Российский политик, американский бизнесмен и украинский гражданин – так говорит о себе Илья Пономарев. Он был единственным из депутатов Госдумы, кто проголосовал против аннексии Крыма. С этого момента находится в эмиграции, а с 2015го объявлен Россией в международный розыск по обвинениям в пособничестве в растрате $750 тыс. фонда «Сколково». В июле прошлого года основанная им в 2016м году в США компания Trident Black Sea выиграла конкурс на добычу газа и нефти на шельфе Черного моря. Разработка крупного месторождения «Дельфин» (9,5 тыс. квадратных километров) могла бы уменьшить нашу энергетическую зависимость от России. После аннексии РФ завладела украинскими буровыми платформами (в т.ч. «вышками Бойко»). Они превратились в морские военные базы и расположены в непосредственной близости к участку «Дельфин». Из-за этого высказывались опасения, что разработкой сможет заняться только компания, согласованная с Путиным. 11 сентября Кабмин Алексея Гончарука отменил результат конкурса «в связи с несоответствием процедуры практике Евросоюза». Речь шла об инвестировании в Украину 1 млрд. долларов.
Фото – Фейсбук И.Пономарева.
Мы расспросили Илью Пономарева об инвестиционном климате в Украине, его отношении к экономической политике Зе-команды и ситуации с конкурсом.
— Что произошло с «Дельфином» и какова ситуация на сегодня?
— С т.з. законов Украины и элементарного здравого смысла решение украинского правительства об отмене конкурса ошибочно и очевидно незаконно. Но мы пока ведем переговоры. Надежды на возможность договориться не утрачены.
-Вы заявляли, что понесли убытки в 12 млн. дол. Которые мы, налогоплательщики, будем вынуждены выплатить через суд. Это упущенная выгода? Откуда такая сумма?
— Упущенная выгода началась бы после подписания контракта, а мы только были объявлены победителями. Однако по условиям конкурса мы должны были показать наличие денег на наших счетах и вложились в то, чтобы их привлечь у американских инвесторов. Привлечение денег стоит денег. Чтобы иметь возможность выставить гарантию в 200 миллионов долларов, потратили примерно 12 млн. дол. (6% от привлеченной суммы). Их потеря – прямые убытки. И теперь мы должны судиться, но хотим этого избежать.
-Что вы имели ввиду, когда говорили, что у вас дедлайн декабрь, после чего надо отдать деньги, которые вы привлекли на проект?
— Срок для инвестирования 200 млн. долл., которые мы подняли в мае 2018го в ходе IPO на бирже NASDAQ, истек 2 декабря. На собрании акционеров мы были вынуждены еще довложить свои деньги, и на этих условиях наши инвесторы продлили для нас возможность пользоваться финансовым ресурсом еще полгода. Мы можем продлевать и дальше, если это будет целесообразно, но надо понимать, зачем.
-Если бы вы разрабатывали «Дельфин», сколько Украине досталось бы из добытого газа?
— Все, что мы рассчитывали добыть, оставалось бы на украинском рынке. Величина добычи, которую мы ожидали, могла бы составить 10% от годового объема украинской добычи на сегодня. То есть, можно было бы импортировать из России меньше примерно на треть, чем сейчас. На треть уменьшилась бы зависимость.
— Если бы Украина могла разрабатывать все запасы, которые имеет, могли бы мы себя обеспечить газом?
— На мой взгляд, развитие внутренней добычи для энергобезопасности Украины — это задача № 1. Мы могли бы не только обеспечивать себя, но и экспортировать. Внутреннюю добычу можно поднять на величину больше 10 млрд. кубометров газа. Что больше, чем импортируется на сегодня. Была бы у правительства такая задача и понимание необходимых шагов… Тут все мечтают об Exxon’ах и Shell’ах, а в Украине на самом деле много мелких фрагментированных месторождений, что для крупных инвесторов не очень интересно. А для мелких – решение прийти в другую страну, да еще и такую нестабильную, как Украина – это тяжелое решение, если их не вести за ручку. Поэтому для многих разработка на Ближнем Востоке или в Казахстане оказывается интереснее. Но, если у кого-то из первопроходцев – у нашей компании, например – что-то в этом вопросе получится, то выстроится очередь из желающих. Другие инвесторы подтянутся. Мне куча народу звонит по поводу ситуации с «Дельфином»…
Фото — radiosvoboda.org, программа «СХЕМЫ»
— Рассчитываете, что вам вернут победу в конкурсе?
— Это был бы самый простой исход, но сомневаюсь. Чисто психологически: раз уж приняли решение, будут сопротивляться идее все-таки подтвердить этот проект. Но в загашнике у правительства есть и другие объекты, которые мы могли бы начать разрабатывать.
— Кто был заинтересован в отмене конкурса?
— Практически все украинские игроки, которые имеют интерес в нефтегазовом секторе. Вроде бы г-н Ахметов не проявлял особого интереса; а все остальные интерес имели. Просто большинство не имели возможности выходить на этот конкурс, так как правительство требовало наличия свободных денег на счету и наличия партнера с опытом разработки шельфовых залежей. Большая часть украинского бизнеса подобным условиям не соответствует. Но, конечно, с большим удовольствием и злорадством смотрели на то, что происходило с «наглыми пришельцами». А если в очередной раз заход иностранных инвесторов (тем более – пусть с бывшим, но россиянином, который в этом участвует) не состоится, то они вернутся к ситуации: мы будем делить ресурсы между собой.
— А могли бы вы сказать прямо? Например: Коломойский в восторге от того, что аннулированы итоги конкурса?
— Нет, я не могу никого обвинять. Скажу лишь, что нашим основным противником в конкурсе был не Коломойский (участвовали 4 четыре компании, но фаворитом считалась американская Frontera Resources Corporation, которую называли сомнительной, не имеющей собственных капиталов и убыточной, так же — азербайджанская Caspian Drilling International, которую подозревали в присутствии российского интереса, и украинская компания «Укрнафтобуриння», чьим бенефициаром считают олигарха Игоря Коломойского и его партнеров Виталия Хомутынника, Павла Фукса – Прим.Ред). Основным противником были люди, связанные с одним из предыдущих премьеров Украины, стоявшими и за Фронтерой, и за CDC. В какой-то момент они не побрезговали и помощью из России. Что не помешает, конечно, УНБ и любой другой структуре бороться за победу на повторном конкурсе, если он состоится.
— Звучало мнение, что Путин там все равно никому не даст разрабатывать, российские военные просто заблокируют все работы, кроме разве что случая, если их будет проводить Медведчук…
— Про интересы В. Медведчука в этой зоне мне ничего не известно. Тут вы, наверное, осведомлены лучше. О том, что ему дают на импорте российского дизеля зарабатывать — знаю, а о его разработках в украинском Черном море ничего сказать не могу. Важным преимуществом Trident на конкурсе было наше американское происхождение (порядка 85% капитала из США), дающее право на защиту инвестиций американским правительством, вплоть до силовой поддержки. Думаю, у нас вопрос не с Путиным, а со своими собственными разборками в Украине. Медведчуку и делать ничего не надо: украинская элита умеет сплачиваться в нужный момент против любых «пришельцев», которые пытаются проинвестировать в Украину и начать тут зарабатывать. Конкурентов не нужно – страну хотят грабить сами.
(Крымский газ с аннексированного черноморского месторождения на подводном участке «Глубокая» по решению правительства РФ будет добывать фирма «Новые проекты», директор которой является бизнес-партнером семьи Виктора Медведчука. Об этом есть расследование «Радио Свобода»: https://www.radiosvoboda.org/a/news-schemes-gaz-medvechuk/29561620.html — Прим.Ред.).
— Не в том ли проблема, что для ФПГ, которые управляют нашей страной, любой инвестор — враг?
— Конечно, инвестор — прямой конкурент. Вся украинская элита, что бы она там не говорила, на самом деле сопротивляется идее иностранных инвестиций. Нынешнее правительство хочет как-то их привести, но не знает как. А у крупных украинских бизнесменов намерения обратные. Они с готовностью возьмут иностранные кредиты под свои компании, но допускать приход на рынок новых самостоятельных игроков категорически не хотят.
— А в РФ инвесторы приходят?
— Несмотря на изоляцию, коррупцию, силовиков, несмотря на агрессию и санкции, в России инвесторов больше на порядок, если не на два порядка.
— Почему?
— С одной стороны — это вопрос привычки, подходов — как чиновничества, так и бизнеса. Бизнес в РФ больше настроен на кооперацию. А украинский — более семейный, неохотно делает совместные проекты. Культура иностранного инвестирования создавалась в России в момент создания рыночной экономики, в начале 90х: за иностранными инвесторами бегали, им предлагали преференции. Потом, при Путине, выделили отрасли, которые окружение российского президента считает стратегическими и оставили для себя: «В нефть и газ, иностранцы, не лезьте, а зато все остальное – пожалуйста». Во-вторых, в России коррупционные схемы работают ничуть не меньше, но в Украине это песок в колесах, это фактор замедления. В России же коррупция работает с четкими правилами: «Ты должен Иван Иваныча взять в долю. Дать 20%. И будет тебе зеленая улица».
— Примерно как у нас при Януковиче?
— Да, он пытался построить именно российскую модель, но сильно пожадничал, на все хотел наехать силами одной «семейной» группы. В России коррупция более разветвленная, вся система госуправления на этом построена и на каждой позиции живут согласно определенным неписанным правилам. Поэтому все в доле, система работает в унисон, а отступники жестко и быстро караются через управляемых судей, которые тоже в доле. РФ — мафиозное корпоративное государство, склеенное нефтяными доходами. Но как мы знаем, мафия, будучи организованным преступным сообществом, всегда побеждает разрозненные банды, типа тех, которые рвут Украину на части. Банды это знают, и поэтому не дают возможность ничему упорядоченному сюда прийти.
— Как бы вы сравнили инвестклимат в Украине в 2013, в 2016-ом и сейчас?
— Лучшим он был при раннем Януковиче и при раннем Ющенко. К сожалению, все постмайданное время ситуация была неблагоприятная. Власть, сформированная в 2014м, не хотела иностранных инвестиций, хотя и говорила другое… Разве что (инвестиций) в «зеленую энергетику», что по сути другая форма грабежа бюджета. А сейчас ситуация на волне надежды, связанной с приходом Зеленского, начала несколько выправляться. Правительство Гончарука не коррумпированное и хочет инвестиций. Увы, опыта и умения у него в этой сфере нет. Инвесторы, которые уже соприкасались, говорили мне одно и то же: «Ребята хорошие, но надо подождать». Пока не видят, с кем там разговаривать.
— Россияне злорадствуют: «Может, пора признать, что у Украины ничего не получилось? Зачем было устраивать этот ваш майдан, если всю вашу экономику контролирует вентиль в «Газпроме»? Насколько это справедливое замечание?
— На мой взгляд, совершенно не справедливое: мы импортируем на сегодня треть от своего потребления газа. Газ не играет первую скрипку. Энергетическая зависимость от РФ снижалась все эти годы: в 2014ом импортировали 80% потребляемого газа, а сейчас только 30%. Сейчас уже экономически мы зависим больше не от газа, а от торговли другими товарами (несмотря на то, что за шесть лет количество связей сильно сократилось, экспорт и импорт с Россией существуют).
— Но говорят же, что продолжаем покупать газ у РФ, хотя и через Европу, и по большей цене…
— Это другой вопрос. За импортируемый газ мы действительно переплачиваем, т.к. покупаем у Словакии российский газ по цене, включающий транзит по Украине, который по факту не осуществляется. Но «Газпром»-то получает одинаковые деньги, с коммерческой точки зрения ему все равно, кто именно у него купил газ – украинцы и словаки на перепродажу. Мы действительно переплачиваем за то, чтобы не иметь коммерческих отношений с «Газпромом». Переплачиваем за то, чтобы Россия не могла нас шантажировать вентилем, как это делалось в 2014 году и до того. На сегодня уже вопрос зависимости не настолько актуален, так что мы могли бы и напрямую покупать у РФ. А если Москва вздумает опять давить на нас политически — легко переключимся опять на Словакию.
— Вы все время говорите «мы», видимо – отождествляя себя с Украиной, но представляете в проекте по разработке «Дельфина» американскую публичную компанию. Значит ли это, что если б вы разрабатывали газ на шельфе Черного моря, вас защищало бы правительство США?
— Это был главный аргумент (после денег, конечно), на который мы напирали и продолжаем напирать: из участников конкурса только мы имели возможность получить американскую защиту через структуру OPIC, которая защищает американских инвесторов за рубежом, страхуя все военно-политические риски. Если будут какие-то поползновения со стороны России, американцы и флот могут прислать — чтобы защитить инвесторов. У украинских коллег, которые с нами конкурировали, такой возможности нет.
— Выглядит так, что в Ливии Германия защищает свои инвестиции, а в Украину никто не инвестирует, поэтому всем плевать — что будет с нами… Представим, вас спросил Владимир Зеленский: «Что я могу сделать, чтобы Украина стала более интересной для инвесторов? Как добиться, чтобы наши меркантильные друзья на Западе защищали нас вместе со своими деньгами?».. Каким был бы ваш совет?
— Инвестиции – это тема очень личная, сильно связанная с человеческой психологией. Одна из иллюзий, существующих в Украине, состоит в том, что инвестиционная привлекательность связана в основном с вопросами верховенства права – работой правоохранительной системы, судами… И это важное условие – хорошо, когда все это исправно. Но главным все же является личное доверие. Когда инвестор дает кому-то деньги, он должен понимать, что тот, кому он их дал, не сбежит с его ресурсами, потратит их именно на то, о чем договорились, и понимает, что надо делать. И вот этого не хватает Украине – людей, которым иностранные инвесторы могли бы доверять. То есть дело тут не в коррупции, и не в войне. Инвесторы вкладывают миллиарды в такие страны, что «мама не горюй». В Украине большой свой бизнес опыт, есть подразделения крупных иностранных корпораций, но практически нет опыта работы с профессиональными инвесторами… Я бы посоветовал В. Зеленскому, вопреки его нелюбви к иностранным специалистам, нанять международную компанию с большим именем, которая бы представляла Украину в качестве места для инвестиций. Кого-то, кому международные финансовые группы доверяют. И иметь хоть кого-то рядом с собой, кто в это понимает, и у кого свои успешные инвестиционные проекты за плечами.
— А ведь с иностранцами, которых брали на работу при Петре Алексеевиче, ничего не вышло. Их всех «сожрала» коррупционная машина…
— Я говорил о структурах – пригласить международный инвестиционный банк какой-нибудь, с именем. А относительно иностранцев… Давайте проведем конкурс между людьми, но такой, где мы задействуем хорошее рекрутинговое агентство – пусть поищет кадры по всему миру. Пусть те же международные инвестиционные банки сами скажут – кто им кажется наиболее вызывающим доверие. И нужно, чтобы решения принимали независимые структуры. Вот есть у нас национальный инвестиционный совет, который состоит из компаний, уже находящихся в Украине… Они скорее будут решать свои лоббистские вопросы, которые связаны с налогами, таможней – не так ли?.. Они точно не заинтересованы в том, чтобы сюда пришел кто-то из их конкурентов.
— Вы сейчас в Америке (разговариваем по скайпу). Что говорит о нас американский истеблишмент?
— Публично все про Украину говорят очень хорошо – про «справедливую борьбу украинского народа против российской агрессии». В неформальных же разговорах фактор усталости имеет место. Потому что тема Украины очень токсична. Вроде страна хорошая и за правое дело выступает, но… Кто близко подойдет, того может неожиданно г**ном забрызгать. История с г-ном Байденом серьезная и Украина в ней звучит в полном объеме. Что не добавляет нам популярности, хотя на госполитику в отношении страны почти не влияет. Отдельные же политики хотят быть частью успеха, а не частью проблем. Когда ты помогаешь кому-то, у кого проблема, ты же рассчитываешь, что потом все будет хорошо, и ты себе орден на шею повесишь, не так ли? А когда ты помогаешь, помогаешь, помогаешь, а там все равно проблема…? Возникает усталость, если нет результата. Какого… ты тратишь время и деньги налогоплательщиков? Поэтому президент Зеленский и в вопросе достижения мира находится между двумя огнями: с точки зрения интересов Украины выгоднее поторговаться и потянуть время, а с другой стороны – на него давят и его избиратели, и международное сообщество. Нужно показывать «конструктивность», чем активно пользуются недоброжелатели.
— С т.з. экономики — как Украине из страны неудач превратиться в страну успеха?
— Внутри страны должен быть орган, который занимается в ручном режиме «расшивкой» проблем в промышленности. Например, у нас есть проблема с Фирташем, и его путами, которые он накинул на ряд крупных промышленных предприятий, с фиктивными долгами и коррупционными давальческими схемами. Из-за чего предприятия, потенциально инвестиционно привлекательные, не могут выйти на рынок. Должен быть госорган, который эти проблемы в ручном режиме «разошьет». Где надо – с госкредитом, где-то с восстановлением производства, с восстановлением производственных цепочек, а где-то и с национализацией. Это задачи – не решаемые макроэкономическим регулированием. Это то, что надо «ручками расшивать». И я знаю, что правительство в эту сторону активно думает. Только так можно создавать рабочие места, оживлять производство и направлять экономическую политику на привлечение инвестиций – внутренних и внешних.
— К правительству А. Гончарука как относитесь после скандальных «пленок»?
— На мой взгляд, это правительство – лучшее за все время независимости Украины (хотя это скорее не ему комплимент, а «наезд» на предыдущие). Но ему не хватает промышленной компетенции, опыта в реальном секторе… Макроэкономическая ситуация в стране неплохая, а ситуация на производстве сильно отстает. Меня также очень тревожит, что гривна слишком сильно укрепилась – это манипуляции министерства финансов, которое решает свои вопросы, связанные с госдолгом. Но для производства это очень плохо. Украинская экономика экспортоориентированная, поэтому видим разрастающуюся дыру в бюджете (минус 200-250 млн. долларов) из-за укрепления гривны. Таможня по долларам собрала на 5-6% больше плана, а по гривне — минус 20%. А для того, чтобы 2020 год стал годом резкого роста ВВП (как этого хотел Алексей Гончарук), надо заниматься производством. Сейчас именно в эти точки бьют недоброжелатели молодого премьера, которые хотят сесть в его кресло и вернуть влияние старым ФПГ. Три разных интересанта на днях разыграли тему с «пленками Гончарука», что высветило прискорбный факт: в ближайшем окружении президента есть люди, играющие против его премьера. Но, похоже, что президент разобрался в ситуации и не дал собой сманипулировать.
— Что будет с экономикой Украины после запуска «Северного потока 2»? Говорят, что примерно через год, когда закончат строительство этого газопровода, нам придётся свою газотранспортную систему сдать на металлолом…
— Не согласен с такой оценкой. В Украине вообще любят сами себя обижать и делать апокалиптические прогнозы. Запуск «СП-2» уменьшит доходы Украины, но давайте считать: транзит через Украину — 90, максимальная пропускная способность «Северного потока 2» – 55. Тем более и судьба «СП-2» сейчас не понятна из-за американских санкций. Так может «Северный поток» лишить Украину транзита? Недаром Россия согласилась и после ввода «СП-2» прокачивать 40 млрд. кубометров газа (а на самом деле, скорее всего, будет больше).
-Визит г-жи Меркель к Путину показал, что Германия не боится санкций США и улучшает отношения с Россией. Разве это для нас не беда?
— Компании, которые подпали под санкции, их боятся. Вот почему Германия негодует и говорит, что это нарушение ее суверенитета, но поделать ничего не может.
— Последние договорённости о продлении транзита российского газа на 5 лет через Украину и выплате «Газпромом» 3 млрд. долларов по решению Стокгольмского арбитража, как оцениваете? Есть много критиков…
— Россия выплатила в декабре 3 млрд., и тут президент Зеленской, безусловно, молодец: поставил задачу – реализовал. С точки зрения Украины есть и плюсы, и минусы. Плюс для населения – цены на газ остались на низком уровне. Минус для газодобычи – потому что консервация низких цен уменьшает ее инвестиционную привлекательность и не дает возможность наращивать добычу. Продажная цена сейчас в Украине близка к себестоимости, так что большой прибыли не возникает.
— Как аннексия Крыма повлияла на нашу энергобезопасность?
— За аннексированные энергоресурсы на шельфе Черного моря начинается судебный процесс от «Нафтогаза» к РФ. Потери подсчитать несложно. Ежегодно дочка Нафтогаза — «Черноморнафтогаз» добывала 2 млрд кубометров газа в год, и эта цифра имела тенденцию к росту, так что ее можно было удвоить, с учетом тех запасов, что там есть. Вот прямые ежегодные потери Украины.
— Открытие рынка земли повысит нашу инвестпривлекательность?
— И да, и нет. Будет позитивный пиар, и это важно. Хорошие новости всегда полезны для всех отраслей, не только для аграрного сектора. Но те, кого он привлечет, быстро поймут, что продавать иностранцам эту землю не будут. А внутри страны у всех все и так уже построено. Эта земля находится в аренде у холдингов. Необходимость ее выкупить сама по себе снизит инвестиции в производство. Вообще я не очень понимаю – если вы уж решили продавать землю, то какая разница – украинцу или иностранцу? Ее же не вывезешь из страны, налоги и рабочие места все равно будут тут. Думаю, главная опасность в снятии моратория не в том, что купят иностранцы, а в том, что открытие рынка будет приводить к обезземеливанию мелких крестьян, которые продадут свои паи, проедят деньги и останутся и без собственности, и без денег. Что будет иметь социальные последствия, о которых правительство и парламент должны подумать.
— Ваше мнение о мирных планах Зеленского и его намерениях о чем-то с Путиным договориться?
— Я абсолютно убежден, что договоренность рано или поздно произойдет. Путину это нужно. Санкции его довольно сильно допекли, и он хочет как-то эту ситуацию развязать. Надо набраться терпения. Этот процесс – это и игра на нервах, и давление, и блеф, но надеюсь, что будет какой-то компромисс, и мы его скоро увидим. Путину необходимо, чтобы в итоговый компромисс был включен вопрос русского языка на тех территориях. Тогда он сможет сказать по ТВ: «Мы победили». Тут он отступить не может, потому что с т.з. пропаганды в РФ, все началось именно из-за языка. Путин будет настаивать и на всеобщей амнистии, но человек сто самых заметных, думаю, он будет готов забрать на территорию России, чтобы дать возможность всем сохранить лицо. Остальным ста тысячам участникам событий придется объявлять амнистию, никуда мы от этого не уйдем.
— О предновогоднем обмене — каково ваше мнение? Говорят, ваша роль была в нем осенью (во время обмена с РФ). Была ли в декабре?
— Я никакой роли не играл. Осенью у меня была определенная информация, поскольку руку на пульсе в Москве я все-таки стараюсь держать, и я ею поделился, но в последний момент все переиграли. Так что я зарекся об этом писать. А к обменам отношусь хорошо. Тут все правильно делает Зеленский, выполняя обещания. И то, что Путин запросил «беркутовцев» — как мне кажется, лучшее доказательство того, что Кремль к событиям на Майдане причастен, считает этих людей своими. Хотя, к сожалению, Путин легко набирает заново «материал для обмена»…
— Радикализация событий на Майдане происходила по кремлевскому сценарию, связанному с аннексией Крыма?
— Я считаю, что решение об аннексии Крыма было принято Путиным спонтанно в конце февраля, причем вопреки мнению силовых структур РФ. Более того, если бы украинская армия в Крыму оказала хоть какое-то реальное сопротивление, потери Крыма не было бы. А то что роль спецслужб РФ на Майдане была – наверное, да. Уровень инфильтрации российской агентуры в украинские силовые службы был высок (и скорее всего, до сих пор присутствует). Но я помню, что в Москве было и разочарование, и раздражение от того, что Виктор Янукович не слушался кремлевских указаний и сам раскачивал ситуацию.
— В интервью которое вы давали в апреле 2014 году, вы сравнивали майдан и «русскую весну» на Донбассе, говорили о двойных стандартах и предлагали провести референдум на тему федерализации… «В Донецке — ровно то же, что было и на Майдане, зеркальная Киеву ситуация в восточных областях», — вы говорили. Изменился ли ваш взгляд на те события?
— На уровне нюансов – да, но не фундаментально. Понятно, что большой процент населения на Донбассе оказался в это вовлечен, а происходит это только тогда, когда есть в обществе предпосылки, на которых играет манипулирующая ими сила. И в Киеве, и в Донецке был одинаковый антиолигархический и антикоррупционный посыл. При этом на востоке все то, что звучало в Киеве во время майдана, воспринималось с высокой долей настороженности. Воспринималось как антидонбассовская тема, и все эти презрительные вещи про «донецкое быдло» почву активно разогревали, толкая общественное мнение в объятия России. При этом то, что в Донецке и Луганске на первоначальные митинги антимайдана давали деньги сугубо внутриукраинские Ахметов и Ефремов по сугубо внутриукраинским причинам – секрет Полишинеля… Потом всякие там А. Дугин, К. Затулин, С Глазьев, А. Проханов, и тому подобные российские персонажи, нашли в Кремле заинтересованное лицо в виде руководителя АП Сергея Иванова, который ревновал к «завоевателю Крыма» Владиславу Суркову и хотел показать, что он тоже может… Так начали раскручивать проект «Новороссия». А дальше уже началась интервенция. Конечно, не было бы России, никакой войны не произошло бы. Но не один фактор, а сочетание двух факторов привело к тому, что мы сейчас наблюдаем. И ответственность киевского руководства и за начало войны, и за то, как она развивалась, включая «минские соглашения» и другие ошибки, отрицать невозможно.
Записала Татьяна Заровная, «ОРД».
