это преступление не уголовное, а политическое, и оно было направлено на достижение следующих целей:
1) показать общественности, что противники Л. Кучмы — это уголовники и отпетые негодяи, для которых человеческая жизнь не представляет ценности;
2) противники Л. Кучмы готовы идти даже на кровопролитие, чтобы достичь своей цели;
3) подтвердить лозунг “Л. Кучма — это мир, кто-либо другой — война”;
4) запугать тех, кто колеблется и еще не определился в поддержке Л. Кучмы;
5) оттолкнуть избирателей от участия во встречах с кандидатами в Президенты;
6) отрепетировать применение “черных предвыборных технологий”;
7) уничтожить один из активных предвыборных штабов в поддержку А. Мороза;
8) подорвать доверие к А. Морозу;
9) “измазать” его связями с уголовниками — убийцами (на одном из предвыборных митингов в Днепропетровске были расклеены листовки о том, что А. Мороз причастен к теракту в г. Ингульце);
10) резко поднять рейтинг Н. Витренко и, по возможности, добиться, чтобы она вошла во второй тур (у нас очень жалостливо относятся к “раненым” политикам);
11) окончательно расколоть левое движение в Украине, не допустить политического единства социалистов и коммунистов, так как коммунисты очень боятся действий, направленных на революционное изменение политического режима в стране, и самое главное — они не поддерживают тех, кто открыто, да еще с оружием, выступает против Л. Кучмы;
И действительно, все цели теракта были достигнуты на все 100%.”
В любом случае, Кучме не удастся уйти от ответственности за это преступление запоздалым указом о помиловании. В результате “криворожского терракта” пострадали живые люди. Как от взрыва гранаты, так и от пыток во время следствия и незаконных приговоров. Пострадали также и миллионы избирателей, которые стали жертвами “грязных” президентских технологий. И за все это придется ответить.
Станислав Речинский, “ОРД”
Материалы по теме:
Последнее слово Сергея Иванченко в Днепропетровском областном суде по уголовному делу №149 (ст. 58 УК и др.)
Сергей Иванченко на скамье подсудимых. Обвинение требует для него “высшей меры” — пожизненного заключения и, чтобы создать в зале соответствующее настроение, рассказывает, как он “мысленно купался” в крови невинных жертв. Нет ни одного вещественного доказательства его участия в теракте, обвинение базируется только на “чистосердечных и добровольных” признаниях других подсудимых, выбитых из них в первые дни следствия, о чем подсудимые уже заявили. Нет у Сергея и мотива, но зато он есть у тех, кто с первых же часов после покушения начал раскручивать версию о “следе Мороза”. Вспомните, кому из кандидатов было что терять в случае поражения…
Последнее слово подсудимого — это всегда, образно говоря, отчаянный вопль. Даже если оно и говорится тихим, едва слышным на фонограмме голосом. В это слово человек обычно вкладывает все, что имеет сказать в свою защиту, — и логику, и эмоции. Таково и последнее слово обвиненного в организации покушения на Н. Витренко Сергея Иванченко. Он рассказал суду обо всем. И о том, что обвинение базируется на показаниях, данных людьми против самих себя. И о том, что показания эти не подтверждаются показаниями свидетелей. И о том, что никто так и не смог доказать принадлежность “найденного в тайнике” оружия обвиняемым, и к тому же оно уже уничтожено. Что, короче говоря, вся доказательственная база обвинения ничем не лучше доказательственной базы обвинения на политических процессах конца 30-х годов.
Суд, как и положено, выслушал последнее слово не перебивая и ушел в совещательную комнату выносить решение. Каким оно будет — не знаем. Но произойдет одно из двух: либо судьи примут во внимание доводы Сергея Иванченко, либо, как их коллеги в конце тех же 30-х, просто пропустят эти доводы мимо ушей. Суд решает. А мы тем временем знакомим вас с последним словом С. Иванченко. Чтобы вы тоже знали главное. Чтобы сами смогли вынести вердикт.
Редакция “Товарища”.
При рассмотрении любого уголовного дела необходимо учитывать следующие аспекты: мотив, средства, возможности совершения уголовного преступления, достоверность собранных следствием материалов, а также соблюдение прав человека, Конституции, законов Украины во время ведения предварительного следствия.
Мотив
На протяжении предварительного следствия и в ходе судебного заседания я говорил, говорю и буду говорить о том, что у меня не было никакого мотива для совершения преступлений, которые мне инкриминируются.
Как явствует из материалов следствия, я психически здоровый человек, не страдающий ни психическими заболеваниями, ни психическими расстройствами. Поэтому каких-либо психических отклонений у меня не было. Подвергать себя, своих близких и родственников опасности я тем более не собирался и не стремился. Я довольно обеспеченный человек, на моих руках находятся шестеро детей, четверо из них несовершеннолетние, и престарелые родители. Я планировал расширить свой бизнес, увеличить число своих партнеров, летом хотел поехать с женой и детьми отдыхать.
Да, действительно, я увлекался политикой, я поддерживал Александра Мороза в его стремлении стать Президентом Украины, потому что считал, считаю и буду считать, что он самый достойный для этой должности. Я считаю, что он сможет объединить вокруг себя те политические силы, тех представителей украинского общества, которые заинтересованы в улучшении политической ситуации в стране, в улучшении экономики, в повышении благосостояния украинского народа. Он сможет создать нормальные условия и для развития бизнеса, и для жизни простых людей. Я уверен, что он и его единомышленники не позволят милиции беззаконно арестовывать людей, пытать их, применяя методы, которые применяли подручные Берии и Гитлера. Именно он сможет заставить Генерального прокурора заниматься не политикой, а защитой законов Украины. И тогда Генпрокурор не сможет разводить руками и говорить, что ему неизвестно, кто и почему раскрывал тайну следствия при ведении этого уголовного дела. И министр внутренних дел не сможет на второй день после совершения преступления заявлять, кто его совершил и кому это выгодно. И судебная система будет изменена, и тогда судьи не смогут отклонять ни доводы защиты, ни доводы обвиняемых, которые подвергают сомнению собранные следствием доказательства. А все сомнения будут истолкованы в пользу обвиняемых, как того требует закон. Не сможет суд расследовать дела в суде после того, как ему семь раз заявляли отвод.
Да, я сторонник Александра Мороза и противник политики Леонида Кучмы, но я не собирался и не организовывал теракты против лиц, поддерживающих Л. Кучму. Только в пьяном угаре или шизофреническом бреду можно было до этого дойти. Даже ради светлой идеи я не стал бы рисковать жизнью своего брата, своей собственной, подвергать угрозе свою семью и детей.
Итак, мотива у меня не было. Но преступление совершено. Кто же его совершил? Суд так и не пожелал это выяснить. Поэтому я сделаю это сам.
В том, что оно было спланировано и организовано, у меня нет никакого сомнения. Вопрос, кто это сделал, и еще точнее: у кого был мотив для его осуществления?
Мотив был у тех политиков, кто не желал изменения политической ситуации в стране, кто хотел продолжения политики уничтожения украинского народа, кто не терпит критики и возражений в свой адрес.
Так вот, мотив был у кандидата в Президенты Украины Леонида Кучмы. И это не только слова, это факты.
Во-первых, через полтора часа (а именно в 21.30 2 октября 1999 года) после совершения теракта контролируемый Л. Кучмой “Первый Национальный канал” украинского ТВ сообщил не только о том, что совершено покушение на Н. Витренко, но и то, что его организовал начальник штаба и доверенное лицо А. Мороза. Кроме этого, были несколько раз показаны мой брат Владимир и его друг Андрей Самойлов. Обо мне говорилось, что после совершения теракта я скрылся.
Во-вторых, в нарушение УПК несколько дней подряд и несколько раз в день все телеканалы в Украине рассказывали подробности совершения теракта, то есть раскрывали тайну следствия, а органы прокуратуры при этом упорно молчали.
В-третьих, опять нарушая Конституцию Украины и украинское законодательство, кандидат в Президенты Украины Л. Кучма и министр внутренних дел Украины Ю. Кравченко 4 октября 1999 года, то есть через два дня после совершения теракта, когда расследование было только начато, когда не собрано никаких доказательств моей вины, а также никаких доказательств вины Иванченко Владимира и Андрея Самойлова, кроме их самооговора под пытками, тем более, когда не было еще приговора суда, эти господа, находясь в городе Николаеве, где Л. Кучма встречался с избирателями, заявляют, что именно я организовал этот теракт и что у меня уголовное прошлое, и что им не понятно, почему такие люди, как я, поддерживают А. Мороза. А ведь эта информация, по нашей Конституции, без согласования с человеком не может быть распространена. А за распространение неправдивой информации наступает гражданская ответственность.
В-четвертых, суд не пожелал выяснить, существовали ли другие версии теракта, были ли другие мотивы и у кого. Так, не выяснил суд обстоятельства, при которых появилась записка моего брата Владимира Иванченко о том, что доверенное лицо Наталии Витренко — Наталья Сокуренко 1 октября 1999 года предлагала ему деньги, чтобы он после встречи в Ингульце бросил в толпу людей петарду.
В-пятых, не выяснены были в суде все обстоятельства организации, подготовки и осуществления теракта в г. Ингульце, основываясь не на сфабрикованном уголовном деле против меня, моего брата, А.Самойлова, А. Афанасьева и И. Недвиги, а на показаниях майора Службы безопасности Николая Мельниченко. Он полностью изобличает Л. Кучму, Л. Деркача и Ю. Кравченко в осуществлении теракта. Об этом есть аудиозапись разговоров Л. Кучмы с Ю. Кравченко до теракта и после теракта, где говорится о его осуществлении и его итогах.
В-шестых, подтверждением тому, что теракт был организован по указанию высших должностных лиц, является то обстоятельство, что спецслужбы Украины: СБУ, МВД, Генпрокуратура отказались сотрудничать со специальной временной следственной комиссией Верховной Рады Украины по расследованию теракта в г. Ингульце, которую возглавлял народный депутат Александр Жир. В то же время через пропрезидентские СМИ создавалось общественное мнение, направленное против меня, что я уголовник, рецидивист и что именно такие люди окружают А. Мороза.
В-седьмых, суд не смог развеять сомнения в отношении того, что за кандидатом в Президенты Украины Н. Витренко с момента ее нахождения в Днепропетровской области 2 октября 1999 года велась слежка людьми, которые находились в автомобиле “Фольксваген”, госномер 07515 КВ. Не сняты сомнения в том, кто писал записку-предупреждение, найденную в кинотеатре в г. Желтые Воды 2 октября 1999 года после встречи с Н. Витренко. Не установлены личности людей, которые после теракта в Ингульце говорили: “Мы вас, суки, по дороге всех перестреляем!”, разговор которых слышала свидетель Наталья Сокуренко, а фразу: “Дело сделано, треба тiкати!” услышал свидетель Сергей Ткаченко из толпы людей, к которой не имеют отношения ни Владимир Иванченко, ни Андрей Самойлов.
В-восьмых, суд не развеял сомнения о причине пассивности работников милиции до встречи и после встречи с Витренко, и их активности, когда некоторые работники милиции заявляли потерпевшим, что им известен организатор, а также то, что нужно ловить “чекомасовцев” (частное предприятие, где я работал).
В-девятых, суд не развеял сомнения в том плане, что работники Дзержинского РОМ г. Кривого Рога, сопредельного района с Ингулецким районом, уже в 22 часа, то есть через 2,5 часа после теракта, принуждали мою жену — Инну Иванченко “расколоться” и дать показания против мужа, в обмен на это обещая освобождение задержанных В. Иванченко и А. Самойлова. Ведь через 2,5 часа еще не проводились следственные действия, не велись допросы В. Иванченко и А. Самойлова, не было возбуждено уголовное дело. Откуда начальник Дзержинского РОМ г. Кривого Рога полковник милиции Анатолий Симанько имел, как он сказал, достоверные факты о моей причастности к этому делу?
В-десятых, суд не смог выяснить: почему следователь Криворожской городской прокуратуры пан Миргородский и прокурор г. Кривого Рога пан Кравец уже 3 октября, не имея достаточных оснований (так как допросы Иванченко Владимира и Самойлова Андрея начались 3 октября 1999 года), объявляют меня преступником, организатором теракта в г. Ингульце? К тому же здесь, в судебном заседании, 28.03.2001 года, нам продемонстрировали видеосъемку допросов В. Иванченко и А. Самойлова от 3 октября 1999 года, из которой стало видно, что Самойлов Андрей оговаривает меня и себя, а Иванченко Владимир оговаривает только себя, а о моей причастности к броску петарды Владимир не давал показаний. Тем не менее, свидетель Миргородский назвал данное обстоятельство противоречий между задержанными просто неточностями, главное “закрепить ситуацию”, — говорит Миргородский, а отшлифовать можно потом. Вот и шлифовал, объявив уже 3 октября по непонятным и надуманным причинам меня в розыск, пообещав за мою поимку 3 тысячи гривень. Такого рода объявления были расклеены по всему городу Кривому Рогу и помещены в газете криворожского горсовета “Червоний гірник”. Формулировка такая: разыскивается Сергей Иванченко за организацию взрывов в Ингульце. Но я не скрывался и мое местонахождение работникам милиции было известно. Более того, я официально в ночь со второго на третье октября 1999 года пересекал украинско-российскую границу, о чем имеются и записи на таможне, и задекларированная таможенная декларация. Охота за мной входила в сценарий сфабрикованного теракта. Так как в преддверии выборов Л. Кучма хотел показать, что доверенное лицо А. Мороза не только человеконенавистник, убийца, уголовник, но и трус, убегающий с места преступления.
В-одиннадцатых, суд не выяснил, почему через час после теракта журналисты УТ-1 стали вести видеосъемки места трагедии. В Кривом Роге такого представителя нет, а из города Днепропетровска за один час организовать такую съемку невозможно. Кто этим журналистам сообщил, что им нужно обязательно быть в Ингульце? Кто их убедил в том, что там будет сенсация?
В-двенадцатых, 3 октября 1999 года в здание Ингулецкого РОМ г. Кривого Рога были приглашены несколько журналистов, которые вели видеосъемки В. Иванченко и А. Самойлова, а потом эти видематериалы дали в контексте, что это исполнители теракта в городе Ингульце. Эти кадры передавались почти по всем телеканалам Украины и многих зарубежных стран: Россия, Германия, Израиль, Чехия, Венгрия. Кто был заинтересован в таком “теле-шоу”? Кто обладал такими властными полномочиями? Конечно, не А. Мороз и не Н. Витренко. В этом был заинтересован только Л. Кучма.
В-тринадцатых, суд не развеял сомнения, почему к задержанным с первых минут задержания не были допущены адвокаты, которых приглашали их близкие и родственники. Почему несмотря на многочисленные обращения друзей и родственников не был допущен адвокат к Андрею Самойлову? Его “опекал” адвокат, который, судя по всему, тесно работал с органами, потому что в течение восьми месяцев работал бесплатно. Такая “защита” подозреваемых нужна была только с одной целью — оказать психологическое воздействие на подозреваемых, чтобы они давали “нужные” показания.
В-четырнадцатых, суд даже не пытался выяснить, почему следователи и работники 6-го отдела УВД Кривого Рога во время следствия постоянно говорили моему брату Владимиру, что меня нет в живых, что меня “кончили” те, кто заказал этот теракт, поэтому можно на меня “валить” все? Кто дал право этим следователям такими методами достигать своей цели? А если они действовали с такой наглостью, то чувствовали, что им это сойдет с рук. Это могло быть в том случае, если за ними стояли министр внутренних дел Ю. Кравченко и Президент Украины Л. Кучма.
В-пятнадцатых, следователи СБУ в декабре 1999 года возбуждают уголовное дело против моей матери Иванченко Зои Алексеевны, гражданки Российской Федерации. При этом они не ставят в известность об этом не только Генеральную прокуратуру Российской Федерации, но и мою мать. Они вызывают ее из России в Киев, допрашивают ее, ведут протоколы, при этом не ознакомив ее с тем, что она допрашивается как подозреваемая в соучастии в контрабанде оружия и имеет право на допросы с адвокатом, а также, согласно ст. 63 Конституции Украины, может не давать объяснения или показания в отношении себя и близких.
Если бы она знала о возбуждении против нее уголовного дела, если бы она знала, что она могла не давать показания против себя и против нас с братом, ее показаний не было бы в деле и на них бы не опиралось в качестве доказательств обвинение. Эти показания добыты следствием незаконным путем.
В-шестнадцатых, следователи в ходе следствия, а затем и суд наложили арест на недвижимость и имущество, которое мне не принадлежит, и многократные мои обращения по этому поводу в различные инстанции результатов не дали.
Одна из жертв взрыва в приемном отделении больницы поздно вечером в субботу, 2 октября 1999 г. По информации Генерального прокурора Украины М. Потебенько, вследствие взрыва 29 человек нуждались в медицинской помощи, 15 человек попали в больницу, четверо из них — в тяжелом состоянии. Трагично, что эта кровь была пролита только для того, чтобы у УТ-1 и “Фактов” появился “информационный повод” поговорить о “кандидатах-террористах”. И опять-таки, вспомним, у кого из кандидатов была насущная необходимость бросить тень (пусть и через доверенное лицо) на опасного для себя соперника.
Таким образом, мотив данного преступления лежит не в плоскости уголовного дела, а в плоскости политики. Мотив был не у меня и не у тех, кого суд пытается засудить, а у политических противников Александра Мороза, главным из которых является Леонид Кучма. Если сопоставить все имеющиеся факты, синхронную работу по дискредитации А. Мороза со стороны МВД, СБУ, Генпрокуратуры, СМИ, администрации Президента, то четко проявляются все заинтересованные лица в совершении теракта в городе Ингульце. Видны и заказчики, и организаторы, и исполнители. Не зря бывший министр внутренних дел Ю.Кравченко бахвалился Л. Кучме, что у него есть “орлы”, которые готовы выполнить любую команду, потому что у них нет ни угрызений совести, ни морали. Это что касается мотива преступления 2 октября 1999 года в г. Ингульце.
Ни за какие деньги ни мой брат Володя, ни А. Самойлов не отважились бы на такое явное, открытое преступление. Володя и днем-то плохо видит, а ночью — тем более. Любая экспертиза доказала бы, что он не мог стрелять.
Учитывая все вышесказанное, был придуман другой способ покушения, который использовали в годы Второй мировой войны японские камикадзе и которые в наши дни используют палестинские исламские экстремисты в Израиле — самосожжение: взорваться самому, поразить как можно большее количество людей, чтобы доказать свое пренебрежение к смерти при достижении своих политических целей. Но ни я, ни мой брат, ни А. Самойлов не похожи ни на камикадзе, ни на палестинских экстремистов. Но сценарий был утвержден, роли розданы, и он должен был быть осуществлен.
Тайны РГД-5
Для того чтобы убедить общественность в том, что именно я совершил это преступление, милиция ночью со 2 на 3 октября 1999 года проводит обыски в офисе городского штаба поддержки А. Мороза, в офисе редакции газеты “Кривой Рог вечерний”, на квартире моей жены И. Иванченко, хотя она не обвиняемая, а всего лишь свидетель, а также на квартирах еще 11 человек — активистов и просто посторонних людей. Ищут оружие, а также гранаты. Из офисов изъяли дискеты и жесткие диски компьютеров, ища информацию по подготовке теракта. Кроме этого, проводятся четыре обыска в доме моей матери в селе Лозоватка, где я иногда проживал. При этом протоколы обысков 2 и 3 октября 1999 года, которые не дали “положительных” результатов, то есть в результате их не были найдены ни оружие, ни боеприпасы, таинственным образом были утеряны, но вторые экземпляры этих протоколов уже есть в распоряжении суда. С 3 октября по 7 октября 1999 года в этом доме не было никого из моих родственников и близких, но неустанно находились сотрудники милиции, домовладение находилось в оцеплении. И вот 7 и 8 октября доблестные исполнители воли своих начальников проводят опять два обыска в этом же доме и на территории двора. И теперь они “находят” оружие и боеприпасы, а среди них одну гранату, которая по серии совпадает с теми гранатами, которые были взорваны в городе Ингульце. Причем именно одну, не две и не десять, а именно одну. Мои защитники опросили многих специалистов военного дела, и никто не смог подтвердить версию следствия, что гранаты РГД-5 имеют серию и номер и что три гранаты могут иметь одинаковую серию и номер. А я многократно просил следствие, чтобы они запросили специалистов с завода-изготовителя для пояснения этих и других моментов. Более того, 25 февраля следователь СБУ Сергей Ляшенко обратился в Генеральную прокуратуру Украины с просьбой продлить мне срок содержания под стражей. Основанием для продления санкции следователь указывал необходимость сделать запрос на завод-изготовитель и получить ответ. Для этого, мол, требуется время. Санкцию продлили, но никаких экспертов с завода-изготовителя не допросили. Суд также отказал мне в ходатайстве о допросе в зале суда представителей завода-изготовителя. Таким образом, суд не располагает достоверными данными о том, что гранаты, взорванные в городе Ингульце, и граната, найденная в доме моей матери в с. Лозоватка, имеют одинаковые серии и принадлежат именно мне. Тем более что найденная в с. Лозоватка граната уничтожена в ходе следствия. До суда такие важные вещдоки “не дожили”.
Для пущей убедительности и якобы достоверности режиссеры ингулецкой трагедии решили связать этот теракт с “российским следом”. УТ-1, газета “Факты и комментарии” упорно тиражировали эту версию. Под нее не только удобны были мой брат Владимир и А. Самойлов, которые являются гражданами России, но и то, что Ростовская область относительно близко расположена к кавказскому театру военных действий. А учитывая, что в России шла чеченская война, то там находится очень много неучтенного оружия. Удивляет полет фантазии у сценаристов, как они легко навязали суду свою версию. Но понять это нормальному человеку очень сложно. Ведь все обвинительное заключение, а кроме него и “признательные” протоколы В. Иванченко, А. Самойлова, А. Афанасьева и И. Недвиги перегружены количеством единиц огнестрельного оружия и боеприпасов, в числе которых фигурируют и три гранаты с одной серией. Кроме этого, якобы все подсудимые со скрупулезностью проинформировали следствие не только о количестве перемещенного через границу оружия, но и точно указали их номера. Нормальный человек не всегда может вспомнить номер своего паспорта, а тут Владимир Иванченко и Александр Афанасьев даже через три года вспомнили восьмизначные номера автоматов и винтовок, которые они якобы приобрели в России. Кроме этого они очень “хорошо” помнят, какое оружие, сколько, под какими номерами и когда перемещали через границу. Такая феноменальная память ну просто вызывает сомнения. Эти же сомнения были и у следствия, поэтому по решению следователя большая часть арсенала была уничтожена до суда (смотрим справку о вещественных доказательствах по уголовному делу №149).
Не найдя свидетелей теракта, которые бы видели, как Андрей Самойлов якобы бросал гранату, следователи ввели в дело показания гражданина Юрия Миронюка, жителя Киевской области, который единственный из всех видел Андрея Самойлова во время броска. Это сомнительный свидетель, потому что сам он получил ранения в голову после первого взрыва, когда развернулся к бегущему с места происшествия Владимиру. Сомнение вызывает и то, почему его не допросили в первые дни следствия, а его показания и опознание по фотографии Андрея Самойлова появились только в феврале 2000 года, то есть через четыре месяца после взрывов. Сомнения вызывают эти показания еще и потому, что он был допрошен только один раз и что обвинение не вызвало его в суд в качестве свидетеля, хотя он по сути является главным свидетелем против Андрея Самойлова.
При взрыве гранат РГД-5 нет тех последствий, которые получили пострадавшие. Эти гранаты не начиняются ни гвоздями, ни металлической стружкой, ни иголками, ни металлическими шариками, а именно такие предметы извлекали из потерпевших хирурги. Кстати, суд отклонил мое ходатайство, в котором я просил пригласить в суд и допросить хирургов, извлекавших осколки. Не исключено, что следователи умышленно убрали из дела осколки в виде гвоздиков, шляпок от гвоздей, а оставили только осколки, похожие на те, которые разлетаются от гранаты. А именно хирурги и могли пояснить суду, что именно они извлекали из тел потерпевших.
Любому старшекласснику известно, что РГД-5 предназначена для наступления и поэтому не может быть большого количества осколков, так как при взрыве эти гранаты поражали бы тех, кто бросает их, то есть наступающих. Она рассчитана на шумовой эффект, то есть при взрыве от нее больше шума, чем осколков. А сами осколки не могут причинить такие телесные повреждения, которые получили люди в Ингульце.
Вывод в отношении взрывного устройства, которое было применено, был сделан экспертами практически сразу же после взрыва. При этом не был тогда еще произведен ряд экспертиз: химическая, баллистическая, военно-техническая, судебно-медицинская. Это вызывает большие сомнения. Более того, вызывает сомнения, почему о взрывах РГД-5 уже 2.10.1999 года заявило УТ-1, а только в 6 часов утра 3 октября 1999 года эксперт подписал акт экспертизы о том, что взорвали-таки гранаты РГД-5.
Вызывает сомнение поспешность, с которой проводилась взрывотехническая экспертиза. Видно, что следователя, который назначил взрывотехническую экспертизу, не интересовало, ни какое взрывчатое вещество лежало в основе взорванного устройства, ни характер ранений, ни как это взорванное устройство оказалось на месте взрыва.
Поэтому я считаю, что заключение взрывотехнической экспертизы нельзя принимать как доказательство того, что 2 октября 1999 года были взорваны именно гранаты РГД-5.
Почему с места происшествия 2 и 3 октября 1999 года, при его осмотре, изымались только лишь металлические предметы? Почему следователем для экспертизы не были поставлены вопросы по сбору всех без исключения предметов с места происшествия: лоскутков, носков, пуговиц, бумаги, газет, цветов и других предметов, находящихся в зоне осмотра? Почему эти предметы, как заявляли в суде свидетели-понятые Шульга, Синчевский и свидетель взрывотехник Ткачев, присутствовали на месте осмотра, но не вносились в протокол осмотра?
Почему переписывался протокол осмотра места происшествия от 2 и 3 октября? Почему понятые Шульга и Синчевский в суде поясняют, что следователь Нежданов не приезжал к ним домой за подписанием протоколов осмотра места происшествия, а Нежданов пояснил суду, что ездил к понятым домой? Можно ли было исследовать другие версии по взорвавшимся устройствам, если с места происшествия уничтожено все, что не подходит под гранату РГД-5?
Не учли, что я буду многократно настаивать на допросе специалистов завода-изготовителя, который бы, я уверен, развеял многие сомнения. Учитывая, что ни следствие, ни суд не вызвали на допрос представителя завода-изготовителя, сомнения только увеличились, так как такое отношение к важному свидетелю говорит о том, что суд не желает объективно рассматривать это дело.
При исследовании фрагментов взрывного устройства следствие не сняло отпечатки пальцев с этих фрагментов, но тем не менее упорно настаивает, что именно мой брат и А. Самойлов бросали эти взрывные устройства.
Не были сняты отпечатки пальцев и с единственной гранаты РГД-5, найденной в усадьбе моей матери в с. Лозоватка, и прошу суд обратить на это внимание.
Не были сняты отпечатки пальцев со всего оружия, найденного доблестными сыщиками 7 и 8 октября 1999 года. Здесь, в судебном заседании, следователь Немченко, руководивший обысками 7 и 8 октября в с. Лозоватка, объяснил, что не назначал дактилоскопическую экспертизу из-за того, что оружие было сильно промасленное. Но ведь мы видели на видеосъемке, что гранаты и запалы лежали прямо в земле или в банках и они не были промасленные, а завернуты были в тряпки, бумагу, а на этих предметах отпечатки пальцев сохраняются. Это говорит о том, что в деле нет ни одного прямого доказательства того, что найденное в Лозоватке оружие закладывал кто-либо из подсудимых.
Очень неубедительным и вызывающим сомнение является тот факт, что следствие “обнаружило” на месте взрыва только те фрагменты взрывных устройств, на которых сохранились номера и серии гранат. Возникает вопрос, почему при взрыве именно эти фрагменты сохранились в первозданном виде, а остальные разрушились до мелких фрагментов? Ведь насколько мне известно, то номер на гранате наносится на корпус. В нашем деле после взрыва не пострадал фрагмент именно той части корпуса, где был нанесен номер.
В ходе предварительного следствия я многократно просил провести контрольные взрывы РГД-5, то есть следственные эксперименты для определения количества и величины осколков, но мне отказали, и это вызывает большие подозрения.
Вызывает сомнения тот факт, что скоба от одной из гранат попала в громкоговоритель, который был расположен на агитационном автомобиле, который стоял по ходу “полета” гранаты. Но скоба, которая отделяется от взрывателя гранаты, могла двигаться перпендикулярно траектории полета, но следствие не проводило по этому поводу следственный эксперимент. Прошу суд и на это обратить внимание.
Характер воронок в асфальте возле ДК после взрывов взрывных устройств тоже вызывает большие сомнения. Мои адвокаты исследовали эти воронки. Так, первая воронка находится у стены ДК. Она имеет специфический контур: представляет собой элипсоподобную воронку, у которой одна часть приподнятая, а другая — опущенная, пологая. Такой контур говорит о том, что эта воронка образовалась от взрыва ВУ, летящего со стороны дороги, там, где стояли автомобили. И если это так, то это говорит о том, что ни Владимир Иванченко, ни Андрей Самойлов к взрывам не имеют никакого отношения, так как они находились на противоположной от дороги стороне. Вторая воронка имеет ровные очертания круга и говорит о том, что она образовалась от взрыва ВУ, которое либо упало перпендикулярно земле, то есть сверху, либо взорвалось уже на земле. Эти важные обстоятельства следствие не исследовало.
Вызывает сомнение следующее обстоятельство. Так, потерпевший Владимир Овчаренко пояснил, что был ранен в голову во время полета первой гранатой и что первая граната сначала ударилась о его голову, а затем упала на землю и там взорвалась. Однако свидетели Дядюра и Сылка говорят обратное. Дядюра в суде сказала: “Первый предмет до взрыва ударился о стенку ДК”. А Сылка сказал: “Первая граната ударилась о стену и покатилась. Она крутилась, запала на ней я не
