Последний раз я был в Одессе после трагедии 2 мая 2014 года. Город был пуст и напуган. Одесса была в шаге от превращения в Донецк или Луганск. Сгоревший Дом профсоюзов был первым показательным примером того «светлого будущего», которое готовили ему сепаратисты. Милиция не смогла тогда прекратить насилие. И защитить важнейшую основу государства – монополию на насилие. Пролилась кровь. Спасать ситуацию из Киева приехал заместитель министра внутренних дел Сергей Чеботарь с командой. В течение двух дней была произведена замена всего руководящего звена одесской милиции. Работать, наводить порядок новоназначенные руководители начинали сразу после представления. Изымали оружие, арестовывали зачинщиков и исполнителей, на улицы города вышли патрули. Одессу спасли. Дом профсоюзов сейчас огорожен бетонными плитами. Возможно, его стоит оставить в таком виде. Как памятник тому, во что превращается город, когда государство утрачивает столь непопулярную монополию на насилие. И когда насилие превращается из монопольного инструмента защиты государством большинства населения– в инструмент создания хаоса и в конце концов гибели страны.
После временной утраты Крыма Одесса осталась фактически единственным морским курортом Украины. Но обстоятельства складываются так, что добраться туда становится все сложнее. Автодорога Киев – Одесса практически уничтожена. Плюс ее периодически блокируют все кому не лень. Опасная мода. Ставящая под вопрос само существование государства. И, опять-таки, размывающая государственную монополию на насилие.
На самолете в Одессу из Киева добраться не сложно, но накладно. МАУ лупит цену в пять тысяч гривен. Моторсич несколько дешевле. Еще есть железнодорожный путь, но это свой, особый ад.
АН-24 приземляется на зубодробительную взлетку и через несколько минут интенсивного массажа почек – останавливается.
Аэропорт сложно назвать воротами главного курорта Украины. Скорее похоже на дверь сельского нужника. С рекламой стрип-бара. Впрочем, совсем рядом построено современное большое здание нового аэропорта. Но он не работает. Аэропорт есть – а взлетки нет. Когда запустят – хз. Сами одесситы новой взлетки побаиваются, потому что масштабы воровства на строительстве стали настолько пугающими, что проще пользоваться старой взлеткой. Вдруг новая просядет или просто развалится под шасси?
Дорога из аэропорта в центр города. Полуразрушенные старые двухэтажки. Иногда – просто руины. Для них не всегда нужна война. Порой достаточно просто масштабного воровства и бесхозяйственности на протяжении пары десятилетий.
Таксист показывает на дорогу и говорит: «Ремонтировали в прошлом году, а сейчас уже волнами пошла. Где-то недосыпали, украли и так во всем. И везде. Зато хотят 8 марта отменить. Кому это мешает? Половину улиц переименовали. Теперь документы на квартиры переделывать придется. Бред. Нашли время.»
Центр — будто другой город. Соседствующие улицы: Греческая, Еврейская, Польская. Та самая Одесса, которую не смогли уничтожить все губернаторы и мэры. Платаны, дворики, уютные кафе. И вездесущие пробки. Въезжаем в Аркадию. А это еще один, новый город. Современные многоэтажные новостройки. Красивые микрорайоны. Новые дома у самого моря. Таксист: «Застройщики украли денег на укреплении берега. И часть домов уже сползают. Ну и говорят, что после того, как построили яхт-клуб – изменились морские течения и Одесса просто сползает в море.»
Сползает – не сползает, но Аркадия красива. И вряд ли ее жители хотели бы, чтобы она превратилась в обстреливаемые руины. Вряд ли этого хочет и основной застройщик Одессы и по совместительству шеф действующего мэра Труханова – Александр Ангерт. Хотя, все зависит от того, кто имеет на него решающее влияние. А это вопрос сложный.
Но «русского мира» здесь нет, и не будет. Но рядом – Приднестровье, практически открытая граница с мощной российской базой. И, не стоит обольщаться, российской агентуры в городе более чем достаточно. И своих проблем в Одессе немало, на которых та же агентура умело играет. Городу как воздух необходимы порядок и безопасность.
Тогда, в 2014 после трагедии 2 мая, начальником ГУВД в Одесской области был назначен Иван Катеринчук, человек решительный и жесткий. Он смог в кратчайший срок навести порядок в городе и вернуть деморализованную милицию в рабочее состояние. Но уже 15 июня 2015 года в Одессе начался «грузинский эксперимент». На должность начальника ГУВД в Одесской области был назначен Гиорги Лордкипанидзе. Губернаторство Саакашвили, ряд других назначений «грузинских реформаторов» было во многом потаканием запросам общества. Романтическим надеждам на моментальные реформы, искоренение коррупции и так далее. На деле, к сожалению, все ограничилось неистовым пиаром, фактической остановкой работы и … новой коррупцией.
Лордкипанидзе в Одессе прославился тем, что считал милицейскую статистику «рудиментом советского союза», соответственно, ей не интересовался и в результате не знал ни оперативной обстановки в городе, ни эффективности работы своих подчиненных. Куда важнее для него был пиар. Так, именно пиар-шагом было, к примеру, назначение руководителями районных управлений полиции в Одессе – молодых патрульных.
В одном случае даже старшего сержанта. Все новоназначенные руководители имели опыт работы в полиции в районе 12 месяцев. До этого – никакого отношения к правоохранительным органам не имели. Результатов этой «красивой реформы» было сразу несколько. Не имеющие ни малейшего опыта руководители не могли контролировать своих подчиненных, в результате чего вся полиция Одессы решительно расслабилась. Часть опытных сотрудников уволилась, не видя никаких кадровых перспектив при таком «скоростном» прохождении новыми начальниками ступеней служебной лестницы. Часть – просто не захотела участвовать в происходящем балагане. Преступность в городе в результате существенно ожила. Расследовать преступления было некому, полиция занималась исключительно регистрацией.
Тем временем вокруг Лордкипанидзе стали массово появляться его земляки и управа на Еврейской стала походить на место встречи «апельсиновых воров». Что, в принципе, было недалеко от действительности. А Лордкипанидзе продолжал развлекаться, к примеру, издавая приказы по управлению на .. английском языке. И заявляя в прессе, что все ему просто не дают работать. А преступность тем временем становилась все наглее и агрессивнее.
В конце концов, когда стала очевидной полная импотентность и воровитость грузинских гостей – Саакашвили резко переквалифицировался в оппозиционера. Ушел и Лордкипанидзе. По слухам, сейчас подвизается советником при главе СБУ. Уход грузинской команды стал неофициальным городским праздником, вроде освобождения от немецко-фашистских захватчиков.
10 ноября 2016 года Нацполицию Одесской области возглавил генерал полиции третьего ранга Дмитрий Головин. Предыдущая должность – начальник Департамента нацполиции. Что говорит об особой важности Одессы в масштабах страны.
Кабинет Головина в управлении на Еврейской. Напротив – кафе «У Гоцмана». Гоцман – культовая фигура в Одессе, и в особенности среди одесской полиции. Здесь любят показывать места, где снималась «Ликвидация». А иногда говорят о том, что времена «Ликвидации» похожи на наши. Разрушенная экономика, разгул преступности, доступность оружия. И слишком мягкие законы, чтобы эффективно с преступностью бороться.
— Дмитрий Валерьевич, Вы принимали дела после грузин, что они тут успели натворить?
— Идет ревизия. Я попросил, чтобы нам начали ревизию по всем направлениям: служебно-оперативную, служебно-хозяйственную деятельность. Потому что непонятно, что есть в наличии, какие средства. То есть для того, чтобы понимать всё, что есть, в каком количестве, в каком оно качестве, грубо говоря. Ревизия по одним направлениям работы прошла, по другим еще идет.
— Но какие-то мысли уже есть по реформированию структуры, по вот этим реформам, как Князев говорит, «без копейки денег»?
— Ну, конечно. Понятно, что без копейки денег. Я думаю, как и в других областях. Общая и вечная проблема – финансирование не в полном объеме от потребностей. Все хотят реальных результатов, но никто не хочет смотреть, что в полиции тоже есть проблемы с финансированием. То, что есть сейчас — это всего-лишь 20-30% от того, что необходимо. Поэтому стараемся найти взаимопонимание с обладминистрацией, в какой-то мере с мэрами городов, с главами районных администраций, которые уже, что не может не радовать, понимают, что безопасность зависит не только от полиции, но и от их непосредственного участия. Начиная от самой дешевой камеры, которую они вместе поставят, и заканчивая ремонтом помещений, выставлением стационарных постов, помощи полиции с бензином, с ремонтом автомобилей.
— Я читал, что губернатор пообещал, по-моему, 77 автомобилей?
— Да, мы встречались с губернатором, я объяснил ситуацию, объяснил позитивный пример других областей, где работают группы быстрого реагирования. С учетом того, что Одесса наиболее криминальная область наравне с такими городами, как Киев. Губернатор поддержал оказание помощи полиции в приобретении 77 машин, которые будут обслуживать именно территорию Одесской области. То есть, область будет разбиваться на 77 квадратов, и группы быстрого реагирования в режиме 24 часа в сутки, 7 дней в неделю будут дежурить. Группы быстрого реагирования пребывают в любое место, в зависимости от удаленности, от 5 до 17 минут. Независимо от того дождь, снег, выходной, не выходной. То есть, как позитивный пример, это первое – население видит, что полиция будет реагировать абсолютно на все вызовы, не только связанные с административными и криминальными нарушениями. Любой сигнал о помощи – полиция там. И эта группа быстрого реагирования уже оценивает реально ситуацию. Если надо вызвать следственно-оперативную группу, то вызываем следственно-оперативную группу, если там утечка газа, то вызываем газ, если человеку плохо, скорая не приехала — оказываем первую медицинскую помощь. Ну, задумка такая, я ее осуществлю в любом случае.
-
А еще была у вас идея о переделке опорных пунктов …
-
Да. Зачастую у местного населения опорные пункты не особо пользовались популярностью. Люди боялись туда заходить, при том, что они в таких помещениях находятся, что действительно и самому страшно заходить. Подвалы убитые, за редким исключением где-то, может, хорошие где-то, где были дома шерифов – это два всего на Одесскую область. Поэтому было принято решение создать так называемые — полицейские станции, по-украински – поліцейськи одиниці. Это прозрачное помещение, устанавливается в местах наибольшего скопления людей. Для Одессы — это парки, в туристический сезон — это пляж, и в местах, где никогда не было опорных и вообще не было никакого контроля, Усатого (ул. Усатого, г. Одесса, — ред.), где распространены наркотики. Почему мы это делаем? Потому, что патрульная полиция не везде успевает и, к сожалению, разбита часть машин, есть люди, которые должны патрулировать пешком. Поэтому как участковые, как опера, так и патрульная полиция, находятся в станциях, эти станции видеофицированы. Есть определенный квадрат, где все видеокамеры я свожу в эту станцию. Люди смотрят, находятся там на месте, оперативно отслеживают ситуацию, если надо, могут выскочить, добежать, доехать. Вплоть до того, что на пляжах будут велосипеды, можно доехать и точно так же оперативно оказать помощь, оперативно вмешиваться в ситуацию, которая происходит.
Есть сейчас уже две станции, причем это не за деньги, которые выделяются из бюджета, а благодаря тому, что мы разъясняем необходимость этого нововведения и люди помогают. Коммерсанты, некоторые депутаты понимают. Если это его округ – ему нужно показывать свою работу. Понимают, что это важно – видеофикация, этот участок, это освещение. Это своего рода профилактика преступлений и приближение полицейских к народу, в те места, где раньше только участковый приходил. Некоторые приезжают, говорят «поставьте у нас полицейскую станцию, мы не хотим опорную». Они хотят видеть реформированный силовой орган – полицию. Полиция — это не как раньше забитые в подвале опорные, где, извините, стулья поломаны, а это европейский прозрачный, ну, не МАФ назовем его, а станция, в которой видно, что там никого не бьют, что туда можно зайти, там прохладно, можно выпить стакан воды холодной, если тебе плохо, тебе подскажут, туда приятно зайти. Его видно за километр, так как он будет светиться. И человек знает, что туда можно обратиться и тебе помогут. Мы отходим от стереотипа милиции как карательного органа. Переходим на партнерские отношения. Хотя, эти нововведения не всем нравятся. Говорят, что мол Головин хочет установить тотальную слежку. Но посмотрите на Европу, на США. Там уже давно все видеофицировано и понятно, что сейчас с преступностью эффективно бороться без этого невозможно.
Во-вторых, некоторые злопыхатели уже говорят, что мы ставим полицейские МАФы. «А где у вас разрешение на свет, на воду?» Хотя мы биотуалеты там ставим. Находятся такие люди, которые не видят в этом позитив, а сразу ищут негатив. Хотя, если что-то случится, они же первыми будут кричать «где полиция, помогите!» Есть такие люди, которые, к сожалению, в любом новшестве в первую очередь видят негатив. Это очень расстраивает в определенных моментах, но собака лает, а караван идет. А если ничего не делать, то мы придем к тому, что милицию переименовали в полицию и ничего не изменилось. А я не хочу, чтобы так было, должны быть изменения в нашем подразделении, в государстве, в обществе. В МВД в первую очередь мы начали реформирование реальное, а не на бумагах.»
Прервем интервью, чтобы продолжить его позже. И выедем на ночное дежурство по городу.
Главный нервный узел нацполиции – колл-центр. Сюда стекаются все обращения граждан. Оперативно обрабатываются, классифицируются, тут же на место происшествия высылается патруль. Красные точки — происшествия. Зеленые линии — маршруты экипажей.
За смену колл-центр принимает от 1000 звонков и выше. Летом – значительно выше. Как правило, говорить приходится с человеком в экстремальном состоянии, который толком не может объяснить, что и где случилось. Иногда приходится отговаривать самоубийц. Смена диспетчера – 24 часа.
В течение двух минут диспетчер должен оценить ситуацию, классифицировать событие, описать его и выслать задачу ближайшему наряду. Копии сообщения идут старшему диспетчеру и дежурному по району. Событие тут же выводится на интерактивную карту и определяется своим особым знаком. Наряду задача приходит на планшет. Старший наряда подтверждает получение задачи. И летит на вызов. По прибытии – отмечает на планшете, что прибыл на место. Затем действует по ситуации. После отработки отмечает на планшете «Исполнил» и составляет рапорт, который отправляется диспетчеру. Диспетчер оценивает рапорт и отправляет наряд в дальнейшее патрулирование. От звонка до приезда наряда проходит от 3 минут до часа. В зависимости от пробок и загруженности. Каждую минуту по Приморскому району Одессы приходит 6 сообщений. Районов в городе – четыре. Летом население Одессы увеличивается на 2-3 миллиона жителей и работа полиции становится сущим адом.
После смены диспетчер практически не может говорить. Эти люди не видны. У них – небольшие зарплаты. Им приходится учиться практической психологии прямо «на марше». И никто не научит их не принимать все услышанное за сутки близко к сердцу. Но без них — горя, смертей, боли было бы на порядок больше. Как и без тех, кто выезжает на вызовы, дежурит на «Двух столбах», патрулирует улицы. Они — один из немногих оставшихся столпов государства. Они — тонкая стенка, отделяющая наш мирный мир от хаоса. Они – ростки новой, интеллектуальной и эффективной полиции.
«Два столба» – это въездные ворота Одессы, где вместе сходятся трассы из Киева, Измаила, Рени, Болграда, Кишинева и 7-го километра. Сами «Два столба» – это опорный пункт полиции, находящийся в высокой круглой башне. Рядом с ней – выезда на трассы, на которых стоят полицейские автомобили. В башню сходятся данные видеокамер на трассах, способные фиксировать номера автомобилей и ситуацию на дорогах. Полицейские, дежурящие на «Двух столбах» первыми выезжают на аварии.
Первыми координируют деятельность спасательных служб, зимой – снегоуборочной техники. В случае крупных аварий берут на себя функции управлением дорожным движением. Работа малозаметная, но без нее воцарился бы хаос, без нее было бы больше смертей. В самой башне – мониторы, на которые выведены данные с камер. На компьютерах базы данных по угонам и, естественно, связь с колл-центром.
Лицо дежурного чем-то похоже на лицо шахтера. Смуглое, в черных точках от въевшейся автомобильной гари. Собачья работа. Без которой нельзя. Она невидна и нелюбима в народе. До тех пор пока что-то не случится с человеком. До тех пор, пока не поможет полиция.
В Одесской нацполиции служит много людей с оккупированных территорий. Они отличаются от других. Будто до сих пор не на работе, а на войне. Они очень хорошо работают. У них особая мотивация.
Андрей, начальник одесского уголовного розыска: “Дочка часто спрашивает, когда я смогу вернуться в свою комнату? В Луганске. А я не знаю, что ей ответить. Я там в расстрельных списках. А когда мы его освободим — не знает никто.”
— А в Одессе где живете?
— Снимаем трехкомнатную квартиру на две семьи. С сослуживцем. Нас все равно дома не бывает. Женам не так страшно, и детям веселей. Но свою квартиру в Луганске помню до мелочей. И родня вся там. Старенькие, которые оттуда никогда не выедут. Надеюсь, что одесситы это понимают уже. Есть большая разница между новостройками Аркадии и руинами донецкого аэропорта. Нельзя пускать войну в свой дом.
— Сколько выходных получается в месяц у вас?
— Нисколько.
Мотивация тех, кто потерял свой дом сильно отличается от мотивации тех, чья мирная жизнь не прерывалась. Не попавшему под каток войны человеку сложно представить, как его привычный мир может вдруг распасться на элементы. Сначала пропадет электричество, потом мобильная связь, потом вода в кранах. Уже одно это может сильно изменить систему ценностей. Когда пропадет хлеб, но появятся странные, страшные звуки, а за ними — руины соседних домов — человек изменится необратимо. Когда в руины превратится его собственный дом — старым, довоенным в человеке останется только имя и фамилия.
У этих людей на всю оставшуюся жизнь останется одна, сильнейшая мотивация — прекратить войну и отстроить свой дом, город, страну. Вернуть ребенку потерянную им комнату. Вернуть мирную жизнь. Они знают, что старую мирную жизнь вернуть уже невозможно. И ее не будет никогда. И горечь этих потерь останется навсегда. Но сквозь нее — нужно строить. И они будут только строить.
Никому из них не придет в голову орать о своих подвигах, или потерях. И уж тем более безбожно фальшивить, сознательно “включать Вьетнам”, биться в истерике или рассказывать о том, что от одного их вида все “прижимают уши”. Эти, последние, никогда не будут строить. Скорее разрушать. Потому что только на фоне руин моральные пигмеи могут казаться себе великанами. В этом — разница. И ее важно понять, чтобы не обманываться.
Есть принципиальная разница между не вылезающим из спортзала горластым позером и опером, у которого нет времени на сон. И разница эта вещественна — один проваливает порученную ему работу, потому что сосредоточен лишь на собственном пиаре. Второй — просто пашет. И этим спасает страну. А первый … рано или поздно развеется как утренний туман.
(продолжение следует)
Станислав Речинский, «ОРД»
