В этом году Петр Порошенко в последний раз в качестве Президента будет принимать парад в День Независимости Украины. К сожалению, годы его президентства останутся в истории не только годами народного сопротивления российской агрессии, но и очередным крахом надежд на искоренение коррупции в стране. И полную ответственность за это несет прежде всего именно Петр Алексеевич Порошенко. Крах этих надежд будет связан прежде всего с деятельностью НАБУ. Органа, который должен был стать независимым орудием по искоренению коррупции в высших эшелонах власти, но, стараниями Порошенко превратился в очередное подразделение Администрации Президента, специализирующееся на «черном пиаре» против неугодных Порошенко людей. Почему так случилось? Почему НАБУ не занимается расследованием масштабного воровства, которым занимается окружение Петра Алексеевича? Почему Артем Сытник оказался настолько зависим от Порошенко, что в упор не замечает «Роттердам плюс» или шокирующих фактов, обнародованных беглым нардепом Онищенко? Все просто. Петр Алексеевич умеет «подвешивать» людей на компромате. А у Сытника, увы, не кристально чистое прошлое, да и настоящее тоже. И потому – приходится отрабатывать приказы Банковой. Например, по многолетнему шельмованию министра внутренних дел Арсена Авакова или же давнего недруга Порошенко – экс-заместителя министра внутренних дел Сергея Чеботаря. Для Порошенко невыносима независимость Авакова и его нежелание участвовать в порошенковских «схемах». Чеботаря Петр Алексеевич ненавидит еще со времен первого после Оранжевой революции правительства, опять-таки за противодействие Чеботаря мутным порошенковским «схемам». И за отказ от участия в фальсификации выборов уже в новое время.
Речь пойдет о так называемом «рюкзачном деле». «Деле», в котором изначально не было ни то что состава, но и события преступления. Но, которое, тем не менее, с конца 2014 года является постоянно разогреваемой по указанию Банковой темой в подконтрольных ей СМИ. Напомним, что первым начал «исполнять заказ» по дискредитации Авакова и Чеботаря экс-первый заместитель председателя СБУ Юрий Артюхов. Именно он стал автором первой видео-фальшивки, на основании которой и было раскручено «рюкзачное дело». Однако, вышло все столь неубедительно, что СБУ со временем передала это дело в НАБУ. И «исполнять» уже начал Артем Сытник. Причем, «исполнять» с юридической точки зрения – ничтожно. Зато вполне продуктивно с точки зрения «черного пиара». Вряд ли Госдеп США финансировал деятельность НАБУ именно для этой цели. Увы, сейчас уже американцы понимают, что вместо независимого антикоррупционного органа НАБУ превратилось в «дерьмометательный орган» Банковой.
Лучше всего об этом деле расскажет адвокат Сергея Чеботаря – Игорь Юдин.
– Игорь Васильевич, когда вы вступили в дело и какие у вас были первые впечатления от роли в этом деле сотрудников НАБУ?
– Как это часто бывает, в дело я вступил внезапно, потому что утром позвонили и сказали, что у Сергея Ивановича идет обыск. И с момента обыска – если мне память не изменяет, с 31 октября прошлого года – я участвую в этом уголовном производстве. За время своей почти 20-тилетней адвокатской практики я много всяких чудес перевидел. Но такой нелепости не видел. Когда подъехал к дому Сергея Ивановича увидел огромное количество спецназовцев. И Сергея Ивановича (смеется) который совершенно не производит впечатления террориста, которого надо так торжественно задерживать. Сам обыск много времени не занял, потому что, вопреки удивлению детективов НАБУ, выяснилось, что дом, в котором Сергей Иванович живет, – совершенно не барские хоромы. Обычный дом, небольшой, достаточно компактный, участок, все. Поэтому осматривать особенно нечего было.
— А что они искали?
-Стандартно. Какие-то документы, или записи, или может быть какие-то файлы в электронном виде, которые бы имели отношение к предмету уголовного производства. И ничего не нашли. Было там несколько старых телефонов – они их взяли. Собственно говоря, и все. Большую часть этого имущества уже вернули, потому что все это какого-то доказательственного значения по уголовному производству не имеет.
С момента обыска начались активные действия в отношении Чеботаря. После обыска его под конвоем привезли в НАБУ на Сурикова, уведомили о подозрении и долгое время никак не могли подготовить ходатайство об избрании в отношении него меры пресечения. Из опыта могу сказать, что обычно такое происходит, когда есть сомнения в правильности действий у силовиков.
Уже говорилось о том, что у Сергей Ивановича не все хорошо со здоровьем. Поэтому несколько раз во время вот этих действий к нему вызывали доктора. И даже после того, как уже его должны были доставить в изолятор временного содержания, по дороге в ИВС его еще раз завозили в больницу, потому что он очень плохо себя чувствовал.
С этого момента можно говорить о неэтичном поведении со стороны детективов, потому что они намеренно давали в СМИ информацию, которая могла быть только у них. И это неправильно, когда человека уже достаточно немолодого и в очевидном для всех тяжелом состоянии привозят в поликлинику, и тут же появляются журналисты с камерами, которые пытаются все это снять на видео, и так далее. Я считаю, что какие-то должны быть все-таки границы, моральные приличия. Играть на этой ситуации вокруг больного человека — ну просто, с моей точки зрения, нехорошо.
После этого у нас состоялось первое судебное заседание по избранию меры пресечения в отношении Сергея Ивановича. Ожидаемо суд отказался применять ту меру пресечения, которую просили детективы. Почему ожидаемо – потому что суд при избрании меры пресечения учитывает обоснованность подозрения, а также учитывает наличие рисков, что человек, подозреваемый будет пытаться скрыться от следствия и суда, либо будет пытаться каким-то образом препятствовать суду и следствию. Аргументы стороны обвинения в этой ситуации были весьма сомнительны. Откровенно сомнительны. Я уж там не говорю о подозрении, это отдельный разговор, но вот те риски, которые касаются надлежащего процессуального поведения, они отсутствовали и отсутствуют. И сейчас мы можем это совершенно категорически утверждать, потому что, по сути, на сегодняшний день у Сергея Ивановича есть единственная обязанность — являться по требованию следователей или суда. За время с момента уведомления о подозрении никаких замечаний по исполнению Чеботарем процессуальных обязанностей нет. Пару раз раз он выезжал на лечение за границу и, естественно, возвращался обратно.
— Он везде и всегда говорил и говорит, что его задача – как раз разобраться в этой ситуации, а не куда-то там бежать, как зайчик. А требования стороны обвинения об избрании более суровой меры пресечения вопреки фактическим обстоятельствам дела – традиционно защитой рассматривается, как попытка такого морального, психологического воздействия на человека…
— Давления…
— Да. Потому что, когда в отношении человека пытаются применить какие-то более строгие меры воздействия безосновательно – ну как еще это можно объяснить?
— Здесь ярко очень иллюстрирует эту историю ситуация с арестом имущества Сергея Ивановича. Дело в том, что Уголовный процессуальный кодекс Украины предусматривает возможность рассмотрения ходатайства об аресте имущества при отсутствии собственника имущества и подозреваемого. Ну, как бы, это норма закона, правильная или неправильная – мы не обсуждаем, она есть. Поэтому без участия Сергея Ивановича было проведено такое заседание, было принято решение об аресте имущества. Мы каким-то образом – я вот сейчас не помню точно, чуть ли не из средств массовой информации об этом узнали.
Я обратился к следователю с ходатайством, чтобы нас как-то информировали – это серьезный вопрос ограничения прав человека. Нам дали копию документов, связанных с арестом имущества, и я обнаружил удивительнейшую вещь. Арестовано было имущество, которое Сергею Ивановичу не принадлежит. У нас есть Семейный кодекс, который никто не отменял. Если один из супругов получает имущество в наследство или в подарок, это имущество является его личной собственностью. И нельзя это рассматривать, как общую собственность супругов. В данном случае, имущество которое было подарено супруге Сергея Ивановича ее отцом – то есть, является ее имуществом, и Сергей Иванович не является ни владельцем, ни совладельцем этого имущества – было арестовано. Ну, то есть, знаете, по большому счету, если распространять эту практику – почему бы мое имущество, например, не арестовать или ваше?
— Ну да, вы адвокат, почему бы не арестовать ваше имущество?
— Я адвокат, вы там тоже, может быть, общались. Понимаете? Естественно, на сегодняшний день этот арест отменен, его нет, и я думаю, что уже его не будет. Но понимаете – вот это показатель. Либо сторона обвинения не исследовала надлежащим образом документы перед тем, как арестовывать имущество, что говорит о халатном отношении. Либо они их исследовали, тогда это еще хуже, потому что тогда это сознательное и безосновательное на самом деле ограничение прав – в данном случае имущественных прав людей.
Долгое время мы не имели возможности обсуждать данное уголовное производство, потому что закон предусматривает, что есть тайна следствия. Соответственно, без разрешения следователя и прокурора нельзя распространять какую-либо информацию, которая касается данного производства. Хотя удивительные вещи происходили – это так, штрих такой эмоциональный больше, чем юридический – удивительные вещи происходили. Вот в то время, когда человеку избирают меру пресечения, сторона обвинения в обязательном порядке представляет документы, которые являются обоснованием уведомления о подозрении. Какие-то документы были нам предоставлены. Ну, документы, по своему качеству юридическому никакие, но три тома подшиты, чтобы как-то все это имело законный вид. В этих документах, которые нам предоставили и которые рассматривал суд, отсутствовали заключения экспертиз, которые в дальнейшем были выложены на сайте НАБУ. Уж я не знаю кем – кто у них администрирует этот сайт. Понимаете, ситуация изначально дебильная, потому что – если вы считаете, что это открытая информация, то почему вы не предоставили ее защите? Если эта информация закрытая, и на нее распространяется тайна следствия, то это уголовно наказуемое деяние, этого нельзя вот так выкладывать. Это вот такой вот общий эмоциональный план.
Ну, а теперь уже, когда объявлено об окончании расследования, когда защита имеет право знакомиться со всеми материалами уголовного дела, то есть уже тайны, как таковой у нас нет – мы можем говорить о всех странностях этого дела. Есть такое понятие «состав преступления», и есть понятие «событие преступления». То есть, иногда событие произошло, но оно не имеет признаков состава преступления. В данном случае нет самого события. Это потрясающая совершенно вещь, потому что все, вокруг чего крутится уголовное производство – оно отсутствовало как событие в принципе. Понимаете? И на сегодняшний день по материалам, которые мы видим – там нет доказательств того, что вообще существовало это событие, что оно произошло.
Почему: в составе вот этой группы три совершенно несовместимых человека. Есть Сергей Иванович Чеботар, который на тот момент занимал пост заместителя министра внутренних дел, и человек уже немолодой. Есть сын министра, который никаких должностей в министерстве не занимал. По возрасту он годится в младшие сыновья Сергея Ивановича – сказать, что они вместе где-то там какое-то время проводят и так далее, просто даже в силу возрастного аспекта – нельзя. Какие там точки пересечения? Да никаких. Да, Саша волонтерствовал. То есть, он участвовал в каких-то действиях и так далее, но это разные совершенно плоскости, параллельные, они не пересекаются. Конечно, Сергей Иванович его знает, как я вас теперь сегодня знаю. Ну и что – это на что-то влияет?
Третий человек – это предприниматель из Харькова, который когда-то был как-то там знаком с сыном министра, тоже молодой человек, о существовании которого Сергей Иванович не знал в принципе до момента, когда появилось это производство. Трудно предположить, что у них какие-то были общие дела. И у нас вот по тем материалам, которые мы сейчас имеем – мы там не отслеживаем доказательств того, что у них были какие-то контакты. Их и не было. Просто понимаете – то, что мы сейчас каждый раз рассказываем детективу, когда нас пытаются попросить восстановить в памяти поминутно до мелочей какую-то ситуацию трехлетней давности, например, или там участие в какой-то конкретной процедуре… Ну, Сергей Иванович в статусе заместителя министра в 2014 году, он ведь на работе практически спал. Потому что это был сумасшедший вал. Это куча проблем, которые требуют мгновенного решения. И в этой ситуации выделить, запомнить какую-то конкретную встречу, какой-то конкретный разговор с кем-то – это на самом деле физически невозможно.
По большому счету, все подозрение в отношении Чеботаря основывается на двух китах. Первый – это то, что было заседание тендерного комитета министерства внутренних дел, на котором было принято решение об определении победителей, которые в дальнейшем и занимались поставкой этих рюкзаков знаменитых. И второй блок – это видеозаписи, которые были сделаны якобы у него в кабинете. Оба блока, мягко говоря, сомнительные. Потому что, что касается самого тендерного комитета, то… Ну, во-первых, Сергей Иванович физически лично в этом участия не принимал и не должен был принимать. У него были свои должностные инструкции, он их выполнял. Подписать договор по результатам решения тендерного комитета – это его обязанность, он обязан это делать. Он его подписал. Но как влиять на коллегиальный орган, который вполне самостоятелен, работает на основании своих каких-то регламентов и так далее? Да никак.
Данная ситуация, с моей точки зрения, — это «смелые» предположения стороны обвинения, которые опротестовываются судебным решением. Потому что один из участников торгов обращался в суд с требованием признать торги недействительными и действия сотрудников тендерного комитета неправомерными. Иск был судом рассмотрен административным, в удовлетворении иска было отказано. Это решение, которое подтверждает законность данной процедуры, и, соответственно, оно вступило на сегодняшний день в законную силу. То есть, судебный вердикт по этому поводу имеется, который гласит, что ребята, там все было в порядке.
Кроме того, в рамках уголовного производства по инициативе прокуратуры проводилась ревизия деятельности финансово-хозяйственной Министерства внутренних дел вот по поводу вот этих вот закупок. Существует огромный акт ревизии, который тоже подшит к материалам дела. В этом акте указано, что нарушений каких-то, которые бы служили основанием для отмены, не выявлено. Какие-то мелкие недочеты были, но они не носили принципиального характера, и уж точно никак не указывали на то, что Серей Иванович как-то на этот процесс влияет. Понимаете? Больше того, на сегодняшний день орган досудебного расследования признал, что поставка-то произведена в полном объеме. Понимаете, что? И возникает вопрос: а что ж тогда украли?
Сначала был разговор, когда – вот вы помните начало этого конфликта, что там не поставили что-то. Поставили. Больше того, оплата производилась только по факту поставки. Никакой предоплаты не было в принципе. Тогда вопрос – а в чем ущерб? И вот тут у нас появляется потрясающая экспертиза. Проведенная некой частной фирмой «Надия», которую возглавляет Бугрова Надежда Константиновна.
Надежда Константиновна смогла каким-то только ей известным способом установить, что стоимость этих рюкзаков в несколько раз ниже, чем та стоимость, по которой была произведена закупка. И собственно говоря, вот на этом дальше и было построено обвинение.
Она сделала две экспертизы, которые, по сути, легли в основу уведомлений о подозрении. Она рассчитала, что эти рюкзаки имеют стоимость порядка 600 грн. – чуть больше 600. Что разительно отличается от цены, по которой все это закупалось. И она же дала заключение о том, что они непригодны, не соответствуют по качеству и так далее.
С учетом того, что очень резала глаз смелость формулировок и необоснованность выводов эксперта, я обратился с заявлением в министерство юстиции с просьбой провести проверку по данному эксперту. В результате были сделаны рецензии в КНИИСЭ по данным экспертизам, которые она сделала. Рецензии были сделаны негативные – то есть, выявлено там достаточно большое количество нарушений. И в дальнейшем, с учетом того, что эксперт допустила нарушение экспертных методик и, по сути, сделала неправильные выводы – она было привлечена к дисциплинарной ответственности Министерством юстиции. Меня официально об этом уведомили как заявителя.
Вот, собственно говоря, почему мы говорим, что нет самого события. Что можно говорить, что было неправильно? Торги – произошли. Товар – поставлен. Оплата произведена по факту. Рюкзаки эти были распределены в дальнейшем… Правоохранительные органы сделали колоссальную работу: они отследили путь этих рюкзаков по всем этим направлениям полиции. Так они реально были у бойцов, реально с ними люди несли службу, воевали и так далее. И возникает вопрос: а что же тогда произошло? Украли-то чего?
Попытка доказать обратное – какая-то она такая получилась неубедительная.
— Но ведь до этого проводились экспертизы в куда более авторитетной организации —в КНИИСЭ
— Экспертизы проводились. На сегодняшний день есть экспертизы, которые подтверждают, что и цена там правильная, и качество. Но это сторона обвинения во внимание не принимает. Это будет у них, может быть, чуть дальше, потому что мы естественно тоже занимались этим вопросом. И я думаю, что вот у нас будет следующая стадия, когда мы будем открывать свои документы стороне обвинения. Я думаю, что их ждет там большое количество сюрпризов. …
— Насколько я помню, эта фирма, «Надия» была создана уже в ходе этого производства. Не настораживает ли это?
— Не только фирма. Сам эксперт получил свидетельство эксперта накануне проведения этих экспертиз. Понимаете? Больше того, когда я получил ответ из Министерства юстиции, то оказывается, кроме меня туда еще кто-то обращался. То есть, там есть само решение о привлечении к дисциплинарной ответственности. Оно состоит из двух частей. Кроме того, что там мое было заявление с просьбой проверить – все ли там правильно сделано, кто-то еще обращался совершенно по не связанному с нами делу, и там тоже выявлены нарушения этого эксперта при производстве экспертизы. Поэтому, квалификация эксперта в такой ситуации, вызывает сомнение. Да, она до этого занималась оценкой какой-то, но сертификат эксперта она получила в тот же год, когда делал эту экспертизу.
— То есть, можно говорить о том, что это карманный эксперт?
— Я думаю, да. Скорее всего, это где-то присутствует, потому что знаете – уж очень обстоятельства совпадают, когда уважаемые и серьезные экспертные учреждения не берут на себя смелость делать подобные выводы. И вдруг такие выводы дает вчера сертифицированный эксперт. Это выглядит достаточно странно. .
Если бы не было решения Министерства юстиции по этому поводу, можно было бы говорить, что это моя субъективная оценка, и я пытаюсь таким образом очернить человека или каким-то образом повлиять на оценку доказательств. Но послушайте, это объективно, потому что есть решение комиссии, которая приняла решение о привлечении человека к дисциплинарной ответственности. Поэтому с первым этим блоком как-то совсем у них невесело, честно говоря
Второй блок – он более яркий, более зрелищный, но еще менее обоснованный. Это вот эти знаменитые видеозаписи. Дело в том, что там тоже есть несколько моментов, на которые следует обратить внимание. Во-первых, с точки зрения юридической, эти видеозаписи не могут быть надлежащим доказательством по уголовному производству, потому что есть определенные требования к такого рода доказательствам. При сегодняшнем уровне развития техники… я не знаю, вот даже нашу с вами беседу можно изобразить…
— Смонтировать…
— …как будто мы с вами собрались тут заговор делать Поэтому есть определенные требования. Для того, чтобы подобного рода видеозапись была использована как надлежащее доказательство, должна быть проведена фонографическая экспертиза, экспертиза видеозаписи самой, где эксперты подтверждают подлинность этой записи, подлинность участников – идентифицируют участников разговора, и воспроизводят тот разговор, который между ними состоялся, со ссылками – кто про что говорил.
— И отсутствие монтажа.
— И отсутствие монтажа. Для этого есть определенные требования технические. Должен быть предоставлен прибор, при помощи которого производилась запись. Должны быть предоставлены оригиналы этих записей. Ну и дальше какой-то сравнительный материал для того, чтобы можно было эксперту сравнивать, кто здесь кто. В данном случае у нас оригиналы отсутствуют как таковые. Нет прибора, который служил для записи, и отсутствую оригиналы записи. Понимаете, у нас был такой момент, когда нас по нашему ходатайству нас знакомили с этими видеозаписями. Я честно говоря, с замиранием сердца ждал этого момента, потому что то, что я видел в интернете – оно было, откровенным таким не очень качественно сделанным монтажом. Там достаточно много признаков технических монтажа, которые присутствуют… Я думал, что может быть, вот сейчас нам действительно возьмут и что-то покажут такое, чего мы не видели. Не показали. То есть, по большому счету, вот это все – то же самое, что мы наблюдали в этой сети.
— То есть, то, что было на Ютубе.
— То, что было на Ютубе, да.
— А как это объясняют – как они его получили?
— Они его получили – как они поясняют – от службы безопасности. И вся легализация, вся работа по этим записям – это рапорт сотрудника СБУ, что он все сделал правильно, все хорошо. И поэтому это доказательство. Они, честно говоря, сами понимают, что это слабовато. Поэтому они пробовали назначать экспертизы. Но эксперты говорят: ребята, есть же определенные требования к проведению экспертиз. Мы можем вам дать ответ – но вы же нам прибор дайте, и оригиналы записи дайте.
— Но прибор же был изъят самим Сергеем Ивановичем?
— Во-первых, непонятно, что это был за прибор, потому что…
— Ну да, как бы записывающий. А куда эта информация шла…
— Мы не уверены, что это вообще было записывающее устройство, понимаете? Сергей Иванович не является специалистом в области каких-то шпионских технологий, да? Он совершенно случайно… Он, в принципе, даже представить себе не мог, что во время, когда страна находилась в активной фазе боевых действий, у должностного лица, по сути, высшего уровня в государстве, который непосредственное отношение к этим действиям имеет, что его кто-то может писать в кабинете. Вдумайтесь, да, в саму ситуацию?
— Ну, я был в этот день у него…
— Да, то есть само по себе это… Он обнаружил там этот провод – увидел просто случайно. А дальше, как говорится, дернул за веревочку – а там коробочка какая-то. Что это такое? Я не знаю, и он не знает, что это такое. Отдали это куда-то в службы, дальше службы там разбирались. Оригинала этого нет. Оригинальных записей нет. Диски, которые мы имели возможность видеть, — на них все файлы сформированы в один день в одно время, что в принципе говорит о том что этого быть не могло на оригинале. Понимаете? Это просто переписали с диска на диск, и вот оно получилось. При отсутствии оригинала записи, при отсутствии прибора, который производил запись эксперты говорят – а что вы от нас хотите, какое мы можем дать заключение? О чем?
— Что исследовать?
— Что исследовать? Понимаете? Больше того, там, если мы вот по сути будем смотреть, то ли там как-то люди не доработали, которые все то лепили, то ли у них просто не было других фрагментов речи — я не знаю, с чем это связано. Но если взять так называемый разговор Сергея Ивановича, который записан на видео, и сравнить с уведомлением о подозрении, то там о разных вещах речь идет. То есть, в уведомлении о подозрении ему инкриминируют, что он завладел государственными средствами, направленными на продажу пяти тысяч рюкзаков, да? А в разговоре на видеозаписи — там речь идет то ли про сто, то ли про двести рюкзаков. Понимаете? Ну, вот оно не пляшет. А мы даже – нам было интересно, мы посмотрели – не было ни одной закупки в таком количестве в принципе. Понимаете? Вот и вся история. Поэтому, конечно, сама по себе видеозапись – это такая яркая как бы вещь. Вот посмотрите! Посмотреть – все посмотрели. Сразу определенный эмоциональный создается фон…
— Пиар-оружие.
— Да.
— И кстати. Вы не исследуете момент того, а как она появилась в Ютубе? Как они это объясняют? Это же их материалы?
— Вы знаете, мы писали заявление по этому поводу. Это еще было до моего участия в деле. Это Сергей Иванович еще когда-то обращался с этим вопросом. Вот. Там очень запутанная история. Потому что якобы это начинали СБУ-шники. Потом это передали военной прокуратуре. Потом военная прокуратура это передала в НАБУ. Понимаете? То есть, там вот оно прошло через такое количество рук, что докопаться, кто куда чего выбрасывал, крайне сложно. Но я вам скажу так, что опять-таки из опыта из практики: если у следователя стопроцентное есть доказательство вины человека, ему вот этот пиар…
— Не нужен.
— Совершенно не нужен. С одной стороны. С другой стороны… Ну, до того, как стать адвокатом, я был следователем. И потому, как бывший следователь, могу очень много сказать. Если я вам собираюсь объявить о подозрении, а вы говорите – да нет, это все ерунда, а у меня железное доказательство, я вам скажу…
— Зачем светить раньше….
— …берите своего адвоката. Приходите ко мне. Вот смотрите. Зачем мне с вами играть в эти игры, скажите? Посмотрите. Если вы считаете, что у вас есть контраргументы – ну скажите. Я буду с ними как-то работать. Нет – зачем оно мне нужно? Вот эта публичность такая, которая происходит в данном случае, наталкивает на мысль о том, что все-таки это явление заказное. Весьма вероятно, что не Чеботар является конечной целью. Потому что он на сегодняшний день пенсионер, и в общем-то его политическая карьера и профессиональная карьера – вряд ли он будет ее продолжать, да?
— Дискредитация министра….
— Да. Я думаю, что скорее всего речь идет о дискредитации министра. И тогда, как раз у нас все как-то логически выстраивается. Тогда понятно, что неизвестно откуда взяли, выбросили… Знаете, как в старом одесском анекдоте, когда два еврея говорят – вот знаете, у Мойши дочь проститутка? – Так у него сын. – Не важно, вот вся Одесса знает, что у него дочь проститутка. Примерно вот тот же принцип вот здесь вот у нас и пошел.
Поэтому вот эта вторая составляющая – она вообще никакая. И по большому счету, весь смысл появления этих пленок нужен только для того, чтобы вылить ушат грязи с одной стороны, а с другой стороны – чтобы хоть как-то привязать Сергея Ивановича к этим событиям. Понимаете? Потому что, если Сергей Иванович в этих событиях не участвовал, то какая же тогда растрата имущества? Кто же его растрачивал? Волонтеры? Кто? Понимаете?
— Все теряется.
— Да. По самой записи у нас тоже был момент, когда один из свидетелей, который давал показания, что он узнает свой голос на вот этой видеозаписи. Мы провели одновременный допрос этого свидетеля с Сергеем Ивановичем в суде – есть такая процедура, законом предусмотрена. В присутствии следственного судьи. Ну, такое мини-судебное заседание, если так можно выразиться. А свидетель говорит: «Да нет, там же не так записали на самом деле. Я вообще показания Сергея Ивановича подтверждаю. То, что мы с ним разговаривали – ну конечно разговаривали. Я был его подчиненным, и мы в день созванивались десятки раз. Я отвечал за снабжение. Но категорически утверждать, что именно на этом фрагменте видеозаписи именно я разговариваю, я не могу». Ну, оно и нереально. Кто же это вспомнит, и как это может произойти.
Поэтому сама по себе доказательная база по большому чету отсутствует. И то, что мы сейчас видим такое желание НАБУ теперь уже это скорее все сбросить в суд – мы понимаем, что это следующий пиар-ход. Потому что я думаю, что будет оказываться давление на того бедолажного судью, к которому это попадет производство, с одной стороны. А с другой стороны, я понимаю, что НАБУ будет говорить, что мы-то молодцы, мы же расследовали. А вот суды… Суды у нас все коррумпированы.
— Когда же будет суд?
— Ну, мы пока не знаем. Потому что сейчас еще идут процессы ознакомления с материалами. Материала достаточное количество. Скажем так, объем, количество томов вот есть определенное. Качество доказательств, как я уже сказал, никакое. А вот количество томов… Ну это же все надо просмотреть , прочитать, ознакомиться, изучить. Потом дальше будет следующий этап, когда защита будет предоставлять свои аргументы. И вот после этого будет приниматься решение уже о том, что направлять обвинительный акт в суд или может быть не отправлять. Ну, я не знаю. Потому что знаете, к сожалению, на сегодняшний день не очень здоровая практика, когда просто стараются дело в суд выбросить, и пусть их честь там что хочет, то с этим делом и делает. Дело в том, что у нас новый наш Уголовный процессуальный кодекс, который действует с конца 2012 года – из него исключили такую норму как возврат дела на досудебное расследование. В общем-то, наверное, это хорошо. Потому что не надо кругами гонять человека. Но это когда это касается рядового гражданина. Когда вот такого плана дела, взявшиеся из ниоткуда, из ничего…
— Да, из пиара….
– …то у суда на самом деле сейчас очень жесткий выбор. Либо надо невиновного человека осудить. Либо оправдать. Но тогда подвергнуться сумасшедшему воздействию со стороны правоохранительной системы, да? Вплоть до того, что может быть преследование в уголовном порядке. Потому что как же так – мы же тут расследовали, а он вот такое решение принял. Я, кстати, не готов вам сейчас сказать статистику точную, но мы смотрели в университете статистику: у нас сейчас оправдательных приговоров меньше, чем во времена Сталина в Советском Союзе.
— А сколько лет это уже длится?
— Ну, вот расследования досудебные вот уже почти три года. С 31 октября – это уже в статусе подозреваемого Сергей Иванович находится. Ну и остальные участники, естественно. А само расследование проводилось естественно заранее.
— А сколько сотрудников НАБУ в этом деле задействовано? Ну так, приблизительно?
— Достаточно большое количество. Потому что там группа детективов – человек шесть-семь-восемь – может быть, до десяти. И до этого военная прокуратура большой объем работы выполнила – они отслеживали все эти накладные, все эти вещи. По большому счету, вы знаете, у нас как-то не искоренили мы вот этот обвинительный уклон уголовного производства. Ведь у нас кодекс гласит, что уголовное производство для того, чтобы доказать либо вину либо невиновность человека на самом деле. А у нас, как только появляется уголовное производство, человеку ставят клеймо сразу. Хотя вот кстати это тоже к вопросу этики – подозреваемый не является виновным. Виновным он будет после того, как суд такое решение примет. А у нас очень часто человеку объявляют, что он уже преступник, хотя еще совершенно непонятно, чем все это закончится.
— Понятно, что НАБУ будет давить. Потому что иначе – чем они занимались все это время? За что получали зарплату.
— Я думаю, что тут не только зарплата. Я думаю, что скорее всего это элемент политического давления какого-то. Я не думаю, что они как-то пострадают с точки зрения зарплаты. Просто к сожалению на сегодняшний день при теперешнем руководстве это выглядит как инструмент политического влияния.
— А вот еще возвращаясь к формам давления на Сергея Ивановича. Вот этот пафосный обыск. Но потом, насколько я знаю, ему по здоровью нужно было выезжать на очередное запланированное обследование в Германию, и НАБУ-шники у него забрали загранпаспорт.
— Первоначально, когда избрали первый раз меру пресечения, то там кроме обязанности являться к следователю была еще обязанность сдать на хранение заграничные паспорта. Как законопослушный человек, Серей Иванович, естественно, на следующий день все в миграционную службу эти паспорта сдал в присутствии детектива НАБУ, в моем присутствии, получил расписку, что они сданы. Но у него – не только он болен, но и супруга. И была необходимость у его супруги выехать за границу на лечение. И мы написали ходатайство в НАБУ с просьбой разрешить ему выехать вместе с ней. Потому что ему надо было бы пройти обследование и сопровождать супругу. Потому что у нее тоже тяжелое заболевание. В удовлетворении этого ходатайства было отказано. И поэтому при продлении в дальнейшем меры пресечения – процессуально это возможно – мы все-таки пришли к ситуации, когда вот эту обязанность сдать паспорт и не выезжать без разрешения следователя у Сергей Ивановича отменили. На сегодняшний день паспорта у него на руках. Выезжать он имеет право. Дважды, если я не ошибаюсь, за это время он выезжал на лечение. Дважды он возвращался.
Там, кстати, вообще смешное. В ходатайстве об избрании меры пресечения один из аргументов был, что за последнее время Сергей Иванович 19 раз выезжал за пределы Украины. Слушайте, но 19 раз он возвращался.
— То есть, это тоже как форму давления можно расценивать?
— Конечно. Это произошло как раз накануне – я не знаю, является ли это совпадением, но этот обыск и задержание произошли как раз накануне того дня, когда нужно было супругу везти на лечение. А с другой стороны, это вопрос политики, это произошло накануне визита министра в Соединенные Штаты. Визит в дальнейшем был отменен, и я не знаю, был ли он отменен по этой причине, но не исключаю такого.
— Аресты сейчас уже сняты с имущества?
— У Сергея Ивановича арестов нет. Но у него нечего арестовывать на самом деле. Понимаете? У него есть квартира, которую он приватизировал – вот половина этой квартиры ему принадлежит. Что еще арестовывать? Имущество, которое его жена в наследство получила, в дар?
— А были какие-то попытки, на вас выходили, допустим, с тем, чтобы какую-то сделку заключить со следствием, признать вину частично?
— Нет, таких предложений в мой адрес не было и я думаю, их и не будет. И это не от того, что НАБУ-шники такие хорошие или я такой принципиальный. Просто все понимают, что есть позиция Сергея Ивановича. Адвокат всегда связан позицией своего подзащитного. Позиция однозначная, я в этом, кстати, его поддерживаю. Но в любом случае, это его позиция, что он не намерен признавать то, чего не было. Он в этом смысле боец, и он намерен доказывать свою невиновность. А НАБУ с такими доказательствами при честном справедливом рассмотрении в суде делать нечего.
— До 12 года его завернули бы просто назад на…
— Да. Или прекращайте, или что-то с ним решайте. Но в общем что-то делайте.
— Плохо то, что опять этот суд попадет на предвыборную кампанию.И на этом фейковом деле опять начнутся политические спекуляции.
— В данном случае да. У нас присутствует постоянный интерес со стороны прессы. Мы не против прессы. Мы хорошо относимся к прессе. Но просто то, что мы рассказали, вы, пожалуйста, изложите так, как мы рассказали. Не надо вырывать из контекста слова, понимаете, и под фотографией адвоката писать, что он чуть ли не просил своего подзащитного в тюрьму. Мы за то, чтобы процесс был максимально публичным, естественно. Нам скрывать нечего – все мы рассказываем, все мы показываем. Но мы хотим, чтобы то, что мы говорим и то, что мы показываем – чтобы оно не извращалось, а было таким, как оно есть на самом деле.
Итак, впереди суд. Надеемся, независимый. Каким он будет? Судя по имеющимся у НАБУ «козырям» – оправдательным для Сергея Чеботаря. Но, в таком случае, это станет обвинением для НАБУ. Столько лет тратить деньги налогоплательщиков, украинских и американских на откровенную «заказуху» Банковой? Это ли не провал? И ведь это не единственное «громкое» производство НАБУ, закончившееся столь же громким «пшиком». И это ли не приговор всей внутренней политике Петра Порошенко? Так и не ставшего действительно Президентом Украины.
Сергей Никонов, «ОРД»
