Когда вы выходите из здания одесского аэропорта, первое, что вас встречает – это огромная реклама стрип-клуба. Да и сам город насыщен всевозможными «мужскими клубами» и «салонами эротического массажа». В принципе, тому есть историческое объяснение. Одесса – портовый город, по крайней мере, когда-то был. И сходящих на берег групп филиппинских и китайских матросов, жаждущих потратить свои доллары, всегда с нетерпением ожидали стайки местных проституток.
Сейчас ситуация изменилась. Судов в порту значительно поубавилось, богатых клиентов тоже. Но спрос на украинских проституток сохранился. За рубежом. И девушек, готовых заняться такой «работой» из-за хронической и безысходной нищеты, стало также больше. Так появилась целая прослойка отечественных «торговцев живым товаром».
За одним из них мы сейчас едем вместе с группой оперативников из отдела по противодействию торговле людьми. Молодой человек, 22-х лет от роду посадил в свою машину двух девушек и везет их в аэропорт. Сегодня – 8 марта, в его руках – букет красивых роз.
– Маме везет, в Стамбул. Вежливый, сука, сын, не забыл про праздник – говорит один из оперов.
Мама, вероятно, организатор этого «бизнеса». В Стамбуле именно она «продаст» девушек в местный бордель и получит свои «комиссионные». Подъезжаем в аэропорт, а тут «нежданчик» – рейс отложили на два часа. Сутенер с девушками идет пить кофе. Идем пить кофе и мы. «Нас» оказывается на удивление много. Помимо оперативников, съемочной группы ЦОСа, еще пограничники из аэропорта, следователь, который будет «оформлять» задержанного и руководство отдела. Восьмое марта, всех ждут дома, но… работа есть работа.
– Надо своей цветы купить, а если еще рейс отложат? Скоро из дома выгонят.
– Так эти заберешь, которые для мамы, хороший букет, гривен семьсот стоит.
Все смеются.
Ярослав, опер из отдела по противодействию торговле людьми. В милиции — 5 лет, в отделе — 3. По нынешним временам это много. Молодой парень, который очень давно не спал. Сегодня отоспится. Как только закончится двухнедельная комбинация по задержанию сутенера с поличным.
— А если девушки скажут, что они по доброй воле ехали в бордель?
— В статье, по которой пойдет сутенер, есть очень важный момент. Основная его вина в том, что он пользуясь “вразливим”, уязвимым состоянием девушки — убеждал ее и вербовал на работу. А уязвимы сейчас практически все женщины. Бедность, нищета — это уязвимость. Невозможность обеспечить детей, старых родителей, родственников — это уязвимость. И вербовщик этим пользуется. Он за свои деньги делает загранпаспорт, покупает билеты. И все это в долг. В счет будущих “заработков”. И это подлость. И преступление. И ему светит 10 лет. Мы все уязвимы сегодня.
Удивительно трезвые мысли для совсем еще молодого человека. Уязвимость, вразливість … Она чувствуется не только в Одессе. Экономическая уязвимость, криминальная уязвимость, психологическая уязвимость. Чтобы государство развивалось, его жители должны чувствовать себя защищенными, а не уязвимыми. И это – миссия новой полиции. Особо сложная в издерганном, нищем, дезориентированном обществе. Где сложно отличить патриота от человека, зарабатывающего на патриотических чувствах. Где полиция должна проявлять чудеса выдержки, не отвечая эмоциями на эмоции, просто делая свое дело.
Недавно в Верховной Раде архиепископ УГКЦ Любомир (Гузар) сказал очень точные слова: “Суспільне благо — це коли кожний громадянин відчуває себе захищеним.”
О том, как вернуть людям защищенность – продолжаем разговор с начальником ГУНП в Одесской области Дмитрием Головиным.
– В последнее время очевиден рост не только уличной, но и этнической и организованной преступности. УБОП ликвидирован, ДКР занят текучкой. Есть ли какая-то необходимость в возобновлении работы не от факта?
— Есть, конечно. Я большую часть полицейской жизни проработал в УБОПе: от опера до начальника “бандитского” отдела. Поэтому ситуацию знаю не понаслышке. Она действительно очень сложная. Если у нас сейчас нет такого подразделения, как УБОП, тогда надо создавать управления оперативных разработок, хотя бы региональные, которые будут заниматься не рутиной розыска – тем валом, а именно выбивать профессиональные, организованные, этнические, преступные группы на территории области.
– Именно этнические?
– Не только. У нас в Одессе это сейчас в основном этнические группы. Например, кражи специализированные – это гагаузы, грузины, азербайджанцы. Наркотики – понятно, ромы, от этого мы никуда не уйдем. Мошенничество – это молдаване, украинцы. Разбои квалифицированные, барсетки – грузины. Вымогательства – азербайджанцы, чеченцы. Ну, то есть, есть четкие градации. Понятно, что преступность не имеет национальности, но есть те «высококвалифицированные» группы, которые создают вот эту профессиональную преступность. И для борьбы с ними необходимы Управления оперативных разработок по регионам – которые обслуживают 4-5 областей. Да, их 10 человек, но они берут на себя то, что не успевает ДКР. Поверьте мне, райотдел за редким исключением раскроет организованно-преступную группу. Он «хлопнет», и побежал дальше. В управление розыска есть специализированный отдел, но они не успевают, их 6 человек, вал сумасшедший идет, квалифицированные разбои группами шуруют. Поэтому я полностью поддерживаю идею. Что в виду того, что нет УБОПов, хотя бы УОРами перекрыть это направление. Хотя, в целом, было бы правильно, может, на базе ДКРа создать специализированные большие отделы, занимающиеся организованной преступностью. Преступность, вы же видите, за 2 года голову подняла, темпы развития оргпреступности и темпы развития специализированных подразделений ДКР несопоставимы.
— Вы где-то говорили, что ситуация в Одессе вообще напоминает 46-й год.
— Сейчас мне опять будут некоторые говорить, что я в этом не прав. Прав, поверьте мне, с тем количеством преступлений, которые были в 16-м году, в 15-м. Мы сейчас пытаемся сбить этот вал.
– Так, а по Киевской области ничем не лучше. Каждый день разбои, грабежи
.
— Да, Киевская область — это каждый день разбои и квартирные кражи, квалифицированные преступления. А у меня уличная преступность – это грабежи, кражи, кражи точно такие же разбои, тяжкие телесные. Чем отличается уличная преступность от квартирных краж? Квартирные кражи – это квалифицированные преступления. То есть, люди залезают, воруют, уходят. А в Одессе человек выходит в 8 утра за хлебом, а его бьют по голове, забирают телефон. Идет ребенок в школу – забирают телефон, идет женщина с работы – вырывают сережки из ушей.
— То есть, идет рост прежде всего неквалифицированных преступлений?
— Сейчас роста уже нет. Но я говорю о характерной разнице между Киевской областью и Одесской. Я же знаю, и там работал, и здесь. Тут делает погоду уличная преступность и этническая организованная преступность – это именно по Одесской области. В Киевской области делают погоду квартирные кражи и разбои, потому что население богатое в основном вокруг Киева живет и где деньги, туда преступники и лезут. Поэтому есть определенная разница.
Почему 46-й год? Потому что в 46-м году тут тоже на улицу нельзя было выйти, было такое, что в день 30, 40, 50 разбоев.
– Ситуация очень похожая, тем более, что оружия столько же…
— Оружия сумасшедшее количество. Полностью уничтожено понимание необходимости государственной власти. Отсутствие монополии на насилие со стороны госорганов. Если раньше милицию боялись, то сейчас чуть что — по полиции начинают сразу либо стрелять, либо оказывать злостное сопротивление. Поверьте, каждую неделю у нас задержание со стрельбой происходит. Очень многовекторный вопрос, знаете, на который так просто не ответить.
— И как выходить из ситуации? Понятно, что в 46-ом году был другой строй, не демократия, но как они боролись тогда с этим валом преступности?
– Жестко они боролись. Иногда просто расстреливали банды. А что было делать?Знаете, как бы меня не критиковали потом, может, я и за ваше интервью буду объяснения писать, но я – сторонник жестких методов. Вот сейчас та ситуация у нас в стране, когда нужны жесткие меры, по-другому мы просто не собьем вал преступности, не сможем обеспечить безопасность простых людей. Уговаривать, просить – прошло время, нельзя, это уже не работает.
Полицейский должен знать, что если он стреляет, действуя по закону, – его потом не затягают по прокуратурам и судам. Если он применил оружие, четко следуя инструкциям, он должен знать: есть ситуация – я стреляю. И преступник будет знать: если я достану ствол – полицейские будут стрелять.
— В рамках существующего УПК, должностных инструкций это возможно или нет?
— В рамках Закона о полиции. Инструкция, закон о полиции нам четко дает право применять оружие в строго определенных случаях. А наш УПК – это, знаете – учебник того, как преступнику можно выйти из зала суда. Другого определения я не нахожу. Пособие для адвокатов, как вытянуть любого преступника из любой ситуации.
— То есть, вопрос с УПК назрел и перезрел?
— Да, этот вопрос перезрел. Но пока человек лично не столкнется с какой-то критической ситуацией, он будет думать, что это просто полицейские хотят закрутить гайки, хотят себе работу облегчить. Да нихрена! Наш закон, как дышло, его можно перевернуть так, а можно перевернуть и так. А человек должен знать, что если он убил кого-то, то ему ТОЧНО дадут 15 лет или пожизненное заключение. Если он убил ребенка – то ему ТОЧНО дадут пожизненное заключение. Если он стреляет в полицейского, то полицейский имет полное право при задержании его застрелить и полицейскому ничего не будет. И тогда мы наведем порядок, тогда не будет этой вакханалии.
— Революция, война, экономический кризис. Это повлияло как-то на состояние агентурного аппарата, вообще он еще сохранился?
— Это сложный вопрос. Принципы работы с агентурой никуда не делись. Но обстоятельства многие поменялись. В том же БНОНе, год-полтора года не было «секретки», не было «девятки», и люди не могли работать с агентурой. Часть агентуры была утрачена … С частью, которая осталась и остается, были проблемы, сейчас их пытаемся исправить. Качественный состав поменялся не в лучшую сторону. Нет такого, как раньше, тотального приобретения агентуры.. И оперов, которые работали на авторитете – осталось очень мало. Деньги? 250 гривен или 2000 гривен за информацию об убийстве, которое стоит 20 тысяч долларов? Ну, бред, извините меня. Бред также, когда мы лимитированы в проведении оперативных закупок. Автомат стоит сейчас 1200 долларов, а я могу на него потратить, образно говоря, 500 долларов по закону.
— Видимо, проблема еще и в том, что текучка заедает настолько, что на агентурную работу не остается времени. А эта работа не терпит спешки.
— Текучка — это время, это тактические перекрытия. Не зря же было это агентурное перекрытие объектов. Внутрикамерная разработка – это вообще отдельная работа. Мы СИЗО полностью потеряли. Это просто дома отдыха для преступников! В каждой камере телефоны, за отдельные деньги посадят в камеру где интернет бесплатный. О каком перекрытии может идти речь? Мы пытаемся что-то сделать, но должен быть комплексный подход. Юстиция — одно, мы – другое, а результат у нас — не СИЗО, не места лишения свободы, а места, откуда совершаются мошенничества, руководят преступными группами.
Проблема взаимодействия с органами исполнения наказаний – это очень серьезная проблема. СИЗО превратились в мозговые центры преступности, в университеты, где готовят квалифицированных преступников.
– Как у вас складывается взаимодействие с экспертами и другими подразделениями, выведенными в центральное подчинение?
— С экспертами тут нормальные отношения. Но, я категорически против отделения структурных подразделений и переподчинении их Киеву. Вот недавно БНОН вернули в горизонтальное подчинение. Но если бы оно всё было здесь у меня – то это был бы один кулак, который я могу направить в любой момент. Еще и патрульные, но прямого подчинения нет. В результате, на принятие быстрого решения тратится лишнее время. Поэтому тут надо исходить из того, что ситуация сейчас нам не позволяет распылять подразделения, жертвовать оперативностью. Когда стабилизируется ситуация – это будут четко специализированные службы. Но сейчас это всё должно быть в одном кулаке. Взаимодействие, оперативное взаимодействие! Это то, что сейчас важнее всего.
Одесса живой пример, где за полтора года угробили всё, что было. Почему? Не было коммуникаций между подразделениями – это раз, плюс еще вертикальное подчинение ряда подразделений – два. Сейчас БНОН переведен в горизонтальное подчинение, дай бог, все-таки они покажут продуктивность.
— Вертикальное подчинение еще и увеличивает документооборт и время принятия решений.
— Совершаются убийства. Недавно было убийство валютчика. Находим сожженный джип. Я должен оперативно включить в группу представителей всех подразделений. Мне надо сначала их вызвать, подготовить письма, целая процедура, включить их в следственно-оперативную группу, так как у них вертикаль только через Киев. Что за бред?! Собрал и вперед, шашки над головой, поскакали. Но многим это не нравится, говорят: «Ты не полностью концепцию понимаешь». Я исхожу из реалий, которые сейчас на территории, а они не совсем хорошие.
— Концепция должна совпадать с действительностью.
— В идеале, это, может, и классно. Может, когда-то мы к этому придем. К тому же DEA (Управление по борьбе с наркотиками. США). Я очень надеюсь, что у меня сын, когда будет полицейским – он будет работать четко направленно. Но сейчас, прежде всего, нужно быстро взаимодействовать. Нет времени на отладку вертикальной структуры.
По определенным направлениям работы да, где-то вертикаль, может, она и нужна, чтобы отбить коррупционную составляющую. Но сейчас, извините, я пришел сюда работать, а не зарабатывать, мне важна цель и результат, чтобы люди могли, и мои родственники, в том числе, выйти на улицу, пройти по Дерибасовской и у чтоб них не украли телефон. И как я это буду делать никого не должно интересовать, я просто должен это сделать.
— А какая у вас нехватка состава?
— По штату 6500, некомплект уже 1648.
— То есть люди продолжают увольняться?
— Нет, люди не то что продолжают увольняться. В принципе, мы держим уже месяц то же количество. Вот университет выпустился, нам 75 человек дает. Ну, у меня, например, 200 некомплект следователей, 80 вообще пустых должностей, 120 – декретчики. Они в декрете, а должности есть. 160 оперов некомплект. Я назначаю конкурсы, в Министерстве они проходят. Конкурс идет месяц, 3-4 месяца им отучиться нужно, они придут летом. А летом уже сезон, а мне надо что-то делать. Поэтому я прошу, и гвардию сюда дать на подкрепление, и общественные организации прошу совместно патрулировать.
Плюс ввел такое понятие как единая дислокация для охранных фирм. То есть они охраняют свои объекты, но они знают, что если что-то случается, то их тоже выдвигают на помощь. Да, многие не хотят, многие говорят «это не наш функционал», но есть уже позитивные примеры задержаний. Охранные фирмы нам помогают. Они же с палкой в форме ходят не только для того, чтобы объект охранять.
— Возвращаясь к практике 46-го года, нельзя, например, демобилизованных именно военнослужащих привлекать по какой-то упрощенной системе?
— Да, с военкомом, с АТОшниками мы встречались с военными и просили: «Ребята, кто не видит себя после армии на гражданке – мы ждем. Хотите — в патрульные, хотите — в оперативники, хотите — в следователи. Приглашаем». С Вакуленко мы ездили в юридическую академию. Где можно, мы людей «воруем», особенно когда сейчас есть мотивация, есть зарплата. Дай бог, у меня получится, я хоть 10 комнат общежития предложу, смогу людей замотивировать. Специалист хороший хочет в Одессу приехать работать. Но где ему жить? Даже с зарплатой в 8 тысяч или 10, ему надо отдать тысяч 6 за коммуналку, ну за квартиру и плюс что-то же и покушать, семье дать. И он просто не может сюда приехать работать. А если будут хотя бы 4-х местные номера, как мы планируем сделать, то это будет совсем другое дело, это будет мотивировать человека. Он идет и он знает, что год-полтора он будет в общежитии жить как молодой сотрудник. Зарплата у него будет 10 тысяч, только за коммуналку надо будет платить, а не 5-6 тысяч. И он понимает, что это нормальные деньги. Так почему не работать? И плюс патриотическая мотивация, она сейчас играет большую роль. Именно патриотическая, а не псевдопатриотическая, когда просто за деньги изображают из себя патриотов.
Нужно просто делать свое дело. Иначе тут вообще болото будет, а мне этого не хочется. Мне хочется вывести одесскую полицию в первые ряды по стране. И я это сделаю».
Пока мы разговаривали с Дмитрием Головиным – оперативная группа УВБ одесской полиции, бойцы отдела быстрого реагирования Департамента внутренней безопасности Национальной полиции Украины, сотрудники спецподразделения КОРД и следователи полиции Одесской области готовились к заключительной фазе длительной операции. И на следующий день была задержана особо-опасная группа наркоторговцев. У бандитов был обнаружен и изъят расфасованный и насыпью амфетамин, спрессованный в брикеты, каннабис насыпью, таблетки «экстази», упаковочный материал и весы для наркотических средств и психотропных веществ, 5 тысяч долларов США, 40 тысяч гривен, принадлежности для изготовления амфетамина, 25 мобильных телефонов, сим-карты, банковские карты.
Кроме того, у злоумышленников изъято нарезное огнестрельное, холодное и пневматическое оружие. Также изъяты патроны различного калибра, несколько взрывных устройств и взрывные пакеты, сигнальные ракеты, дымовые шашки, ленты со снаряженными патронами, магазины к автоматам, противогазы, камуфлированная форма, балаклавы, рации. Пятеро бандитов были задержаны и помещены в ИВС.
Ежедневная, незаметная работа полиции – это именно то, что превращает нас из уязвимых граждан кризисного общества – в людей защищенных и способных этот кризис преодолеть. Медленно, шаг за шагом, благодаря тяжелой работе этих людей в погонах, – мы строим новый, безопасный и комфортный мир. И никому не позволим мешать этой работе.
Станислав Речинский, «ОРД»
