Иногда кажется, что украинская власть — это одна большая карусель. А мы с вами — обычные ло.., извините, зрители, которые завороженно наблюдают за мельканием одних и тех же лиц. А в это время из громкоговорителя у карусели звучит радостная музыка и голос диктора говорит о том, что новое правительство будет решительно бороться, а благосостояние…, а ВВП, а Европа…
Тошнотворное ощущение карусели особенно обострилось после того, как Николай Азаров стал исполнять обязанности премьер-министра Украины. И стало совершенно невыносимым, после того, как Печерский суд Киева супер-стремительно признал незаконным увольнение Святослава Пискуна с должности Генпрокурора. Говорят, что бравый налоговый и прокурорский генерал сразу после этого отправился занимать свой кабинет на Резницкой. Самый гуманный в мире Печерский суд восстановил срок исковой давности (2 месяца), приняв к сведению объяснения истца Пискуна, что на него в связи с расследованием нескольких уголовных дел оказывалось страшное давление, и поэтому он не мог обратиться в суд. Сейчас, по его словам, политическая ситуация позволяет обратиться в суд с целью восстановления своих прав. Адвокат Пискуна заявил на “5 канале”, что сегодняшнее решение суда никак не связано с вчерашней отставкой генпрокурора Геннадия Васильева, отметив, что это “просто совпадение”.
Согласно решению суда, Пискун может вернуться в свой кабинет в Генеральной прокуратуре прямо сейчас.
Итак, революция окончена, всем спасибо, до свиданья. Виктор Владимирович Медведчук опять всех совершенно гениально развел, уничтожил чужими руками своих единственных реальных врагов — “донецких”, добился политреформы и, даже, умудрился замаскировать под “друзей народа” нашпигованную “своими” людьми СБУ. Сохранил ее в целости и сохранности для будущих “славных” дел, но об этом мы расскажем в другом материале.
Когда в результате “революции” на руководящие должности возвращаются те, на кого уже были собраны килограммы материалов для уголовных дел — хочется стать буддистом и признать, что все это лишь неприятная иллюзия. Но это не иллюзия. Это наша наивность.
Давний “друг” Николая Азарова и Святослава Пискуна — Борис Фельдман, узнав о решении Печерского суда вместо комментария, произнес длинную, но, к сожалению, нецензурную фразу. И добавил:”Наши политики, когда перед ними замаячит гетьманская шапка, становятся совершенно невменяемыми. Они забывают, куда они собственно собирались идти. Их можно ловить в эту шапку, как лягушку на листочек. Единственным трезвым политиком в этой стране по-прежнему остается женщина. Единственным! Я не исключаю, что большинство оппозиции может даже проголосовать в парламенте за Пискуна. Они его считают “порядною людиною”. Все. Старая компания вернулась. Пришли те, кто и должен был прийти. Грустно.Что будет дальше? Мрачность человеческой фантазии безгранична. Нужно ожидать следующих безумных кадровых назначений. Грустно.”
Действительно, грустно. Вместо спирали мы вновь вернулись на круги своя. Все те же, извините, рожи, все те же наперстки, и мы, в сотый раз пытающиеся угадать, под каким же из наперстков прячется шарик.
Чтобы напомнить читателю о том, куда мы собственно, возвращаемся, мы приводим текст интервью Бориса Фельдмана газете “Зеркало недели”. С того времени прошло меньше года. Все повторяется.
“ОРД”
Борис Фельдман и особенности украинского ”Процесса”
1. Юрий Любимов в Москве, в Театре на Таганке сейчас ставит спектакль по мотивам двух процессов, Вашего и Кафки. Каково это — жить четыре года внутри процесса?
Я знаю о проекте Юрия Петровича, и хотя не являюсь особым знатоком театра, догадываюсь, почему он нашел так много общего в наших “процессах”. К сожалению, сам я роман Кафки прочитал только после приговора, иначе сэкономил бы массу сил и эмоций. Система украинского “правосудия” удивительно точно повторяет мир, созданный Кафкой и его роман мог бы служить подробным путеводителем для всех, кого засасывает эта система.
Мировая литература периодически обращалась к теме параллельных миров. Миров, существующих рядом с обычным, но живущих по своим законам. Эти “зазеркальные” миры имеют глубинные, скрытые свойства, которые взгляд художника гиперболизирует и доводит до гротескных форм. Свифт отправил в необыкновенное путешествие своего Гулливера. Кэррол переместил Алису в Зазеркалье. Мрачный гений Кафки поместил банкира Йозефа К. в особый мир -мир бюрократической власти. Не просто власти, а той ее области, где сталкиваются интересы человека и неких субъектов от “правосудия”. Этот мир не привязан к конкретному месту и времени и отражает свойства системы, в которой обвиняемый является не более чем питательной средой для тех, кто интегрировал себя в систему, принял ее как единственную форму существования.
Винтики этой системы, люди сами по себе вроде бы нормальные, может быть даже безобидные, будучи включенными в эту систему, становятся частью страшной машины. Так обычные веселые кузнечики, сбившись в стаю саранчи, становятся совсем иной сущностью, разрушительной и всеопустошающей.
Кафка писал “Процесс” сто лет назад в другой стране. Но как это актуально для нас! Очевидно, у произвола есть некие константы, некие обязательные неотъемлемые черты, которые переживают пространство и время.
Постижение этого мира, с его причудами, с его правилами — вот это и были четыре года моего процесса.
Вывернутой логикой этого мира все поставлено с ног на голову. Если в обычном мире принято прямо понимать тексты законов, то в этом — их толкуют с точностью до наоборот. Здесь нарушены причинно-следственные и пространственно-временные связи, перепутаны обычные ролевые функции. Например, в законе написано, что подсудимого ни в коем случае никто не может лишить последнего слова. В этом мире как раз последнего слова тебя и лишат. Причем официально — определением суда, ссылаясь как раз на этот закон.
Если в обычном мире суд постановил тебя выпустить из-под стражи — тебя непременно выпустят. В “мире Кафки” суд выносит постановление освободить из- под стражи, но “освобожденный” продолжает находиться за решеткой.
В нормальном мире если суд установил законность каких-то действий, то за них не может наступать уголовная ответственность. В украинском кафкианском мире по поводу именно таких, признанных судом законными, действий без всяких стеснений возбудят уголовное дело.
Только в этом мире, не нарушив закон, вы можете совершить преступление. Только здесь существует “преступное использование пробелов в действующем законодательстве”. Если говорят, что подсудимый имеет право знать, в чем его обвиняют, и суд обязан ему это разъяснить, то в мире Кафки ему ничего не разъяснят, и при этом добавят, что “сами должны понимать”.
Если в обычном мире уголовное дело возбуждают только после обнаружения преступления, то в “зазеркалье” поступают строго наоборот. Сначала назначают “преступника”, затем возбуждают дело, а потом долго ищут преступление и потерпевших. Да так и не находят. Что, кстати, совершенно не мешает течению процесса.
В этом мире нормальному человеку невозможно ориентироваться. Ты все время идешь в какую-то не ту сторону: идешь вперед, а оказываешься сзади; движешься в будущее, а оказываешься в прошлом. Все, абсолютно все, чем руководствуется человек в здравом уме, здесь не работает.
Сначала суд продлевает задержание, а только потом происходит само задержание. В прошитых и скрепленных печатью томах дела даты на документах гораздо позже даты постановления об окончании дела. И меру наказания здесь определяют до начала судебного разбирательства.
Еще одна яркая особенность процесса в этом мире — его беспредметность. Потому что единственной целью процесса является сам процесс. Не важно в отношении чего и кого, важно — как. То есть сам предмет уголовного преследования условен и исчезает как таковой. Как и герой Кафки, я до сих пор не знаю, в чем состоит мое преступление.
Беспредметность процесса доведена до абсурда: вам даже предлагают выбрать самому себе обвинение. Генерал Пискун так мне и заявил: “Ну что вы со всеми пунктами обвинения спорите. Может мы где-нибудь и ошибаемся, может не во всем разбираемся. В конце концов, что не подходит— уберите, что не нравится — поправьте”.
Не важно что ситуация нелепа, важно чтобы процесс продолжался.
Почему продолжение процесса так необходимо для его организаторов и участников? (Кроме, естественно, жертвы)
Как стая саранчи, все эти безликие существа должны на чем-то паразитировать, чтобы существовать. Эти существа кормятся процессом: им платят жалование, они получают продвижение по службе, почести, иные блага.
Процесс, если хотите, и дает им бытие, дает им душу. Это как электричество, которое оживляет какую-нибудь кофемолку в прокурорском или налоговом мундире.
“Саранчовость” этого мира, его обезличенность проявляется еще и в том, что абсолютно непонятно, кто же конкретно руководит процессом. Все его участники, с которыми мне приходилось разговаривать, вплоть до самых высокопоставленных лиц, вроде бы понимали абсурдность предъявленных обвинений. Но в конце разговора производили одну и ту же странную пантомиму — поднимали глаза вверх, показывали пальцем куда-то в потолок, а потом беспомощно разводили руками, призывая меня к пониманию. Но проблема в том, что я до сих пор этого не понимаю. Кого они имели в виду? Бога? Вряд ли. Кучму? Но я думаю, когда Леонида Даниловича спросят, заказывал ли он лично мой процесс, он тоже недоуменно разведет руками. Кто, в конце концов, в этом мире принимает главные решения — не известно никому, есть только исполнители. Причем эти исполнители обладают единственным правом, единственной способностью — они могут принимать только негативные, разрушительные решения. В этом мире реализуется только что-то негативное. Позитива не существует. В нем скажут, как делать не надо, или скажут, что “делать можно — но бесполезно”. Безнаказанно нарушать все существующие нормы обычного мира — в этом “кафкианском” мире — норма. Это их работа — разрушать существующий порядок. А вот восстановить порядок некому. Этот мир попросту не обладает такой способностью, те люди, которые его создали, не заложили в него возможности позитивного разрешения каких-то ситуаций.
Думаю, поэтому в украинских судах практически не бывает оправдательных приговоров. Это не потому, что так хорошо работает следствие. Оправдательный приговор выбивает почву из под ног участников процесса. Перефразируя Достоевского, “если Процесса нет, то и я — не капитан”.. Оправдательные приговоры слишком опасны для кафкианского мира, они нарушают в нем основополагающие вещи. И поэтому у нас нет оправдательных приговоров, только посмертная реабилитация. Которая вовсе не означает отмену “процесса”. Просто он переходит к другой форме своего существования, и фабриковать новые дела и нарушать новые законы будут новые следователи. А неправосудно судить будут новые судьи.
2.Скажите, спустя 4 года Вы, наконец, поняли, кто именно Вас заказал? Кто был заинтересован в уничтожении банка “Славянский” и Вас лично?
Заказчик нашего дела — прежде всего сама система, обезличенная. Хотя и существуют конкретные люди, которые отдавали приказ о начале преследований и лично контролировали исполнение этого приказа, при этом постоянно мелькали на телевидении, хвастаясь успехами в этом “громком процессе”.
Если говорить более конкретно, то я почти уверен, что главным инициатором нашего “процесса” была налоговая администрация. Для того, чтобы занять достойное место в системе, это позднее дитя независимости нуждалось в грандиозном, шумном, резонансном деле республиканского, а если повезет и мирового масштаба. Это дитя родилось злым, крикливым и ненасытным. Ему нужно было свое “громкое дело”.
У Суворова в “Аквариуме” достаточно точно описано как одна команда, точнее не команда, а по его же выражению — стая, сметает предыдущую, чтобы взобраться на вершину. Целая группировка — у нее есть ядро и масса сподвижников. В “Аквариуме” “местом прорыва” была военная контрразведка при поддержке где-то секретарей обкомов, где-то милицейских структур — одна стая сметала другую.
Момент раздувания дела “Славянского” — момент на Украине, когда новая стая врывалась на административно-бюрократический Олимп. Налоговики были ведущим мотором, к их стае примкнули деятели из разных ведомств: прокуратура, судьи. И вместе — стаей они тоже поднялись, сожрав предшественников. Это легко наблюдать. Следователи стали старшими следователями, заместители стали первыми, люди из высоких кабинетов пересели в еще более высокие. Один даже стал Генеральным прокурором, но, как говорят на зоне, “луга перепутал — забрел не на то пастбище”, ну и поплатился. А в общем все поднялись.
Интересно, что на последнем заседании Комитета по борьбе с коррупцией и организованной преступностью Кучма подтвердил, что вирус коррупции поразил все структуры, особенно те, которые с этой самой коррупцией должны бороться. К тому же Президент обратил внимание на несколько существенных моментов. Он согласился с раскручиваемым в Украине тезисом “заниматься бизнесом в нашей стране и не нарушать законы невозможно” (презумпция виновности: все — преступники), и что большая часть доходов теневой экономики (до 60%) достается чиновникам, а непосредственно “теневики” довольствуются меньшей частью. Фактически, он подвел итог строительства нынешней системы. Наше дело начиналось как раз в момент ее становления. Тогда еще к такому пожиранию бизнеса система только подходила. А существование бизнес-структур, которые власть не могла подмять под себя, делало систему по отношению к ним агрессивной.
Но почему все-таки из всех выбрали именно нас? Не скажу, что мы были единственным исключением, но мы достаточно ярко противостояли тезису, что заниматься бизнесом и не нарушать закон нельзя. Мы выбивались из правил и нарушали картину, к которой эта система стремилась. А у налоговой администрации вообще была проблема — другим силовым структурам поле деятельности досталось по наследству, а налоговой надо было прорываться, надо было себя показать, себя зарекомендовать. Кого взять? Мы оказались самым удобным объектом для процесса. Потому, что с одной стороны — мы были никак не связаны с чиновничьим аппаратом, ни с политиками. Мы неправильно отвечали на главный вопрос украинской современности: “А ты чьих будешь?” — Бывшекомсомольские? Ментовско-прокурорские? Бандитские? Российские? Президентские? А мы отвечали, что ничьи, что сами по себе живем и работаем. А что, нельзя? Оказалось, что нельзя.
Когда налоговая пыталась совершить свой первый наезд и выставила нам штраф в несколько десятков миллионов гривен, мы, вместо того чтобы “договариваться” и платить, цивилизованным путем пошли в суд и выиграли спор с налоговой администрацией. Когда мы получили окончательное решение, и оно вступило в законную силу, один из руководителей налоговой администрации сказал: “Ну, это вы зря — могли бы заплатить миллионов 8-10. Что с вас бы убыло? А так ждите неприятностей”
Его угрозы очень скоро исполнились в виде уголовного дела. Самое смешное, что это уголовное дело было возбуждено именно по тому факту, по которому мы выиграли суд у налоговой. То есть, уголовное дело, по которому я оказался за решеткой, было возбуждено по факту действий, которые судом уже были признаны совершенно законными. Этим уголовным делом убивалось два зайца: во-первых пытались доказать тезис, что “закон нарушают все и не может быть кого-то, кто считает себя не замаранным” И утверждался новый закон — если не платишь, если не согласен с создающейся системой коррупции, то выбываешь из игры.
Могли быть другие, менее явные причины.
На упомянутом заседании Комитета по борьбе с коррупцией Президент говорил, что за последние 5 лет проблема неплатежей усугубилась, взаимная задолженность предприятий в полтора раза превышает нынешний ВВП и никто этой проблемой не занят на государственном уровне.
Мы-то как раз в свое время разработали механизмы разрешения проблемы неплатежей на Украине на государственном уровне. Эта программа была расписана пошагово до уровня конкретного реального проекта, который можно было в течение полугода внедрить в масштабах страны.
Еще одна проблема, на которую указал президент в своем выступлении — это абсолютная неэффективность управления государственным имуществом и нерешенность проблемы финансового планирования государственного сектора. Он сказал, что несколько раз ставил эту задачу, но она до сих пор игнорируется министерствами и ведомствами. Мы и эту задачу достаточно подробно и детально решили, создав комплексную систему планирования, которая тоже была пошагово расписана и могла быть внедрена в течении года-полутора. И я думаю, уже с 2001 года Кабмин мог бы эту программу внедрить. Допускаю, что наши неприятности связаны и с тем, что кто-то не желал внедрения таких программ на уровне страны. Потому что внедрение прозрачных механизмов объективного учета и системного планирования финансово-товарных потоков на общегосударственном уровне могло нанести ущерб интересам тех, кто зарабатывал на хаосе.
В разрушении банка налоговиками просматривается и чисто меркантильный момент. Как говорил Жванецкий: “Что охраняешь, то и имеешь, ничего не охраняешь — ничего не имеешь. За очередью следишь — без очереди получаешь.” Борясь с разворовыванием — разворовали один из крупнейших банков.
3. Многие считают, что банк “Славянский” был уничтожен за то, что являлся частью “империи” Павла Лазаренко, а Вам лично не могли простить тесных деловых контактов с Юлией Тимошенко. Правда ли это?
Вы забыли упомянуть, что меня еще и пытались объявить заказчиком записей Мельниченко…
Весь этот миф о связи с Лазаренко и Тимошенко и о том, что мы являлись частью какой-то империи, был создан для того, чтобы слепить дело мирового масштаба.
Те структуры, которые на самом деле расследовали дела Лазаренко и Тимошенко, к нам никаких претензий не предъявляли — они хорошо знали, что мы никакого отношения к ним не имеем. В нашем уголовном деле ни Лазаренко, ни Тимошенко никогда не упоминались.
Кто же все это придумал? Все тот же Пискун, которому жутко хотелось иметь сверхмасштабное дело. Он очень хотел стать генпрокурором, и ради этого раскручивал процесс до вселенского масштаба. Исчез Пискун, и исчезло все это вранье.
4. Известно, что в нашей стране заниматься бизнесом и совсем не нарушать законов — невозможно. Система “заточена” именно под то, чтобы все ее граждане нарушали законы. Существует своего рода “презумпция вины”. Все-таки, в чем Ваше преступление? Какие именно законы нарушал банк “Славянский” и Борис Фельдман?
По прошествии 4-х лет могу смело заявить, что любой, кто удосужится прочитать приговор, убедится в том, что никаких преступлений ни я, ни банк “Славянский” не совершали. Это легко понять из самого приговора.
Я признан виновным в двух эпизодах, которые обладают одинаковой особенностью: я осужден за деяния, которые сами по себе не являются противоправными. В них не содержится элементов нарушения хоть каких-то законов. Мало того, те вполне законные деяния, за которые я осужден — совершены даже не мной. Например, я признан организатором уклонения от уплаты налогов очень странным способом: я одолжил деньги компании на три года, и компания эти деньги мне вернула. И преступление якобы состоит в том, что я знал, что компания эти деньги не включила в состав валовых доходов и не заплатила с них налоги. Начнем с того, что налоги компания и не должна была платить — на этот счет есть масса разъяснений Высшего хозяйственного суда и даже самой налоговой администрации. К тому же я никакого отношения не имел к заполнению налоговых деклараций — это делали исполнительный директор и бухгалтер. Слава Богу, эти люди к уголовной ответственности не привлечены. А я признан организатором без соучастников, что само по себе является идиотизмом. За это никого и никогда не привлекали к уголовной ответственности.
По второму эпизоду я признан виновным в хищении средств банка “Славянский”. Здесь надо отметить, что при этом у банка “Славянский” ничего не пропало. И к описанным событиям и к самому совершению сделки я не имею никакого отношения. Суд установил, что банк был должен зарубежной компании определенную сумму денег и вместо того, чтобы заплатить, купил кредиторские требования к ней и зачел эти кредиторские требования. Банк купил эти кредиторские требования без скидки, но с отсрочкой платежа, что естественно выгодно. Вместо того, чтобы заплатить сразу эту сумму, он заплатил ее позже — сменив кредитора.
Естественно, что ни о каком ущербе речи быть не может — данная операция была выгодна банку. К тому же саму сделку осуществлял не я, договора и платежные поручения подписывал не я. А те, кто это делал, по утверждению суда “не знали и не могли знать” о каких-то моих намерениях.
Тем не менее, в мире Кафки законное действие, совершенное одним человеком и не причинившее никому ущерба может стать основанием для процесса и для обвинительного приговора другому человеку.
5. Интересно, что пока Вы тут сидите, наиболее яростные Ваши гонители уже уходят в политическое небытие. Люди, которые Вас преследовали, у них было что-то личное против Вас или они просто проявляли служебное рвение? Нашелся ли хоть один “который в меня не стрелял”?
— У них ничего личного не было. В начале. Хотя в конце появилось. Личная обида за то, что я не захотел стать “рождественским гусем” на их праздничном столе. Их страшно раздражала моя позиция — нежелание принести себя в жертву их карьерному росту. Они разозлились лично на меня и на моих защитников за то, что мы до конца занимали принципиальную позицию по всем вопросам материального и процессуального права. И в конце появилась личная ненависть и неприязнь. Когда вы не хотите быть съеденным, то те, кто вами не пообедал до конца …наверное будут недовольны. Сейчас это недовольство растет, потому что мы стали представлять для них угрозу. Они поняли, что, возможно, вскоре им придется ответить за свои поступки. Но по началу ничего личного не было- просто бизнес. Их бизнес. Потому что наш “процесс” для них был именно бизнесом.
Был ли тот, который не стрелял? Сложный вопрос. В начале, когда система еще не включилась полностью, были судьи, которые принимали справедливые решения, были прокуроры и следователи, которые оставались на позициях закона, но в какой-то момент, когда уже была запущена кафкианская машина, таких почти не осталось. Хотя, вообще-то “не стрелять” — не такая уж и доблесть. Были те, кто не стрелял. Не стрелять здесь еще мало. Да, были те, кто не стрелял и сейчас много людей, которые не хотят пачкаться, но они не развернут винтовки против тех, кто командует “пли!” Эти “не стреляющие” очень опасны на самом деле — это такие серые мышки — не запачкаются, но и отстаивать ничего не будут.
6. Ваш процесс был не только беспрецедентно иррациональным, но и рекордно долгим. Он длится до сих пор. Отечественное правосудие и судопроизводство было проверено на Вашем деле, как на испытательном стенде. Что было принципиально новым в Вашем деле? Что, собственно, испытывали?
Если говорить о процессуальных нормах, то испытывался достаточно широкий арсенал новых средств. Скорее вопрос стоял так: есть ли что-то, чего нельзя нарушить? В этом плане был действительно поставлен эксперимент. Причем нарушить, не скрывая, и в отношении далеко не беспомощных людей.
На примере нашего дела были уничтожены основные принципы правосудия. Ведь до сих пор было понятно, что когда ты ведешь спор, то окончательной точкой в нем является судебное решение. Ты его получил, и оно тебя защищает. В нашем деле был поставлен эксперимент по уничтожению реальной силы судебного решения.
Эксперимент, который проделали над нами, заставляет вспомнить один миф о Гитлере. Чтобы узнать, готова ли Германия принять “новый порядок”, он провел удивительный эксперимент. В Германии тогда резко упала дисциплина во время кризиса конца 20-х годов, и законопослушные немцы стали себе позволять ездить без билетов в электричках. И якобы Гитлер приказал остановить одну из электричек и тут же расстрелять всех безбилетников.
Это был жуткий эксперимент, и Гитлер нервно ждал его результатов. Когда он услышал ликующие отзывы, что “наконец-то наводится порядок, ура!”, он понял, что Германия его — с ней можно делать все что угодно.
Нечто подобное проделывалось в украинском правосудии по отношению к нам.
Но эксперимент не совсем удался благодаря нашей позиции в этом процессе. Все-таки многие вещи мы предотвратили. Думаю, что мы спасли достаточно много людей потому, что оказали сопротивление. Разгром ряда банков и уничтожение ряда структур мы упредили. Ведь все-таки не многим хочется повторять “подвиги” Кудрявцева, не многим хочется повторять “подвиги” Лубяного, не многим хочется становиться таким посмешищем как Орел, Запорожченко и другие.
7. В России сейчас лучшие адвокаты защищают Михаила Ходорковского. И абсолютно ничего не могут сделать. Можно ли сказать, что Украина в смысле использования судебной власти в борьбе с неподконтрольным бизнесом обогнала Россию?
Мир Кафки не привязан к конкретному пространству и времени, и везде, где существует питательная среда, он чувствует себя как дома. Я внимательно слушал все новости о задержании Ходорковского и говорил словами героев Кафки: “У Вас такой молодой процесс!” Удивительно, что все, что с ним происходит, абсолютно понятно, и покамест его дело совпадает с нашим до мелочей, до деталей.
В этом плане, конечно, Украина успела упасть значительно ниже. У них, в России такой “молодой” процесс. Меня и моих защитников часто упрекали в неэффективности способов защиты. Мы, дескать, не так себя ведем — неопытны, спекулируем чем-то или еще что-то. Но Ходорковского защищают адвокаты с мировым именем, а результат тот же самый. Показательным является то, что речь идет не о позиции и профессионализме защитников и не о позиции подсудимого, а о свойствах системы, которая уничтожает саму возможность защиты.
И я бы советовал господину Ходорковскому не ждать приговора, а прочитать “Процесс” и тогда он себя почувствует в более понятном мире, переместится в этот мир и может быть ему и повезет больше чем мне. Перефразируя еще одного классика, можно сказать, что “Кафка — это энциклопедия нашей постсоветской жизни”.
8. Первое время о Вашем процессе довольно много писали, за Вас боролись. Потом, время начало работать против Вас. Все свыклись с тем, что где-то сидит такой Борис Фельдман, его все еще судят. Для журналистов тема потеряла информационную новизну, для коллег банкиров Вы стали примером, того, как не нужно жить в нашей стране в наше время, а простой обыватель забыл о вас еще быстрее. Пустота. Вы уже несколько лет живете в пугающей пустоте. Вы не возненавидели после этого все наше общество?
Ни в коем случае не возненавидел, но мне его очень жаль. Потому что на своем примере я могу сказать, что наше общество, вернее не общество, а группа людей, проживающих на определенной территории, даже не представляют до конца свою незащищенность. Я иногда из окна автозака вижу улыбающихся, гуляющих по солнечным улицам людей и думаю: “Боже, эти люди еще не знают, что все они потенциальные жертвы. И только от воли случая зависит, кто из них завтра попадет в эти жернова. В нашей ситуации абсолютно любой человек в любой момент может стать сырьем, питательной средой для очередного процесса.
А что касается, что забыли — далеко не все забыли, как это ни странно. Конечно, основной инструмент власти в подобных случаях — это время. Время стирает все. У власти пока еще есть запас времени, но и у него есть свои внутренние пределы.
9. Президент Кучма недавно как обычно начал кампанию по борьбе с коррупцией. К этому уже все привыкли, как привыкли и к тому, что коррупция, это некая необходимая константа нашей жизни. Как Днепр, как Владимирская горка, как Шевченко. Что такое украинская коррупция?
Когда меня только арестовали, я сидел на Подоле. И туда привезли мужика, которого обвиняли в получении 100 гривен взятки. Очень сомнительное обвинение — видел я его. Мужик, в общем-то немолодой, заместитель директора какого-то предприятия. И вот, для того, чтобы получить первую же передачу — с его жены вытребовали взятку в 200 гривен. Дальше я могу себе представить развитие ситуации: чтобы получить свидание, которое дается на усмотрение следователя — где-то 100 долларов. Чтобы получить условный срок (оправдательных приговоров не бывает) судья, я думаю, получил долларов 500 или 1000. Вот это и есть украинская коррупция.
10. Вы уже четыре года лишены свободы. Как говорили старые зэки сталинских времен, Вы сейчас в “малой зоне”, а мы все, временно, еще в “большой”. Многие считают, что Вы лишились свободы именно потому, что жили слишком свободно. Противоречили классикам, которые говорили, что нельзя жить в обществе и быть свободным от него. Что для Вас свобода? Нужна ли она, если за нее приходится платить так дорого?
Жить в мире Кафки я не могу. Если свобода — это антоним кафкианского мира, то у меня просто нет выхода и нет будущего. Кто может, пусть живет в этом мире. Я не смогу.
11. Верховный Суд начал рассмотрение Вашего дела. Чего Вы ожидаете от этого рассмотрения, чего опасаетесь?
Я опасаюсь одного — что Верховный Суд не примет решения по сути, так как он позволял себе это делать по нашим предыдущим кассационным жалобам. ВС не может не заметить нарушений как материального, так и процессуального права — он не сможет закрыть на это глаза, но что он может попытаться сделать — это отправить дело на новое дополнительное расследование. Или в другое судебное слушание. И самое страшное, что он может при этом не изменить меру пресечения. То есть, опять запустить меня по этому бесконечному кругу процесса. Такое ведь уже было, когда Верховный Суд рассматривал мою кассационную жалобу. Он расписал в мотивировочной части, что не было законных оснований меня содержать под стражей, и при этом сам никакого решения не принял. Чудовищность такого подхода состоит в том, что речь шла не о каком-нибудь имущественном споре, речь шла о незаконности содержания человека под стражей! То есть о жутком нарушении основных прав человека. И вопрос в этом случае должен был быть решен Верховным Судом немедленно. Но ВС побоялся взять на себя ответственность и дотянул это дело до того, пока приговор против меня не вступил в законную силу и решение о том, что я содержался когда-то под стражей незаконно, уже невозможно было реализовать в какие-то конкретные действия. Это как реабилитация, признать, что был незаконно задержан можно, но никаких физических последствий для человека наступить уже не может.
Верховный Суд поступал так при рассмотрении предыдущих кассационных жалоб, касающихся процессуальных нарушений. Если он так же поступит при рассмотрении жалобы на приговор по существу, то это значит, что мне нужно готовиться к реабилитации — писать мемуары, фотографироваться. Верховный Суд может так сделать, и это будет самое мерзкое из всех возможных решений. Мы в своей жалобе категорически настаиваем на том, чтобы никаких дополнительных расследований суд не проводил, а имел мужество сам принять самостоятельное и окончательное решение о прекращении дела. Потому что уже первого документа в этом процессе достаточно, чтобы признать возбуждение уголовного дела незаконным. Ведь у нас уникальное в смысле нарушения всех законов дело. Можно прочесть его первую страницу и тут же закрыть дело, как возбужденное незаконно. Можно начать с конца, прочитать приговор и понять, что это оправдательный приговор. И никаких дополнительных исследований тут не нужно. Если же кому-то что-то хочется исследовать, то, по крайней мере, надо однозначно менять меру пресечения. Потому что по истечении четырех лет такого бреда и мракобесия, убедившись в грандиозном количестве следственных и судебных нарушений, продолжать держать человека под стражей — это не правосудие, это преступление.
Но я вполне допускаю, что из каких-то, явно не правовых соображений, а из чувства самосохранения, которым чиновничество пропитано от корней до вершины, Верховный Суд вновь умоет руки. И это будет равносильно кафкианскому: “бывает только мнимое оправдание или волокита”.
12. Говорят, что некоторые высокопоставленные чиновники неоднократно предлагали вам сделку — вы тихо признаете себя виновным и прекращаете сопротивляться процессу, а вам дают минимальный срок, а потом его быстро сокращают. Почему вы отказывались от таких предложений? Возможно, Вы были бы уже на свободе.
Во-первых, в явной форме такие предложения не звучали. Пару раз были намеки, но сложность прежде всего состоит в том, что при отсутствии самого события преступления, я не понимаю как возможно реализовать такое предложение. В чем я должен признать себя виновным? Я готов согласиться, что все, что указано в приговоре я совершал, но я не никак не могу согласиться, что это само по себе преступно.
Я не могу согласиться, что любой человек который дав взаймы деньги — преступник. Я не могу согласиться, что бывают хищения без предмета хищения. Здесь от меня ничего не зависит — это все равно, что согласиться с тем, что 2х2=5 и солнце встает на западе. Невозможность принять такое предположение сама по себе снимает вопрос. У нас нет почвы для компромисса.
13. Йозеф К., банкир из романа “Кафки” попадает в шестерни безличного, бездушного процесса, и, в конце концов, погибает от рук людей, которые не имеют против него ничего личного. Это процесс, это просто машина, бездушная, как закон природы. Вы верите в то, что суд может быть иным в принципе?
Верю. Суд может и должен быть иным. Не таким, как нынешний украинский суд. Такие суды ведут к разрушению основ государства и, в конце концов, к самоуничтожению. Кафкианский мир не может существовать долго. Хотя бы потому, что все живое в нем быстро уничтожается, и ему уже больше не на чем паразитировать. Это как древесный паразит омела, она живет только до смерти дерева. Но стоит ли ждать, пока она его погубит?
Беседовал Станислав Речинский, ОРД
